Статья: Прагмалингвистические основы межкультурной коммуникации

В.И. Заботкина

Рассматриваются прагмалингвистические основы межкультурной коммуникации. Анализируется взаимодействие между общекультурным и дейктическим уровнями широкого прагматического контекста в соотнесенности с универсальными и культурно-специфическими особенностями коммуникации.

Для успешного контакта двух культур необходимо, чтобы две системы знаний либо полностью совпадали (что является исключительным случаем), либо имели tertium comparationis, либо были переводимы одна в другую. Нам представляется, что в качестве tertium comparationis межкультурного общения может выступать широкий прагматический контекст. Успешная межкультурная коммуникация предполагает сознание, совместное знание. Это в значительной степени продукт социализации человека, усвоения им хранимого языком общественного опыта [1, с. 26].

Понятие «контекст» в прагмалингвистике включает различные аспекты: вербальный и невербальный, историко-культурный, психологический, социальный и т. д. Понятие контекста реализуется в виде дискурса как определенной последовательности речевых актов, связанных в глобальные и локальные текстовые структуры, в виде «фонового знания о мире», организованного посредством фреймов, сценариев, хранящихся в семантической памяти индивида и т. д. [4].

Как видно из сказанного, контекст в понимании прагмалингвистов не является понятием, соотносимым только с текстом, а служит для обозначения условий коммуникации. Именно в этом значении и будет далее употребляться этот термин.

Один из методологических принципов, о которых мы всегда должны помнить, пишет Т. Ван Дейк, заключается в том, что понятие прагматического контекста является теоретической и когнитивной абстракцией разнообразных физико-биологических и прочих ситуаций [2, с. 19]. Необходимо отметить, что типизированный прагматический контекст является структурированным. В нем можно выделить несколько подтипов.

Мы признаем три разновидности прагматического контекста: 1) дейктический контекст, включающий в себя: а) отношения говорящего и слушающего (цели, вид речевого акта, социальный статус, общие взаимообязательства), б) дейксис речевой ситуации: я и ты, здесь и там, сейчас и тогда; 2) общий дискурсивный (текстовой) контекст — знания, разделяемые говорящими и слушающими, полученные из предшествующего текста (дискурса); 3) общекультурный контекст — общие знания о физической и культурной вселенной. Данные знания могут быть зафиксированы (закодированы) в конвенциональных нормах поведения и общения, а также в лексиконе определенного общества [10, с. 324].

Мы полагаем, что все три вида контекста образуют иерархию, на верхней ступени которой находится общекультурный контекст. Он пронизывает как дейктический, так и дискурсивный контексты.

Рассмотрение культурного контекста с неизбежностью предполагает обращение к проблеме универсального и специфического в культуре. Данный вопрос уходит корнями в проблему соотношения сознания и языка, впервые поставленную Аристотелем, который рассуждает об универсальности отношений между миром и сознанием и отсутствием универсальности в отношении между сознанием и языком. В более поздние времена сторонники феноменологического подхода говорили об универсальности содержания, скрытом в любой частной культуре. Они исходили при этом либо из утверждения об универсальности структур сознания (Гуссерль), либо из постулата о психологическом единстве человечества (Юнг), либо из уверенности в наличии некоего фундаментального основания, осевой «изначальности» культуры, по отношению к которым все ее разновидности лишь частности или шифры (Хайдегер, Ясперс).

Этот взгляд был оспорен Гердером, предложившим антропологическое понимание культуры и заявившим, что нет ничего более ошибочного, чем употребление термина «культура» по отношению ко всем временам и народам. (В интерпретации современных социолингвистов, исходящих из данного определения культуры, каждое общество имеет свою собственную культуру, а различные подгруппы общества могут иметь свою собственную субкультуру). Данная точка зрения характерна для многих немецких романтиков и известна каждому лингвисту благодаря работам В. фон Гумбольдта о языке как особом мировидении (ср. с термином «гений языка» у французских лингвистов). Позже эти идеи были развиты в теориях культурологов, антропологов, занимающихся анализом контактов культур — Б. Малиновского [12], Кребера, Уорфа, E. Сэпира [14]. Работы этих ученых были насквозь пронизаны функционализмом и тем самым заложили основы современной прагматической интерпретации культурного контекста.

Вернемся к нашему постулату о том, что культурный контекст определяет дейктический и дискурсивный контексты.

Так, по результатам исследования Д. Тэнэн (Tannen, 1986), культура определяет, когда говорить, что говорить, с какой скоростью говорить, где и как долго делать паузы в разговоре. В основе всех этих прагматически релевантных черт коммуникации лежат культурные стереотипы. В разных культурах определенные черты дейктического контекста выстраиваются в различные иерархии. Так, в японской культурной традиции на верхней ступени иерархии находится социальный статус, именно он определяет выбор тональности ситуации, регистра, стиля и т. д.

Особенности культурного контекста определяют нередко и специфику построения дискурса. Например, K. Каплан [11] приходит к выводу о том, что в разных культурах существуют различные традиции построения абзаца. Эти различия представлены графически:

Английский язык	Семитские языки	Восточные языки
Романские языки	Русский язык

Эти различия необходимо учитывать при переводе с языка на язык.

Аналогично культурный контекст определяет выбор интеллектуального стиля или регистра в различных культурах. Так, Галтунг [9] выделяет тевтонский, саксонский, галльский, японский стили и представляет их различия графически:

саксонский	тевтонский	галльский	японский
(небольшие теории, ориентированные на эмпирические данные)	грандиозные теории	(в балансе) между грандиозными теориями и эмпирическими данными	(диффузное соединение)

Английский язык является типичным представителем саксонского стиля научной аргументации; немецкий — тевтонского.

Таким образом, контекст в прагмалингвистике, являющийся своего рода индексом координат для говорящих, представляет собой сложную иерархическую структурированную категорию.

Понятие культурного контекста не является одномерным. В соответствии с представлением, утвердившимся в антропологии, для каждой культуры (субкультуры) существует иерархически организованный набор ценностей или категорий, которые могут повторяться в других культурах, но в другой конфигурации [3, с. 139].

Правильность данного положения подтверждается нашим анализом картины мира англоязычного общества последних десятилетий, который свидетельствует о появлении новых и расширении традиционных субкультур, со своими системами ценностных ориентаций, стереотипизации того, что такое хорошо и что такое плохо, со своей системой стандартов. В разных субкультурах по-разному происходит хранение знаний о поведенческих и коммуникативных нормах. Каждая субкультура имеет свои стереотипизированные образцы, модели концептуализации мира, концептуализации ситуаций общения. Различия субкультур идут как по линии концептуальной картины мира, так и по линии ценностной картины миры со своей системой стереотипизированных образцов концептуализации оценок. В основе ценностной картины каждой конкретной культуры лежит своя система гештальтов. Все указанные различия находят отражение на уровне лексикона. При этом один и тот же фрагмент в картине мира по-разному концептуализируется и ословливается представителями различных субкультур.

Обычно, когда говорят о специфике культуры определенного языкового сообщества, имеют в виду национальную специфику. Среди факторов, формирующих уникальность национального сознания, обычно указывают на исторически сложившиеся экономические, общественно-политические, географические, климатические и физико-антропологические особенности людей, принадлежащих к данной национальной культуре [3, с. 139].

В настоящий момент, когда происходит коммуникативное и культурное сближение наций, вернее будет говорить об изменении в иерархии прагматических параметров, определяющих специфичность культуры. Национальный параметр, который по логике вещей должен занимать высшую ступень в этой иерархии, как правило, сочетается с такими параметрами, как социальный, профессиональный, возрастной, гендерный, этнический. В результате одинаковые субкультуры в разных национальных сообществах имеют одинаковые прагматические нормы. Именно в этом проявляется связь культурного и дейктического контекстов.

Таким образом, можно говорить о том, что каждый индивид имеет свою систему ценностных ориентаций, стереотипов, стандартов и идеалов, свою картину мира, определяемую уровнем его культуры, и свой собственный идеолект. Он впитывает в себя стереотипы, стандарты и ценностные ориентиры, принятые в тех подгруппах общества, в которые он входит.

Каждый язык окрашивает через систему своих значений и их ассоциаций концептуальную модель мира в национально-культурные цвета [6, с. 176].

Присущая языку национально-культурная семантика является, с одной стороны, продуктом коммуляции сведений, и в этом случае можно говорить о культурнонакопительной (или культуроносной) функции языка; с другой стороны, язык сам приобщает своих носителей к своей национальной культуре — такова его культуроприобщающая функция [1, с. 26].

Наконец, общенациональная культура народа входит в общечеловеческую культуру с универсальными представлениями о добре и зле, любви и ненависти.

Во всех человеческих культурах существуют общие концепты, Так, по мнению Ю.С. Степанова, имеется, например, некий концепт «приветствия», общий для человеческой культуры вообще, по отношению к которому сравниваемые разнокультурные жесты являются различными реализациями, воплощениями [5, с. 284].

Таким образом, можно говорить о реальности общечеловеческой культуры, не зависящей от генетических и прочих индивидуальных черт различных культур. В подтверждение этого Ю.С. Степанов приводит высказывание основоположников христианства: «Нет иудея, ни эллина, нет раба, ни свободного, ни мужчины, ни женщины, ибо все вы — одно во Христе Иисусе [Ап. Павел. К Галатам, 3, 28 — цит. по: 5, с. 284].

Слово, являясь частью культуры, фиксирует отражение реального мира и несет в себе определенный культурный код.

В этой связи хотелось бы напомнить высказывание Фридриха Шлегеля о том, что «различные эпохи в древнейшем языковом созидании образуют именно различные ступени культуры в процессе развития человеческого духа. И язык вообще как нить воспоминания и традиции, соединяющая все народы друг с другом в их последовательности, это как бы общая память и великий орган воспоминания всего человеческого рода» [7].

Таким образом, диалектическое взаимодействие универсального и специфического в культуре выражается в значении слова. Универсально значение языкового знака в том смысле, что он соотнесен с некоторым фрагментом реального мира и, независимо от способа соотнесения, несет в себе знание об этом фрагменте. Однако универсальность «разворачивается» на фоне специфического культурного фрагмента значения, которое определяет способ реализации знания о мире.

Список литературы

1. Верещагин Е.М., Кастомаров В.Г. Язык и культура. М.: Индрик, 2005. С. 26.

2. Дейк Т.А. Язык, познание, коммуникация. М.: Прогресс, 1989.

3. Пацаева М.А. К проблеме национально-культурной специфике значения слова // Семантико-прагматические и социолингвистические аспекты изучения языка. М., 1990.

4. Петров В.П. От философии языка к философии сознания: Новые тенденции и их истоки // Философия, логика, язык. М.: Прогресс, 1987. С. 4—20.

5. Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка. М., 1985.

6. Телия В.Н. Метафора как модель словопроизводства и ее экспрессивно-оценочная функция // Метафора в языке и тексте. М.: Наука, 1990.

7. Шлегель Ф. Философия языка и слова // Эстетика, философия, критика. М.: Искусство, 1983. С. 364.

8. Dijk T.A. van. Text and context: explorations in the semantics and pragmatics of discourse. London New York: Longman, 1980. 261 p.

9. Galtung J. Papers on methodology. Theory and methods of social science research, № 2, Copenhagen, Ejles, 1979.

10. Givon T. Mind, code and context. Essays in Pragmatics. Hillsdale, New Jersey. London, 1989. 456 p.

11. Kaplank K. The authority of rhetoric: Philadelphia, PA: Centre for Curriculum Development, 1972.

12. Malinovsky B. Coral Gardlus and their Magic. Vol. II. The Language of Magic and Garden London: Allan, 1935.

13. Ochs E. Introductions: What child language can contribute to pragmatics // Developmental Pragmatics. New York, 1979. P. 1—17.

14. Sapir E. «Male and female forms of speech in Yana.» Reprinted (1929) D. Mandelbaum (ed.) (1949) Selected Writings of Edward Sapir in Language, Culture and Personality. Berkeley and Los Angeles: University of California Press (1949).