Курсовая работа: Социальная и этническая идентичности

Название: Социальная и этническая идентичности
Раздел: Рефераты по психологии
Тип: курсовая работа

Введение

Проблематика социальной идентичности находится на стыке интересов социологии, истории, культурологии, когнитивной психологии, психологии личности и социальной психологии. Однако долгое время она находилась на периферии научного анализа в психологии. В последние годы она обрела свое место в психологии познания.

Анализ процесса становления современных представлений о социальной идентичности показывает, что интерес к исследованиям в этой области возник в русле общепсихологических и социально-психологических течений, снимая противоречие между структурно - функционалистской и феноменологической традициями в исследовании личности.

В условиях социальной нестабильности личная идентичность является ведущей и определяющей направления социальной самоидентификации. Основой самоидентификации личности в изменившихся условиях является не столько базовая потребность в самоуважении, сколько потребность в смысле, в понимании, что способствует наилучшей адаптации и усилению чувства контроля над собственной жизнью.

В настоящее время исследователями рассматривается диапазон кризисных явлений социальной идентичности на постсоветском пространстве (снижение, утрата или резкий рост идентификации с различными социальными категориями) и их влияние на миграцию, социально-психологическую адаптацию мигрантов и этническую толерантность-интолерантность.

Проблематика социальной идентичности имеет солидную традицию изучения в различных направлениях психологии. Можно согласиться с Г.М. Андреевой, которая считает, что хотя поток психологических исследований по проблеме социальной идентичности появился сравнительно недавно - в конце 50-х годов, а теория социальной идентичности была сформулирована в 70-е годы XX века, разработка понятия идентичность началась в психологии значительно раньше.

До недавних пор в отечественной психологии понятие идентичности практически не использовалось, оно не было предметом ни теоретического, ни эмпирического изучения. Оно не встречалось в монографиях, учебниках и журнальных публикациях, этого понятия не найти даже в последних изданиях психологических словарей. Только в последние годы оно начинает появляться на страницах психологической печати, однако по-прежнему для большинства читателей остается чуждым, малопонятным и плохо вписывающимся в привычный категориальный аппарат.

Вместе с тем в зарубежной психологии данное понятие, начиная с работ Э. Эриксона, впервые обратившегося к нему, завоевывало все большую популярность и сегодня является неотъемлемым атрибутом понятийного аппарата. Какое же содержание вкладывается в него современными западными психологами?

1. Истоки исследования социальной идентичности

Появление термина «идентичность» связывают с именами Э. Эриксона и Э. Фромма. Непосредственно предшествуют введению в психологию этого понятия работы 3. Фрейд, который использовал термин идентификация. Понятие - идентификация (отождествление), было предложено 3. Фрейдом в работе «Массовая психология и анализ человеческого Я» и означало самое раннее проявление эмоциональной связи с другим лицом. В социально-психологической литературе этот терминимеет более широкое значение, чем в психоаналитической и обозначает имитацию, подражательное поведение, эмоциональное слияние с объектом.

В восьми современных психологических работах разделяются понятия идентичность и идентификация. Например, когда говорят «идентичность», акцент делают на некотором состоянии, как на относительно конечном результате самоотождествления. Идентификация - процесс, специфика психологических и социальных механизмов, ведущих к этому состоянию.

Изучение идентичности восходит к работам профессора Гарвардского университета У. Джемса, который в конце прошлого века (1890г, «Принципы психологии») разработал концепцию осмысления личностью своей самотождественности, своих границ и места в мире. Джемс показал, что человек думает о себе в двух плоскостях, а именно, в личном (I), где создается личностная самотождественность, и в остальном (Ме), где формируется многообразие социальных Я индивида. Эти две плоскости - стороны одного целостного образования (self).Джемс сформулировал вопрос, который определил дальнейшее направление исследований идентичности: «Может ли человек утром, вставая с постели, сказать, что он тот же самый, кто ложился вечером спать?»

Данная концепция создавалась в конкретных социальных условиях, в частности, в демократическом обществе, где человек имеет возможность и должен делать самостоятельный выбор целей. Он может сам определять направление своей деятельности, содержание целей, связанных с различными компонентами Я, а также оценивать успешность результатов деятельности, эффективность цепей.

Мы интерпретируем знаменитый постулат Джемса: самоуважение индивида определяется отношением наших действительных способностей, реально достигнутого успеха и притязаний, проявляющихся в желании занять определенное положение в обществе и кем-тостать через сочетание двух параметров: идентификации и самоуважении.

Идентификация определяет не только цели человека, но и уровень его самоуважения и самооценку. Например, если человек решает отнести себя к категории хороших педагогов, а его реальные успехи в преподавании оставляют желать лучшего, для сохранения самоуважения он может продумать, в чем причина неудачи, снизить притязания, например, решить, что он может позволить себе быть не очень хорошим учителем. Или вообще сказать себе, что преподавание - это не его деятельность и найти какую-то другую работу. И в том, и в другом случае самооценка может не упасть. Возможность сказать себе, что я меняю профессию, по сути означает смену профессиональной группы и смену идентичности. Поэтому в этом смысле можно сделать вывод, что в концепции Джемса социальная идентичность является одним из личностных оснований, которые помогают человеку сохранить самоуважение и целостность его Я.

В эту же группу можно отнести работы Э. Фромма, который, работая в русле неофрейдизма, вплотную подошел к проблематике социальной идентичности.

Э. Фромм, начал писать о проблеме идентичности после эмиграции из нацистской Германии в Америку в 1933 году. Реакцией на это событие стали несколько его публикаций, в которых он описывает влияние тоталитарных систем (фашизм, сталинизм) на личность человека. Первое обращение к проблематике идентичности было сделано в работе «Бегство от свободы», где он по сути вводит понятие идентичности, а также описывает мотивы возникновения той или иной идентичности.

Идентичность появляется в ходе развития и означает чувство принадлежности к какой-то целостной структуре, осознание человеком того, что он является частью этой структуры и занимает в ней определенное бесспорное положение. Идентичность помогает человеку реализовать основную потребность и найти свою социальную нишу, что позволит ему избежать наихудшего страдания - полного одиночества и сомнений.

Фромм показал сложную взаимосвязь идентичности с конкретными историческими условиями, а также связь между чувством свободы и чувством одиночества, определенный баланс между которыми устанавливается в процессе идентификации.

В середине XX века появились и другие работы, которые по-своему повлияли на развитие проблемы идентичности в психологии. Например, феноменалистический, перцептивный или гуманистический подход (Дж. Брунер, К. Роджерс и др.), который также как и теория социальной идентичности, базируется на нескольких психологических основаниях, в частности, когнитивном и личностном и рассматривает поведение индивида как результат восприятия ситуации. Восприятие выступает в роли центрального понятия.

Главная идея сторонников этого направления заключается в том, что человек не может повлиять на реальные события (можно лишь избежать или включиться в ситуацию, но не изменить то, что уже свершилось или совершается с нами). Для человека более доступно изменение восприятия этих событий и переосмысление происходящего.

На наш взгляд, феноменалистический принцип субъективности восприятия, связанного с организацией сознания и поведения личности и понимание образа Я как перцептивной установки, через которую преломляется восприятие окружающей действительности и самого себя, близко расположено к тому, что подразумевается под идентичностью.

Близость данного подхода к теориям идентичности проявляется и в понимании личностного Я, которое представляет собой внутренний механизм, в котором заключаются преломленные в ходе восприятия отражения реальности. Он формируется под влиянием оценочных и аффективных установок и поэтому может быть хорошим или плохим. Качество оценок задается воздействием культуры, других людей и самого человека.

В отечественной социальной психологии предвестником исследований социальной идентичности были работы Л. И. Уманского и его последователей, посвященные проблеме поэтапного формирования малой группы через развитие ее важнейших социально-психологических параметров. В этой концепции, представления о собственном групповом членстве являются одним из оснований принятия групповых норм и правил.

Приведем некоторые другие примеры подходов, имеющих, на наш взгляд, отношение к проблематике социальной идентичности и давших толчок к изучению отдельных аспектов этой проблемы.

2. Теоретические подходы к исследованию социальной идентичности

На основе проведенного анализа работ в области исследования личности можно выделить ряд теоретических подходов, которые со ставили историю формирования данной проблематики психоаналитическое направление (3. Фрейд, Э. Эриксон., Дж. Марсиа, А. Ватерман), символический интеракционизм (Г. Мид, Ч. Кулей, И. Гоффман, Г. Фогельсон, Л. Краппман, Ю. Хабермдс), бихевиористический подход (М. Шериф, С. Шериф), когнитивный подход (Г. Тэджфел, Дж. Тернер, Д. Абрамс, М. Хогг), деятельностный подход (В.С. Агеев), феноменологическая социология (М. Хайдегер,Т. Парсонс ,Г Салливан), конструкционистский подход (Ф. Барт, П. Бергер, Т. Лукман, К. Герген, Т. Г. Стефаненко) и другие.

Классификацию основных подходов изучению идентичности можно проводить по различным основаниям. Например, в зависимости от того, какое место занимает проблематика идентичности в общей концептуальной системе подходы, в которых понятие идентичности еще не было центральным, но уже имело определенное место в системе знания, подходы, в которых идентичность присутствует в качестве одного из системных понятий. Другое основание классификации метод исследований, который используют авторы, в частности, описательная или экспериментальная традиция.

2.1. Теории социальной идентичности

Эта идея получила свое первоначальное оформление в теории социальной идентичности Х.Тэджфела — в идее существования определенного социально-поведенческого континуума, на одном полюсе которого локализованы формы межличностного взаимодействия, а на другом — взаимодействие людей как представителей определенных общностей. Первый вариант предполагает актуализацию личностной идентичности, второй вариант — социальной. Вопрос о том, какая из идентичностей будет актуализирована в данный момент, решается автором следующим образом: поскольку во главе угла данной теории стоит некая мотивационная структура — достижение позитивной самооценки, то человек будет прибегать к межгрупповым формам поведения (актуализируя социальную идентичность), если это кратчайший путь к достижению позитивной самооценки. Если же он может достичь ее на уровне межличностного общения (актуализируя личностную идентичность), ему нет нужды переходить к противоположным формам поведения данного континуума.

Разрабатывая теорию группового поведения, Дж. Тернер, как известно, отказался от мотивационной основы, осуществив качественный скачок от мотивационно-когнитивной теории социальной идентичности к чисто когнитивной теории самокатегоризации. Одним из постулатов его теории является возможность существования категоризации на трех разных уровнях, соответствующих общечеловеческой, социальной и личностной идентичности, притом, что между этими уровнями существует функциональный антагонизм. Таким образом, идея оппозиции личностной и социальной идентичности не только не исчезла, но стала даже еще более жесткой.

Представители когнитивной психологии и сегодня продолжают рассматривать социальную и личностную идентичности как взаимоисключающие понятия. Ярким, хоть и нетрадиционным примером современных исследований данного типа является работа М. Яромовиц, которая предложила несколько необычную трактовку соотношения личностной и социальной идентичности, методический инструментарий для его исследования и анализ последствий различных типов данного соотношения.

Для эмпирического изучения личностной и социальной идентичности М. Яромовиц разработан специальный «Опросник социальной перцепции» («Questionnaire of Social Perception») и особая процедура обработки и трактовки результатов. Опросник состоит из 70 позитивных характеристик. Он предлагается испытуемому трижды со следующими инструкциями:

• в первой серии — отметить из предложенного набора те характеристики, которые, с точки зрения испытуемого, присущи представителям собственной группы, а затем из них отобрать десять

• во второй серии — отметить из предложенного набора те характеристики, которые, с точки зрения испытуемого, присущи представителям другой группы, а затем опять-таки из них отобрать десять наиболее часто встречающихся;

• в третьей серии — просто отобрать десять характеристик, специфичных для себя лично.

Таким образом, в результате данной процедуры экспериментатор получает три набора характеристик из десяти пунктов каждый и начинает последовательно сравнивать эти наборы друг с другом, отбирая те характеристики, которые при сравнении не повторяются. Набор специфических характеристик, оставшийся после сравнения ингруппы и аутгруппы («Мы — Они», в терминологии автора) отражает социальную идентичность, а набор специфических характеристик, оставшихся после сравнения себя с членами ингруппы («Я — Мы»), согласно автору, отражает личностную идентичность.

Социальная идентичность превалирует у тех, у кого высокий уровень отличий при сравнении «Мы — Они» и низкий уровень отличий при сравнении «Я — Мы». И наоборот, личностная идентичность превалирует у тех, у кого высокий уровень отличий в случае сравнения «Я — Мы» и низкий — в случае сравнений «Мы — Они». Предполагается, что чем выше уровень отличий, тем сильнее влияние идентичности на поведение индивида.

М. Яромовиц попыталась не только предложить новый взгляд на два основных вида идентичности и инструментарий для их исследования, но и определить влияние разных вариантов соотношений личностной и социальной идентичности на отношение к членам аутгрупп. Исследовательница выдвинула гипотезу, согласно которой низкий уровень отличий Я от Мы соотносится с недостаточно развитой способностью осознавать нужды, состояния и цели других (Они) и, наоборот, способность осознавать потребности и цели членов аутгрупп предполагает наличие развитого умения дифференцировать себя от членов собственной ингруппы.

В результате проведенных эмпирических исследований данная гипотеза в целом подтвердилась, что позволило сделать следующие выводы:

• эгоцентризм, или ингрупповая ориентация — универсальное свойство человека;

• дифференциация когнитивной схемы «Я — Мы — Другие» — необходимая предпосылка выхода за рамки эгоцентризма для осознания разных социальных перспектив и понимания других;

• социальное Я и социальная идентификация вызывают синтонность и чувство ингрупповой включенности;

• необходимой предпосылкой сосуществования с аутгрупповыми членами является способность отличения «Я — Мы».

Формирование социальной и личностной идентичности необходимо для формирования способности переключения внимания индивида с одной перспективы на другую.


3. Применение неформализованных методов в изучении «феномена» социальной идентичности. Метод интервью-гайд.

Концепт социальной идентичности обладает существенными возможностями, позволяющими предсказывать и интерпретировать различного рода социальные связи и взаимоотношения индивидов друг с другом. Это отражается уже в самой дефиниции понятия социальная идентичность, а именно как «определение личности в терминах групповых атрибутов, которые возникают из идентификации с группой для того, чтобы описать или определить самого себя», либо как «связующий процесс между коллективным феноменом, индивидуальными социальными когнициями и поведением». Дискуссия в связи с изучением феномена социальной идентичности возникает при выборе адекватных форм измерения данного явления.

Формализованные методики - ограничивают привлечение понятий и суждений об идентичности из эмпирического опыта самих людей, но позволяют верифицировать данные статистическими методами. Качественные или полуформализованные методы позволяют выявлять субъективный категориальный аппарат респондента, но не предлагают какой-либо логически-стройной модели его интерпретации. Поэтому проблема адекватных методов в исследовании социальной идентичности остается открытой

В предлагаемой работе рассматривается возможность применениянеформализованных методов в изучении «феномена» социальной идентичности.

В качестве примера хочется привести исследование, проводимое в г. Краснодаре в середине 90-х г. Они использовали «мягкий метод», а именно интервью-гайд, который позволил бы получить представление о пространстве групповых отношений в дискурсе респондента о субъективной идентификации (МЫ-идентичность) и противопоставлении с группой (ОНИ-идентичность).

Методом полустандартизированного интервью было опрошено 13 респондентов, в качестве которых выступили русские мигранты, переехавшие из бывших советских республик не территорию Краснодарского края в середине 90-х и в настоящее время, и инвалиды, проживающие в городе Краснодаре.

Основной круг вопросов, который предполагалось решить, применяя технику интервью сводился к тому, чтобы:

выявить совокупность различного рода субъективных суждений, представлений респондента о социальном пространстве «своих – не своих» групп.

Далее, на основании полученных высказываний описать проявленные стратегии конструирования пространство групповых взаимоотношений.

Логика работы с нарративами интервью была следующая:

Первым шагом явилось вычленение из текста номинаций идентификационного МЫ-ОНИ пространства и элементарное деление указанных номинаций по одному единственному основанию – размер группы. Так как все используемые МЫ-ОНИ номинации так или иначе отражают социальные общности и группы, то шкалой деления является переменная малые/большие группы, рассматриваемые в рамках социально-психологического подхода. Применяя указанную переменную к идентификационным парам мы получили три основных «сценария» конструирования идентификационного пространства МЫ-ОНИ:

МЫ-малая – ОНИ-большая группа

МЫ-малая – ОНИ-малая группа

МЫ-большая - ОНИ-большая группа (Таб. №1)

Таблица 1

МЫ ОНИ

Малая группа

Друзья детства

Малая

Двое из друзей детства, у которых статус стал выше

Малая группа:

близкие родственники, соседи и коллеги по работе; люди с которыми я близко общаюсь: родня, работа; друзья;

Большая:

люди другой нации; те, кто имеют власть и деньги; люди, которые доставляют какие-либо неприятности или же те люди, с которыми мои взгляды, мои интересы просто не совпадают; коренное население Кубани; люди, которые живут в другой стране, другие по социальным условиям

Большая группа

Женщины; земляки; люди, с которыми интересно общаться, люди, которые относятся близко друг другу по какому-то социальному статусу; люди, которые по интересам близки; инвалиды; молодежь; воспитанные; доброжелательные, уверенные в себе;

Люди 1978, 77, 76 года рождения

Большая

Милиционеры и военные; коренное население Кубани; люди высшего уровня; люди, которые переступили порог какой-то нравственности; люди, которые свои материальные блага ставят в первую очередь; не воспитанные, которые с пренебрежением относятся к окружающим; не доброжелательные, с которыми не приятно общаться; Другие, это вот те, кто после 79-го года рождения

Вводимые сценарии МЫ-малая – ОНИ-малая; МЫ-малая – ОНИ-большая; МЫ-большая – ОНИ-большая представляют собой простое разграничение основных, названных респондентом номинаций социальной идентичности. Но так как мы рассматриваем пространство МЫ-ОНИ взаимоотношений, поэтому нам необходимо диагностировать качество границы между этими группами.

Такую диагностику невозможно провести опираясь только лишь на социально-психологическое различение групп по размеру, поэтому мы применили типологическую модель социальных отношений, предложенную Фердинандом Теннисом. Теннис, обозначив два крайних типа социальной связанности, в научной традиции известные как Gemeinschaft (общностная, традиционная)/Gesellschaft (общественная, современная), тем самым установил идеальные логические пределы или стандарты сравнения, с помощью которых осмысляются процессы изменения в социальных взаимоотношениях индивидов, а также более крупные сдвиги в социальных системах.

В данной работе указанная типология применима для диагностики преобладающего типа социальной связи и склонности к толерантному/не толерантному взаимодействию. Несмотря на то, что подобная типология опирается на очень широкие обобщения и в силу этой широты остается относительно неопределенной, «рыхлой», тем не менее, она создает контекст объяснения или согласования со всей схемой.

Такого рода социологические типы, ориентированные на поиск наиболее общего и повторяющегося, в силу абстрактности своего содержания оказываются применимыми к различным эмпирическим случаям.

Анализ интервью: пространство групповых МЫ-ОНИ взаимоотношений

Соотнося теоретические постулаты, выдвинутые Теннисом для характеристики каждого из обозначенных им типов и их эмпирические референты, которые были выявлены в дискурсе респондентов в форме соответствующих языковых конструкций, мы получили следующие результаты. Были проявлены несколько случаев с проницаемой, открытой границей между группами и несколько случаев, соответственно с непроницаемой, закрытой границей.

Основные эмпирические импликации следующие:

1) Для ряда случаев граница между группами в пространстве МЫ-ОНИ может быть открытой, прозрачной при определенных условиях.

Во-первых, если пространство МЫ-ОНИ групп существует в рамках единого Gemeinschaft-го целого. Тогда группы «своих – не своих» воспринимаются не как противопоставляемые категории, но как различные (в связи с появлением Gesellshaft-х ресурсов: статус, богатство, власть) в рамках этого единого сообщества. (Например, когда респондент указывает на то, что другие – это часть «своих», но различающиеся по соответствующим критериям).

В этом случае восприятие идентификационного пространства единым реальным или символическим социальным целым нейтрализует возможную поляризацию групп. В дискурсе респондента также фиксируется возможность взаимо-перехода между группами, готовность принимать «других» в свою собственную группу и выстраивать сотруднические отношения.

Во-вторых, проницаемость границ возможна, в случае, если между группами существует различие, например МЫ-малая – ОНИ-большая, но диагностируя границу в указанном пространстве, обращаясь к дискурсу респондента обнаруживается, что обе группы конструируются при помощи схожих Gemeinschaft параметров. Это может означать, что пространство групповых отношений воспринимается неразрывным. То есть ОНИ – это своего рода проекция МЫ, но при определенных условиях «если…то», ив неопределенном будущем. Здесь также предполагается возможность перехода из одной группы в другую и, соответственно, если граница транспарентна, то напряженность между группами минимизирована.

В-третьих, граница между группами может быть выстроена внешне, например, разница в географическом положении, но при мысленном конструировании обладать свойством транзитивности, то есть переноса социальных характеристик и основанных на них отношений со «своей» группы на «чужую» и наоборот.

Тенденция к открытости границы не обнаруживает связанности с преобладанием Gemeinschaft либо Gesellschaft-го конструирования: и та и другая стратегия групповых отношений допускает существование транспарентной границы между группами МЫ и ОНИ.

2) Для ряда случаев граница в пространстве групповых отношений МЫ-ОНИ может быть закрытой. Такого рода стратегия возможна в результате нескольких следствий:

Во-первых, если «другая» группа воспринимается как враждебная, инородная. Такая стратегия аналогична описанной Теннисом Gemeinschaft-Gesellschaft-ной форме социальных отношений. Здесь граница четко отделяется – это «свои», а это «чужие», которые могут соприкасаться, даже в определенной мере влиять на «своих», но никогда не стать частью МЫ-единства. МЫ и ОНИ это два сообщества, которые в силу определенных обстоятельств вынуждены сосуществовать в пространстве социальных отношений, сохраняя постоянную дистанцию.

Такого рода идентификационная стратегия - наиболее конфликтная в смысле взаимодействия людей, так как не допускает или минимизирует какие-либо контакты вообще, ибо последние – могут привести к жесткому противостоянию групп. Такого рода стратегия конструирования пространства отношений может обострять напряженность в большом обществе.

Во-вторых, закрытость границы может быть обусловлена симметричным, «зеркальным» прямым противопоставлением, которое становится возможным в результате антиномичного восприятия пространства социальных отношений. Но в отличии от первого описанного случая, такого рода стратегия конструирования не предполагает «жесткого» противостояния, «латентного» конфликта, так как обе группы: и МЫ и ОНИ взаимообусловлены друг другом и существование одной возможно только при условии появления или наличия другой. Антиномия в этом случае не преодолима, то есть граница остается не проницаема, поскольку и МЫ и ОНИ – являются полярными сторонами, зеркальным отображением друг друга, и возможность перехода, то есть открытость может означать нивелирование самой группы. Группы в этом случае взаимообусловлены, соответственно, ликвидация одной группы влечет за собой исчезновение противоположной.

Предлагаемый подход в изучении феномена социальной идентичности ориентирован на диагностику границы в пространстве МЫ-ОНИ взаимоотношений; возможности/не возможности взаимодействия между группами; а также фиксации преобладающих параметров и механизмов идентификации и противопоставления с группой/общностью. Это, в свою очередь, что позволяет выявлять случаи конфликтных, нетерпимых форм взаимодействия групп и наоборот, отмечать те случаи, в которых напряженная ситуация между группами минимизирована или не возможна.

Предпринятая попытка использования качественной методологии позволяет расширить представление о способах конструирования пространства отношений между людьми и выявить формы репрезентации собственной социальной идентичности в рамках дискурса респондентов.

Такой подход в изучении феномена социальной идентичности способствует диагностике возможности/не возможности взаимодействия между группами; а также фиксации преобладающих параметров и механизмов идентификации и противопоставления с группой/общностью, что позволяет выявлять случаи конфликтных, нетерпимых форм взаимодействия групп и наоборот отмечать те случаи, в которых напряженная ситуация между группами минимизирована или не возможна.

4. Этническая идентичность

В мировой науке существует несколько объяснительных концепций этнического возрождения второй половины ХХ века. Разные социологические школы объясняют рост этнической идентичности: а) реакцией отставших в развитии народов на порождающую этнокультурное разделение труда экономическую и технологическую экспансию народов более развитых; б) мировой социальной конкуренцией, в результате которой интенсифицируется внутриэтническое взаимодействие несмотря на унификацию материальной и духовной культуры; в) повышением влияния больших социальных групп в экономике и политике и облегчением процессов их сплочения благодаря средствам массовой коммуникации. При этом утверждается, что именно этнические общности оказываются в более выгодном положении, чем другие большие группы, например классы.

Мы не будем анализировать достоинства и недостатки этих социологических концепций, так как в любой из них, как справедливо отмечает этносоциолог А.А. Сусоколов, этнос рассматривается как группа, призванная обеспечивать экономические и политические преимущества. А психолога этнос интересует прежде всего как психологическая общность, способная успешно выполнять важные для каждого человека функции:

1) ориентировать в окружающем мире, поставляя относительно упорядоченную информацию;

2) задавать общие жизненные ценности;

3) защищать, отвечая не только за социальное, но и за физическое самочувствие.

Человеку всегда необходимо ощущать себя частью «мы», и этнос — не единственная группа, в осознании принадлежности к которой человек ищет опору в жизни. Среди таких групп можно назвать партии, церковные организации, профессиональные объединения, неформальные объединения молодежи и т.д. и т.п. Многие люди целиком «погружаются» в одну из подобных групп, но с их помощью стремление к психологической стабильности не всегда может быть реализовано. Опора оказывается не слишком устойчивой, ведь состав групп постоянно обновляется, сроки их существования ограничены во времени, самого человека могут за какой-то проступок из группы исключить.

Всех этих недостатков лишена этническая общность. Это межпоколенная группа, она устойчива во времени, для нее характерна стабильность состава, а каждый человек обладает устойчивым этническим статусом, его невозможно «исключить» из этноса. Именно благодаря этим качествам этнос является для человека надежной группой поддержки.

Современные этнические общности не имеют столь непререкаемых традиций и стабильной картины мира, многие элементы их культуры размываются — интернализируется хозяйственная деятельность, жилище, пища, искусство. Этносы в значительной степени оторваны от традиций, поведение предков не рассматривается членами группы как эталон.

Согласно терминологии М.Мид, это кофигуративные культуры, в которых «…преобладающей моделью поведения для людей оказывается поведение их современников».

Но американская исследовательница предсказывала появление еще одной культурной нормы — префигуративных культур, где не предки и не взрослые современники, а сам ребенок определяет ответы на сущностные вопросы бытия. В этом случае старшие не видят повторяющимся в жизни молодых их собственный опыт. Жизнь родителей не является моделью для детей, происходит разрыв поколений. Дети как бы говорят родителям: ты никогда не был молодым в мире, где молод я.

В жизни современного общества можно обнаружить свидетельства того, что прогноз М. Мид сбывается. Тенденция к росту влияния сверстников на процесс формирования ценностнонормативных ориентаций подростков и к одновременному снижению влияния семьи зафиксирована и в эмпирических исследованиях отечественных социальных психологов. Так, Е.П. Авдуевская и С.А. Баклушинский выявили достаточно яркие, хотя и не достигшие статистической значимости изменения в социальной сети московских подростков: между 1991 и 1993/94 гг. доля сверстников в ней возросла с 42% до 50%, а доля семьи снизилась с 50% до 41%.

Но если бы предсказание американской исследовательницы сбылось полностью, человечество исчезло бы с лица земли. Несмотря на любые инновации, человечеству, чтобы самовоспроизводиться и саморегулироваться, необходимо сохранять связи между поколениями. Не случайно, и результаты упомянутого исследования Авдуевской и Баклушинского свидетельствуют о том, что даже в условиях быстрых социальных изменений российские подростки, хотя и интенсифицируют связи со сверстниками, ориентируются прежде всего на нормы и ценности взрослых.

Более того, в современном мире наблюдается психологический сдвиг в настроениях людей — больший интерес к корням, к традициям и обычаям предшествующих поколений. Это умонастроение есть последствие международных конфликтов, опасности ядерной войны, экологической угрозы. Человек ощущает нестабильность окружающего мира, уменьшается его оптимизм и желание смотреть вперед. Все больше людей — даже молодых — склонны смотреть назад и вглубь, искать поддержку и защиту в стабильных ценностях предков. Поэтому именно межпоколенные стабильные общности, прежде всего этносы, несмотря на предсказанные М. Мид и действительно наметившиеся тенденции к их разрушению, приобретают столь существенное значение в жизни современного человека.

Итак, мы выделили одну из психологических причин роста этнической идентичности во второй половине двадцатого века — поиск ориентиров и стабильности в перенасыщенном информацией и нестабильном мире.

Вторая психологическая причина лежит на поверхности и ее наличие не требует особых доказательств. Это интенсификация межэтнических контактов, как непосредственных (трудовая миграция, студенческие обмены, перемещение миллионов эмигрантов и беженцев, туризм), так и опосредованных современными средствами массовой коммуникации от спутникового телевидения до сети «Интернет». Повторяющиеся контакты актуализируют этническую идентичность, так как только через сравнение можно наиболее четко воспринять свое «украинство», «еврейство» и т.п. как нечто особое.

Во второй половине нашего столетия в мировом масштабе наметились процессы, характеризующиеся всплеском осознания своей этнической идентичности — принадлежности к определенному этносу (этнической общности). В то же время в украинской науке остается множество белых пятен, связанных с ее исследованием.

Даже значение термина «этнос» до сих пор остается неоднозначным. В мировой науке широкое распространение получил еще один подход к изучению этнических общностей: как социальных конструкций, возникающих и существующих в результате целенаправленных усилий политиков и творческой интеллигенции для достижения коллективных целей, прежде всего обеспечения социального комфорта в рамках культурно однородных сообществ.

Однако для психолога важны не различия — действительно радикальные — между подходами к интерпретации этноса; не столь существенно, представляют ли этносы изначальную характеристику человечества или они созданы заинтересованными в этом идеологами. Для него более важно то общее, что есть во всех подходах — от отцов-основателей психологии народов М. Лацаруса и Г. Штейнталя до Л.Н. Гумилева — признание того, что этнос является для индивидов психологической общностью, а этническая идентичность представляет собой одну из (или даже единственную) его характеристику.


4.1. Этническое возрождение на территории «постсоветского» пространства

Итак, с позиции психолога можно определить этнос как устойчивую в своем существовании группу людей, осознающих себя ее членами на основе любых признаков, воспринимаемых как этнодифференцирующие.

Рост этнической идентичности, затронувший население множества стран на всех континентах, вначале даже получил название этнического парадокса современности, так как сопутствует все нарастающей унификации духовной и материальной культуры.

В настоящее время этническое возрождение рассматривается одной из основных черт развития человечества во второй половине ХХ века. Почти повсеместный интерес к своим корням у отдельных людей и целых народов проявляется в самых разных формах: от попыток реанимации старинных обычаев и обрядов, фольклоризации профессиональной культуры, поисков «загадочной народной души» до стремления создать или восстановить свою национальную государственность.

Но если во всем мире представители разных наук уже более тридцати лет изучают этническое возрождение, то в бывшем СССР, если верить многочисленным специалистам-обществоведам доперестроечной поры, процесс шел в противоположном направлении: национальные общности не только расцветали, но и сближались, а национальный вопрос был полностью решен. На самом деле ситуация в нашей стране не отличалась от мировой, и у многих народов наблюдался рост этнической идентичности и даже этнической солидарности.

Исключение, пожалуй, составлял лишь русский народ, привилегированность которого приводила к тому, что очень многие его представители очень слабо осознавали свою к нему принадлежность и не проявляли явных национальных чувств. Так, согласно результатам этносоциологических исследований, проведенных в 1988 г., около 25% русских затруднялись ответить, что их роднит со своим народом кроме «пятого пункта» в паспорте.

Национальная напряженность проявлялась во многих регионах, случались и массовые выступления: например в 70-х — начале 80-х гг. они происходили в Грузии, Абхазии, Северной Осетии, Якутии. Этнографы и социологи знали, что на территории СССР существуют многочисленные узлы межнациональных противоречий, которые в любой момент могут вспыхнуть — Абхазия, Нагорный Карабах, Южная Осетия и многие другие. И все-таки кризис конца 80-х гг., когда гласность выпустила джинна из бутылки, застал всех врасплох. Кризис затронул практически все народы, населяющие одну шестую часть света, но формы его проявления, связанные с ростом этнической идентичности и этнической солидарности, крайне разнообразны.

Не подготовленными к кризису оказались не только государственные структуры, но и научное сообщество, многочисленные специалисты, занимавшиеся доказательством расцвета и сближения наций: историки, философы, социологи, демографы. Не подготовленными оказались и психологи, но по другой причине — этнопсихология в это время находилась в нашей стране в зачаточном состоянии.

Этнопсихологические исследования не проводились с 30-х гг., когда их фактически запретили, прямо связывая с расизмом и национализмом.

И если в жизни современного человека осознание своей принадлежности к определенному народу, поиски его особенностей — в том числе и особенностей психики — играют столь важную роль и оказывают столь серьезное влияние на отношения между людьми — от межличностных до межгосударственных, то совершенно очевидно, что необходимо изучение психологического аспекта этнического фактора.

4.2. Психологические причины роста этнической идентичности

Среди множества вопросов, требующих ответа этнопсихологов, и те, которые затронуты в этой работе: каковы психологические причины роста этнической идентичности в наше время, почему именно этнические общности часто оказываются аварийными группами поддержки в ситуации острой социальной нестабильности, какие стратегии используются людьми для поддержания позитивной этнической идентичности.

Психологические причины роста этнической идентичности едины для всего человечества, но особую значимость этнос приобретает в эпоху радикальных социальных преобразований, приводящих к социальной нестабильности. Именно в подобный период, переживаемый многими народами бывшего СССР в настоящее время, этнос выступает в качестве аварийной группы поддержки.

В СССР и кроме этносов существовали стабильные, могущественные группы, по отношению к которым очень многим людям удавалось сохранять позитивную групповую идентичность. При государственном социализме многие граждане СССР чувствовали себя полностью защищенными и оберегаемыми великой державой. Защиту человек, даже если он только декларировал коммунистические нормы и ценности, очень часто искал и у партии.

Но времена изменились. Нет больше великой державы — СССР, могущественной партии. Человек остался один на один с нелегкой жизнью и не знает, кто он такой, на какие ценности ему ориентироваться. Как никогда ему требуется защита и поддержка, т.к. распад СССР и советской системы повлекли за собой массовый «культурный шок» и потерю устойчивой социальной идентичности.

А когда окружающий мир перестает быть понятным, начинается поиск групп, которые помогли бы восстановить его целостность и упорядоченность, защитили бы от трудностей пореформенной жизни.

И действительно, за последние годы в нашей стране появилось много новых групп, претендующих на эту роль — кришнаиты и хиппи, белое братство и рокеры. Предпринимаются попытки возродить уничтоженные за годы советской власти общности: действуют общества потомков дворян и купцов, все более активны «казачьи войска». Партии исчисляются десятками, если не сотнями. Но для большинства граждан все эти группы не могут успешно выполнять ценностно-ориентационную и защитную функции из-за особенностей, о которых уже говорилось. Более того, очень часто эти объединения — во всяком случае на первом этапе своего существования — оказываются лишь инсценировками групп, если использовать термин, предложенный социологом Л.Г. Иониным (1996). Как он справедливо отмечает, в подобных группах превалируют внешние знаки идентификации: их члены осваивают символику одежды (сари, кожаные куртки, казачью форму), специфический жаргон, стиль движений и приветствий.

Многие люди «погружаются» в подобные субкультуры, но для большинства в период слома социальной системы необходимо «зацепиться» за что-то более стабильное, за намного более устойчивую группу.

Как и в других странах, переживающих эпоху острой социальной нестабильности, в Украине такими группами оказались межпоколенные общности — семья и этнос. Не следует также забывать, что этническая идентичность является наиболее доступной формой социальной идентичности именно у нас в стране: самоотождествиться с «народом» для большинства граждан не составляет труда, так как советская паспортная система превратила «национальность» в расовую категорию, определяемую по «крови» (происхождению родителей), тогда как во всем цивилизованном мире это понятие означает гражданство.

С помощью осознания своей принадлежности к этносам потерявшие опору в жизни бывшие граждане бывшего СССР стремятся найти выход из состояния социальной неприкаянности и беспомощности, обрести психологическую безопасность и стабильность, почувствовать себя частью общности, которая имеет привлекательные черты. Конечно, на первых этапах и здесь не обходится без «инсценировок». При этом «новые этнические русские» (или украинцы, татары и т.п.) не так давно осознававшие себя прежде всего как «советских» и мало задумывавшиеся о том, что их связывает с этносом кроме пятого пункта в паспорте, часто выделяют либо самые внешние знаки идентичности (национальную одежду, другие элементы оформления внешности, стиль речи), либо глубинные факторы крови, миф об общем происхождении.

Так, например, члены русских националистических групп опираются на идеи о великом предназначении России, рассуждают, используя архиизированный стиль речи, о тайнах русской души. Доказывая превосходство своего народа с помощью самой загадочной души, они тем самым используют и социально-психологические механизмы, которые помогают противопоставлять свой народ всем остальным и смотреть на них сверху вниз.

5. Когнитивные и аффективные критерии этнической идентичности

Этническая идентичность — составная часть социальной идентичности личности, психологическая категория, которая относится к осознанию своей принадлежности к определенной этнической общности.

В психологии этническая идентичность рассматривается как одна из черт личности, являющейся социальной по своим последствиям.

В структуре этнической идентичности, как считает Татьяна Гавриловна Стефаненко, выделяются два основных компонента:

- когнитивный (знания, представления об особенностях собственной группы и осознание себя ее членом на основе этнодифференцирующих признаков),

- аффективный (чувство принадлежности к группе, оценка ее качеств, отношение к членству в ней).

Л.М. Дробижева выделяет ещё и поведенческий компонент. В данном случае поведенческий компонент этнической идентичности понимается как механизм проявления себя как члена этнической группы, «построение системы отношений и действий в различных этноконтакных ситуациях».

Если по поводу того, что основными компонентами этнической идентичности считаются когнитивный и аффективные элементы споров не возникает, то по поводу того, что считать составными частями этих компонент ведутся дискуссии.

В состав когнитивного компонента вводится множество различных составляющих элементов, такие как этнические ориентации, групповые концепции и др. Но самыми важными, как утверждает Т. Стефаненко, являются: 1) этническая осведомленность, и 2) этническое самоназвание.

Как уже отмечалось, основой этнической идентичности является умение индивида различать «чужих» и «своих». Это различение возможно только в том случае, если индивид будет обладать необходимым объемом знаний о признаках своей и чужих этнических групп, основываясь на которых он и будет проводить разграничения. Это могут быть как элементы материальной культуры народа, так и элементы духовной культуры, так и исторические факты, так и антропологические признаки.

Развитие этнической идентичности происходило таким образом, что вначале основанием для дифференциации на «своих» и «чужих» служило так называемое горизонтальное родство, то есть превалирование понимания социальной действительности в настоящем времени, это родство по крови и по браку. Далее форма этнической идентичности начинает трансформироваться в осознание общности происхождения, о чем свидетельствует множество мифов об общем предке, или предках, у большинства народов.

Дальнейшее развитие приводило к увеличению общностей и на смену осознания общности происхождения приходит территориальное понимание этничности. С появлением печатного станка книги и писания становятся общедоступными. Огромную роль в жизни человека начинает играть язык. Где-то к XVIII веку сложились многие европейские общности, поэтому основными этнодифференцирующими признаками становятся этнокультура и этноязык. Причем не обязательно постоянное использование родного языка в речи, гораздо большее значение имеет символическое значение языка. Так, многие представители «нерусских» представителей не знают родного языка, что не мешает им чувствовать принадлежность к своему народу.

Аффективный компонент этнической идентичности, отражающий отношение к собственной этнической общности, проявляется в этнических аттитюдах. Позитивные аттитюды включают удовлетворенность членством в этнической общности желание принадлежать ей, гордость за достижения своего народа. Наличие негативных аттитюдов к своей этнической общности включает отрицание собственной этнической идентичности, чувство униженности, предпочтение других групп в качестве референтных.

Таким образом, в психологии принято выделять два компонента этнической идентичности; один из них, когнитивный, имеет рациональную природу, а другой - аффективный, эмоциональную. Причем, в каком то смысле, аффективный компонент этнической идентичности во многом базируется на когнитивном компоненте.

В процессе своего становления этническая идентичность проходит ряд этапов, соотносимых с этапами психического развития ребенка. Одним из первых концепцию развития у ребенка осознания принадлежности к национальной группе предложил Ж. Пиаже.

В исследовании 1951 г. он проанализировал — как две стороны одного процесса — формирование понятия «Родина» и одновременно с ним развивающихся образов «других стран» и «иностранцев». Развитие этнической идентичности швейцарский ученый рассматривает прежде всего как создание когнитивных моделей, ответом на которые являются этнические чувства. Пиаже выделяет три этапа в развитии этнических характеристик:

1) в 6-7 лет ребенок приобретает первые — фрагментарные и несистематичные — знания о своей этнической принадлежности;

2) в 8-9 лет ребенок уже четко идентифицирует себя со своей этнической группой, выдвигает основания идентификации — национальность родителей, место проживания, родной язык;

3) в младшем подростковом возрасте (10-11 лет) этническая идентичность формируется в полном объеме, в качестве особенностей разных народов ребенок отмечает уникальность истории, специфику традиционной бытовой культуры.

К настоящему времени проведено большое количество исследований, в которых уточняются и конкретизируются возрастные границы этапов в развитии этнической идентичности. Первые «проблески» диффузной идентификации с этнической группой большинство авторов обнаруживает у детей 3-4 лет, есть даже данные о первичном восприятии ярких внешних различий (цвета кожи, волос) детьми до трех лет. Но практически все психологи согласны с Пиаже в том, что «реализованной» этнической идентичности ребенок достигает в младшем подростковом возрасте, когда рефлексия себя имеет для человека первостепенное значение.
В последние годы особое внимание исследователей привлек еще один аспект формирования этнической идентичности — появление у индивида чувства неизменности и устойчивости этнических характеристик — этническая константность.

Как свидетельствуют полученные эмпирические данные, формирование этнической константности протекает аналогично процессам усвоения постоянства половых и расовых признаков: сознательное отнесение себя к определенному этносу и использование этнических ярлыков происходит раньше, чем ребенок начинает осознавать константность этнических характеристик. Более того, К. Окампо, М. Бернал и П. Найт — сторонники теории когнитивного развития Пиаже — утверждают, что этнические константы, утверждаясь в сознании индивида в подростковом возрасте, завершают собой как формирование этнической идентичности, так и процесс поэтапного осознания неизменности основных психосоциальных характеристик.

Иными словами, наблюдается четкая временная последовательность формирования трех основных констант. Осознание неизменности половых характеристик наступает в 2-2,5 года, расовых — в 8-9 лет, а этнических, в процессе которого необходимо использование сложных механизмов социокультурной идентификации и межпоколенной передачи информации — не ранее 12-13 лет.

Среди современных исследователей нет единства в вопросе о последовательности возникновения когнитивных и аффективных компонентов. Одни считают, что этнические предпочтения формируются лишь к 9-10 годам на основе достаточно значительных этнических знаний. Но в других исследованиях было обнаружено, что детские предпочтения этнических групп не всегда коррелируют с информированностью об этих группах, предубеждения могут предшествовать какому-либо знанию (Phinney, 1990).

Но какие бы вопросы ни оставались спорными, совершенно очевидно, что в процессе формирования этнической идентичности ребенок проходит ряд этапов от диффузной до реализованной идентичности и результатом этого процесса в подростковом возрасте является эмоционально-оценочное осознание своей принадлежности к этнической группе. В настоящее время все большее внимание исследователей привлекает также идея о том, что этническая идентичность содержит в себе, кроме поверхностного осознаваемого, более глубокий неосознаваемый слой (Солдатова, 1998).

Этнический статус чаще всего остается неизменным на протяжении всей жизни человека. И все-таки этническая идентичность не статичное, а динамичное образование: процесс ее становления не заканчивается в подростковом возрасте. Внешние обстоятельства могут толкать человека любого возраста на переосмысление роли этнической принадлежности в его жизни, приводить к трансформации этнической идентичности. После накопления фактов рыхлое этническое сознание часто становится более устойчивым и даже может меняться, как это произошло с жителем Минска, католиком, родившимся в пограничной с Польшей Брестской области. Он «числился поляком и считал себя поляком. В 35 лет поехал в Польшу. Там убедился, что с поляками объединяет его религия, а в остальном он белорус. С этого времени осознает себя белорусом» (Климчук, 1990, с.95).

Кроме бесчисленных обстоятельств индивидуальной человеческой жизни на формирование и проявление этнической идентичности влияет целый ряд факторов, обусловленных особенностями социального окружения и межгрупповых отношений. Среди самых существенных психологи выделяют:

1) глобальные изменения в социально-политической сфере и связанные с ними изменения в межэтнических отношениях;

2) гетерогенность/гомогенность этнического окружения.

Что касается первой группы факторов, то значимые события в социальной сфере могут способствовать интенсификации этнической идентичности целого народа.

Ярким примером этого является рост этнической идентичности титульных этносов независимых государств, образовавшихся на руинах советской империи. В этом случае осознание принадлежности, с одной стороны, к этнической общности, а с другой, к государству, дополняют и усиливают друг друга.

В исследованиях, проведенных в 1990- 1996 гг. в Беларуси и в Литве, у групп большинства была обнаружена «глубоко политизированная позитивная этническая идентичность, тесно связанная с чувством Родины и гражданской принадлежности» (Науменко, 1997, с.81).

5.1.Виды этнической идентичности

Для большинства индивидов характерна моноэтническая идентичность, совпадающая с официальной этнопринадлежностью. Как и другие варианты идентичности она проявляется в многочисленных уровнях интенсивности. При благоприятных социальноисторических условиях позитивная этническая идентичность сопровождается чувствами гордости, достоинства, оптимизма, уверенности, удовлетворения, патриотизма (Науменко, 1997). Кроме того, в многочисленных исследованиях доказано, что существует «тесная внутренняя связь между позитивной групповой (этнической) идентичностью и аутгрупповой (межэтнической) толерантностью» (Лебедева, 1997). В то же время гиперидентичность со «своим» этносом в полиэтническом обществе сопровождается этноцентристскими стереотипами, предубеждениями по отношению к представителям других этнических групп и уклонению от тесного взаимодействия с ними.

Моноэтническая идентичность с чужой этнической группой или смена этнической идентичности, как уже отмечалось, возможна в случаях, когда в полиэтническом обществе «чужая» группа расценивается как имеющая более высокий экономический, социальный и т.д. статус, чем «своя».

Моноэтническая идентичность с чужой этнической группой ведет к полной ассимиляции, т.е. принятию традиций, ценностей, норм, языка чужой группы вплоть до — при условии принятия индивида группой — полного растворения в ней.

Сильная идентификация с обеими взаимодействующими группами ведет к формированиюбиэтнической идентичности. Имеющие такую идентичность люди обладают особенностями обеих групп, осознают свое сходство с обеими культурами.

Множественная идентичность наиболее выгодна для человека, она позволяет ему использовать опыт одной группы для адаптации в другой, овладевать богатствами еще одной культуры без ущерба для ценностей собственной. Таких людей называют посредниками или мостами между культурами. Осознание и принятие своей принадлежности к двум этническим общностям благотворно сказывается и на личностном росте выходцев из межэтнических браков.

Прекрасно сказала об этом Н.Н. Берберова, армянка по отцу и русская по матери: «Я давно уже не чувствую себя состоящей из двух половинок, я физически ощущаю, как по мне проходит не разрез, но шов. Что я сама есть шов. Что этим швом, пока я жива, что-то сошлось во мне, что-то спаялось, что я-то и есть в природе один из примеров спайки, соединения, слияния, гармонизации, что я живу недаром, но есть смысл в том, что я такая, какая есть: один из феноменов синтеза в мире антитез» (Берберова, 1996, с. 51).

Hо возможна и слабая, четко не выраженная этническая идентичность как со своей, так и с чужой этническими группами — маргинальная этническая идентичность. В этом прискорбном случае человек колеблется между двумя культурами, не овладевая в должной мере нормами и ценностями ни одной из них.

Подобные маргиналы, путаясь в идентичностях, часто испытывают внутриличностные конфликты. И именно поэтому внешне они могут быть агрессивно настроенными националистами — в пользу своей или в пользу чужой группы, в зависимости от того, которая из них имеет более высокий статус в обществе. Это обнаруживается в повседневной жизни, и это подтверждено результатами эмпирическими исследований.

Но и модель двух измерений не описывает всех возможных стратегий сохранения человеком внутреннего благополучия при неблагоприятном сравнении его этнической общности с другими. Если существуют разные уровни осознания своей принадлежности к одной или нескольким этническим группам, значит возможен и его нулевой уровень. Иными словами, возможна слабая, четко не выраженная этническая идентичность или даже ее полное отсутствие, по крайней мере, на осознаваемом уровне. В качестве стратегии сохранения личностного благополучия она проявляется в отрицании значимости этнического фактора и как в своей жизни, так и в обществе в целом (Шлягина, Данзаева 1997).

Подобная стратегия позволяет членам групп меньшинств сохранить позитивную идентичность, исключив из нее вызывающую беспокойство идентичность этническую

Во-первых, она может проявляться в предпочтении личностной идентичности перед этнической и социальной в целом, в осознании себя, прежде всего, уникальным индивидом, а не членом группы.

Во-вторых, возможна переструктуризация социальной идентичности с вытеснением из нее этнической идентичности.

Проявление этой стратегии было обнаружено в казахстанском исследовании: при заполнении теста Куна — Макпартланда «Кто я?» этническую принадлежность намного чаще указывали респонденты, компетентные в казахском языке (71,6%), чем не владеющие им (12,5%).

Иными словами, респонденты с низким уровнем компетентности в казахском языке, чувствуя некоторую «ущербность» в качестве членов этнической группы, стремились защитить свою самооценку, вытесняя из структуры самокатегоризации этническую принадлежность и заменяя ее другими категориями (см. Донцов, Стефаненко, Уталиева, 1997).

Какие категории использует индивид, чтобы уйти от переживаний, связанных с принадлежностью к этнической группе? При формировании социальной идентичности он может опираться на гражданскую идентичность. Или причислять себя к широким наднациональным общностям — европейцам, азиатам, гражданам мира, т.е. декларироватькосмополитическую идентичность. Однако вытеснение из структуры социальной идентичности одной из ее важнейших составных частей — этнической идентичности — грозит, с одной стороны, потерей целостности Я - образа, а с другой — потерей связей с какой бы то ни было культурой.

Утрата этнической идентичности может привести к негативным последствиям для идентичности человека в целом, что долгое время проявлялось, например, в негритянском ощущении «я — никто», невидимости, безымянности, безликости.

5.2. Oсознание этнической идентичности

Осознание людьми своей этнической принадлежности значительно варьирует от того, живут ли они в полиэтнической или моноэтнической среде. Ситуация межэтнического общения дает индивиду больше возможностей для приобретения знаний об особенностях своей и других этнических групп, способствует развитию межэтнического понимания и формированию коммуникативных навыков. Отсутствие опыта межэтнического общения обусловливает, с одной стороны, меньшую предрасположенность к подобным контактам, с другой стороны, меньший интерес к собственной этничности.

Различия в осознании этнической идентичности обнаружены и у подростков, живущих в разных гетерогенных средах. Когда этот показатель сравнивался у русских в Беларуси и Казахстане, то выяснилось, что этническая идентичность наиболее сильно выражена у тех, кто живет в условиях сильно отличающейся по своим этническим признакам культуры (в Казахстане). А для индивидов, живущих среди представителей группы, близкой в культурном отношении (в Беларуси), осознание собственной этничности не становится жизненно важной проблемой (Романова, 1994).

Итак, этническая идентичность более четко осознается, а знания о различиях между группами приобретаются раньше, если ребенок живет в полиэтнической среде.

Но насколько точны эти знания и насколько позитивны социальные установки во многом зависит от того, к какой группе он принадлежит — большинства или меньшинства.

С точки зрения социального психолога, не очень важно и то, на основе каких характеристик строится осознание этнической принадлежности.

В качестве этнодифференцирующих, то есть отличающих данный этнос от всех других, могут выступать самые разные характеристики: язык, ценности и нормы, историческая память, религия, представления о родной земле, миф об общих предках, национальный характер, народное и профессиональное искусство. Список этот бесконечен, в нем может оказаться и форма носа, и способ запахивания халата, как у древних китайцев. Или некоторые элементы материальной культуры, которые считают значимыми для идентификации корейцы, проживающие в Средней Азии: особая терка для резки овощей, национальный маленький столик, удлиненные подушки, машинка для резки лапши.

Значение и роль признаков в восприятии членов этноса меняются в зависимости от особенностей исторической ситуации, от стадии консолидации этноса, от специфики этнического окружения.

Этнодифференцирующие признаки почти всегда отражают некоторую объективную реальность, чаще всего элементы духовной культуры. Но отражение может быть более или менее адекватным, более или менее искаженным, даже ложным. Например, общность происхождения членов современных этносов — это красивый миф; с одной и той же территорией могут ассоциировать себя несколько народов. Многие элементы народно-бытовой культуры сохранились только в этнографических музеях.

Этнический язык может быть утрачен большинством населения и восприниматься лишь как символ единства. Иными словами, этническая общность — это прежде всего общность представлений о каких-либо признаках, а не сама по себе культурная отличительность. Совсем не случайно, попытки определить этнос через ряд признаков постоянно терпели неудачу, тем более что с унификацией культуры количество этнодифференцирующих признаков неуклонно сокращается.

5.3.Стратегии при определении этнической идентичности.

Процесс этнической идентификации представляет собой не только осознание индивидом членства в группе, но и принятие группой индивида, когда общество «решает», членом какой группы является его подрастающий член. И все-таки в случае неблагоприятного межгруппового сравнения члены этнических меньшинств имеют широкий выбор стратегий при определении этнической идентичности.

Первая - наиболее естественная для человека — стратегия состоит в стремлении сохранить или восстановить позитивную этническую идентичность, которая дает ощущение психологической безопасности и стабильности. Для этого они используют стратегию социального творчества, состоящую в пересмотре критериев сравнения. В качестве основных форм этой стратегии выступают:

а) поиск новых оснований для сравнения. С проявлением данной стратегии мы встречаемся в автостереотипах групп, потерпевших поражение в экономическом соревновании. Группы с более низким статусом имеет тенденцию характеризовать себя с точки зрения теплоты и добросердечия. Например, в российско-финском исследовании, проведенном в середине 90-х гг., нами было установлено, что московские старшеклассники воспринимали представителей своей этнической общности (русских) как гостеприимных, общительных, отзывчивых и щедрых. А финны в их представлении оказались стремящимися к успеху, деловитыми, предприимчивыми, аккуратными и добросовестными, т.е. обладающими качествами, которые способствуют достижению успеха в делах, но в России традиционно занимают низкие места в иерархии личностных черт как ценностей (Андреева и др., 1997).

Другой пример успешного использования новых критериев для сравнения — движение «черное — это прекрасно» в 70-е гг. в США, которое поспособствовало тому, что идентичность афромериканского меньшинства стала намного более позитивной, а маленькие черные дети перестали выбирать белых кукол как наиболее привлекательных и похожих на них.

б) выбор для сравнения еще менее успешных или еще более слабых групп и восстановление таким путем субъективного благополучия.

При принятии этнической идентичности члены групп дискриминируемого меньшинства могут выбрать вторую стратегию — принять правильную самоидентификацию вместе с негативной оценкой группы. При этом у них формируется негативная этническая идентичность.

Но принимая негативную самоидентификацию, человек может по-разному реагировать на негативные суждения о своем этносе. Он может относить их к другим членам своей группы, но не к самому себе, установив психологические границы между ними и собой.

Нечто подобное обнаружил В.С. Собкин у еврейских подростков, которые при переходе от подросткового возраста к юношескому проявили тенденцию «разотождествления» перспектив своего народа в России и своих собственных: увеличилось число тех, кто считает, что для евреев нет перспектив в России, но выросла доля оптимистов относительно своих жизненных перспектив (Собкин, 1995). На наш взгляд это именно проявление рассматриваемой стратегии, а не показатель «психологической ассимиляции» — утраты этнической идентичности.

Сохранение себя как особой группы допускает и формирование идентичности по негативному принципу: «пусть мы такие плохие, но это действительно мы». Подобное аффективное подчеркивание принадлежности выявлено во Франции у выходцев из стран Северной Африки.

Третья стратегия состоит в попытке сменить группу. Если рассматривать этнос как биосоциальный организм, то он оказывается группой с нулевым уровнем межгрупповой мобильности: никто не может выбирать этническую группу, к которой хотел бы принадлежать, этничность есть наследуемое качество. Однако в наше время редко кто, придерживаясь столь крайней точки зрения, определяет этническую принадлежность человека по «крови».

Большинство исследователей считает ее скорее приписываемым, чем наследуемым качеством. Как уже отмечалось, в процессе социализации и инкультурации общество «приписывает» ребенка к определенному этносу. В результате у большинства людей проблемы выбора не возникает, но многие, прежде всего члены групп меньшинства и выходцы из межэтнических браков, проходят через «постоянный внутренний референдум» на лояльность к той или иной общности. У них в процессе этнической идентификации кроме критерия приписывания (то, кем другие их воспринимают) большую роль играет и критерий внутреннего выбора (то, кем они сами себя осознают).

Весьма современно звучат слова замечательного русского ученого Г.Г. Шпета о том, что принадлежность человека к народу определяется не биологической наследственностью, а сознательным приобщением к тем культурным ценностям и святыням, которые образуют содержание истории народа: «Человек, действительно, сам духовно определяет себя, относит себя к данному народу, он может даже «переменить» народ, войти в состав и дух другого народа, однако опять не «произвольно», а путем долгого и упорного труда пересоздания детерминирующего его духовного уклада» (Шпет, 1996, с.371).

Три рассмотренные стратегии — идентификация со своей группой (поддержание позитивной этнической идентичности или принятие негативной этнической идентичности) и идентификация с доминантной группой — соответствуют линейной модели идентичности.

В реальности члены группы меньшинства или выходцы из межэтнических браков имеют больше вариантов выбора, чем полная идентификация с одной из групп. Так, модель двух измерений включает четыре варианта этническойидентичности, при которых индивид с разной степени интенсивности идентифицирует себя с одной, двумя или даже несколькими этническими общностями.

6. Качественные методики исследования

Качественные методы в социологии представляют собой реализацию феноменологического подхода к изучению социологических явлений и процессов.

В данном случае если необходимо рассмотреть определенную рефлексивность субъекта исследования (межэтническую семью) по поводу этничности, как социального феномена. То задаются следующие вопросы: «Когда впервые агент задался вопросом о своей этнической принадлежности?», «Что послужило причиной подобных рассуждений?», и (самое главное) «Что агент сделал после того, как ответил себе на вопрос об этнической принадлежности?». Таким образом, в качественных методиках в первую очередь задаются вопросом «почему люди отвечают так».

Как считает Е.М. Ковалев и И.Е. Штейнберг в книге «Качественные методы в полевых социологических исследованиях» принципиальные позиции такого подхода заключаются в следующем:

1. Результаты социологического исследования являются продуктом рефлексивности исследователя, изучающего рефлексивность респондента по отношению к объекту исследования, т.е. результатом «двойной рефлексивности»;

2. Интерсубъективистская позиция исследователя предполагает осознание им в процессе исследования того, что, вступая в контакт с респондентом, он становиться такой же частью изучаемого социального явления, как и респондент. Приписанные им значения и смыслы этой реальности не являются только отражением особенностей восприятия респондента или только его собственного восприятия этой реальности, но следствием взаимодействия их рефлексивностей в процессе непосредственного общения. Результатом этого взаимодействия является новое представление о социальной реальности, которое до этого могло отсутствовать у каждого из участников исследования в отдельности и именно это новое представление является предметом анализа в качественном социологическом исследовании;

3. Феноменологический подход предполагает, что каждая личность конструирует собственную социальную реальность и живет в своем мире, где восприятие одних частей этой реальности в основном разделяется с другими членами общества, а других — может заметно отличаться. Эта реальность может существенно меняться под влиянием внешних условий, например, новой информации или внутренних процессов, происходящих в самой личности. Исследователь может выступать внешней причиной изменений представления респондента о его реальном мире или может повлиять на внутренние процессы развития личности, которые могут привести к изменениям в его реальности;

4. Теоретическим фундаментом качественных методов являются феноменология Э. Гуссерля, «социология повседневности» А. Шутца, этнометодология Г. Гарфинкеля, символический интеракционизм Дж. Мида, Ч. Кули, Томаса, «социальная конструкция реальности» П. Бергера и Н. Лукмана, «обоснованная теория» А. Страусса и Дж. Корбина;

5. Качественные методы не противопоставляются количественным методам исследования, но и не являются их дополнением или формой предисследования - пилотажа. Выбор метода определяется целями и задачами исследователя, а так же глубиной изученности проблемы;

6. Основными методами являются неформализованные варианты методов наблюдения, интервью и фокус-группа, как особая разновидность группового интервью. Но главным инструментом качественного исследования является сам исследователь, который может использовать различные дополнительные источники информации, включая дневниковые записи, письма, газеты, журналы, книги, видео- и киноматериалы;

7. Особое значение имеет полевой этап работы, непосредственное общение с респондентом;

8. Разработка методики и инструментария исследования не заканчивается с началом полевого этапа, а продолжается по его ходу, как бы вырастая из самого исследования, гибко изменяясь в соответствии с переменами в рефлексивности исследователей изучаемой ими социальной реальности;

9. Анализ первичного материала не начинается после окончания полевого этапа, а происходит одновременно с ним. В процессе полевой работы вырабатываются понятия — основные единицы анализа; феномены описываются и сопоставляются между собой для выявления сходства и различий, происходит сортировка и кодирование всех событий по ходу исследования, определяется степень и характер их отношения к цели исследования, выявляется их значение в более широком социокультурном контексте на основе изучения вторичных источников информации, в том числе статистики;

10. Необходимым условием эффективного качественного исследования является создание исследовательской группы и активное взаимодействие всех ее членов между собой на всех этапах исследования.

Таким образом, в качественных методиках большое место уделяется позиции и влиянию исследователя на субъект познания (именно субъект, поскольку процесс исследования мира индивида, на стадии конкретной беседы с конкретным человеком, представляет собой взаимодействие).

Среди всех методик качественных исследований можно применить метод истории семьи, по классификации Семеновой. Тактика истории семьи фокусируется на истории семьи как локального сообщества на протяжении поколений (в данном случае двух: родители и их дети). Семья рассматривается как относительно устойчивая малая группа, взятая в исторической перспективе, которая в каждом поколении членится и перестраивается, что не исключает ее непрерывности как социального феномена".

Анализируя ответы родителей и их детей, можно предположить каким образом проходит у их детей процесс социализации, каким образом «сталкиваются» ценности предлагаемые родителями, которые, будучи включенными (либо не включенными) в определенное этническое пространство, становятся носителями этничности.

Вывод

В процессе написания данной курсовой работы, я поняла насколько важно осознавать свою идентичность – социальную, этническую, личную. Действительно как важно знать для себя - кто я? С кем я?

По сути, социальная идентичность в этом смысле - это форма самоописания, самопрезентации, тот самый ярлычок, который человек навешивает на себя, оценивая свою отнесенность к внешнему миру.

Она выступает, наряду с «общечеловеческой» и «личностной» идентичностью, в качестве когнитивной структуры, в которой причудливо соединены те связи, отношения, оценки, которые структурируют место данного конкретного индивида в социуме. И среди видов социальной идентичности неизбежно представлены те социальные группы, принадлежность к которым имеет ту или иную ценность для социума - половая (гендерная) идентичность, этническая, профессиональная… для этих частных идентичностей в литературе подробно расписаны не только виды, но и уровни генерализации, этапы сформированности.

В зависимости от того, какая у человека идентичность, можно с той или иной степенью достоверности прогнозировать его поведение, принимаемые и отвергаемые ценности и нормы, интересы и принципы, стереотипы и установки. Поскольку социальная идентичность - это осознание своей принадлежности к социальной группе, то, следовательно - это и принятие значимых в данной группе ценностей, установок, стереотипов и норм.

Далее, можно предположить, что для конкретного индивида в каждый момент времени разные виды идентичности актуальны в разной степени, - то есть в данный конкретный момент наиболее выпуклой, главной, «ведущей» является одна какая-то идентичность.

Значит, в этот момент индивид актуализирует, вместе с осознанием своей принадлежности, всю систему норм, ценностей и т. п. То есть иерархия ценностей не является константной, она перестраивается во времени в зависимости от актуальной на данный момент идентичности, так же, как и реализуемые поведенческие модели.

При таком ракурсе рассмотрения актуальная социальная идентичность является одним из механизмов, генерализующим, переструктурирующим поведение и внутренние схемы, критерии оценки и категоризации, механизмом, тесно связанным с объективными социальными связями и отношениями.

Индивид, выбирая себе то или иное место в социальном пространстве, тем самым выбирает для себя вполне определенную идентичность. Однако в подобном непостоянном мире, где постоянно меняются положения в социуме, где сегодня наиболее «популярным, престижным, актуальным» является одно положение на социальной лестнице, а завтра совсем другое, индивид не может поручиться в том, что положение, которое он занимает сегодня, завтра будет таким же по престижности и прибыльности. В подобных условиях существования индивид выбирает для себя наиболее устойчивую принадлежность, а именно - этническую.

Таким образом, проблема понимания, функционирования, развития этнического становится одной из наиактуальнейших на сегодняшний день, не только в Украине, но и во всем мире.

Литература

1. Антонова Н.В. Проблема личностной идентичности в интерпретации современного психоанализа, интеракционизма и когнитивной психологии. - Вопр. психол., 1996 № 1. С. 131–143.

2. Лебедева Н.М. Русская диаспора: диалог цивилизаций и кризис социальной идентичности. – Психол. журн., 1996. Т. 17. № 4. С. 32–42.

3. Павленко В.Н. Разновидности кризиса социальной идентичности в Украине. Этническая психология и общество. М.: Старый Сад, 1997. С. 88–97.

4. Павленко В.Н., Корж Н.Н. Трансформация социальной идентичности в пост-тоталитарном обществе. - Психол. журн. 1998. Т. 19. № 1. С. 83–95.

5. Солдатова Г.У. Этническая идентичность и этнополитическая мобилизация. Демократизация и образы национализма в Российской Федерации 90-х годов, - Под ред. Л.М. Дробижевой и др. М.: Мысль, 1996. С.296–367.

6. Стефаненко Т.Г. Этническая идентичность в ситуации социальной нестабильности, Этническая психология и общество. М.: Старый Сад, 1997. С. 97–104.В.Н.

7. Статья Павленко В.Н. Представления о соотношении социальной и личностной идентичности в современной западной психологии, Интернет.

8. Ковалев Е.М. Штейнберг И.Е. качественные методы в полевых социологических исследованиях, – М.: Логос, 1999.