Реферат: Встретит ли институт семьи XXII век

Название: Встретит ли институт семьи XXII век
Раздел: Рефераты по социологии
Тип: реферат

Встретит ли институт семьи XXII век?

Владислав Галецкий

(Опубликовано в журнале "Дружба Народов", 2005, №6)

То, что институт семьи (прежде всего это касается белого человека) находится в состоянии глубокого и жестокого кризиса, давно не вызывает сомнений не только у специалистов, но и у самой широкой общественности. Более того, это утверждение превратилось в клише, а различные политические силы активно эксплуатируют его в своих предвыборных и идеологических платформах.

Однако гораздо важнее понять, в чем причина нынешнего кризиса и какой характер он носит. Это задача науки, прежде всего философии. Необходимо выяснить, переживает ли институт семьи временный (пусть и чрезвычайно острый и глубокий) кризис, который будет преодолен в ближайшее время с наступлением эпохи, которая придет на смену безвременью Постмодерна, или же кризис института семьи носит фундаментальный характер и с неизбежностью приведет к постепенному отмиранию этого института. Обе точки зрения имеют достаточное количество приверженцев, и сложно сказать, какая из них более популярна. Беда в том, что проблемы семьи зачастую становятся предметом откровенных, порой абсолютно безграмотных спекуляций и кликушества.

Традиционные теории кризиса семьи

Как это ни парадоксально, полноценной теории семьи до сих пор нет. Если, конечно, не считать таковой первичные описания различных типов семейных отношений. Существуют, правда, теории - экономические, этические, психологические, культурологические, аксиологические - трансформации семьи, которые должны, по мысли их авторов и сторонников, объяснить причины изменения форм семейных отношений. К сожалению, уровень этих теорий вряд ли можно признать удовлетворительным. Если рассмотреть "сухой остаток" большинства из них, то выходит, что кризис семьи происходит из-за того, что переживают кризис семейная мораль, психология семейной жизни, культура семейных отношений или семейные ценности. С логической точки зрения это то же самое, что на вопрос: "почему дерево горит?" - ответить: "потому что оно горючий материал".

Абсолютно доминирует экономическая теория кризиса семьи. Согласно ее основным положениям, он есть следствие изменения экономических отношений в обществе. Экономика диктует людям логику поведения, эта логика требует высокой мобильности, а это, в свою очередь, не способствует крепости семейных отношений с их традиционным консерватизмом. Кроме того, вовлеченность женщины в процесс производства также исподволь подрывает институт семьи. Надо сказать, что эта парамарксистская теория с ее пониманием семьи как ячейки общества и человека как суммы производственных отношений до сих пор сохраняет колоссальное влияние на общественное умонастроение. Я не собираюсь здесь анализировать и оспаривать отдельные положения этой на первый взгляд вполне логичной теории. Для меня решающим является то обстоятельство, что она не только не может быть подтверждена фактическим материалом, но и прямо противоречит ему. Обратимся к цифрам и фактам. Если следовать логике рассматриваемой теории, то по мере роста материального благосостояния число разводов должно падать. В 1960 году в России на 1000 человек населения приходилось 12,5 брака и 1,5 развода. В 1965 году - соответственно 8,7 и 1,8; в 1970-м - 10,1 и 3,0; в 1975-м - 11,1 и 3,6; в 1980-м - 10,6 и 4,2; в 1985-м - 9,7 и 4,0; в 1990-м - 8,9 и 3,8; в 1995-м - 7,3 и 4,5. И, наконец, в 2000 году - 6,2 и 4,3. Анализ этих данных показывает, что мы имеем дело со слабо зависящей от экономической конъюнктуры тенденцией. Тип российской экономики в 1990 году был точно такой же, как и в 1960-м, что, собственно, и стало причиной ее краха. СССР так и не смог трансформироваться в некое подобие западного постиндустриального общества. В промежуток между 1990 и 1995 годами уместилась целая экономическая (да что там экономическая - историческая) катастрофа. Показатели же браков и разводов изменились весьма незначительно. Следует также помнить, что в советское время реальные распады семей часто не фиксировались из-за карьерных и материальных соображений. Да и уровень занятости женщин в экономике со статистической точки зрения в наши дни мало отличается от 1960-х годов.

Репродуктивное поведение человека вообще очень слабо зависит от внешних воздействий. Уровень рождаемости в блокадном Ленинграде в 1942 году практически не отличался от мирного 1940 года.

Еще менее контрастной становится картина, если сравнить ее с западными странами. В 2002 году в России доля детей, рожденных в незарегистрированных брачных союзах, составила 30%. Много это или мало, судите сами: в Исландии эта доля составляет 65%, в Эстонии - 56%, в Швеции - 55%, в Норвегии - 50%, в Дании - 45% и в Латвии - 42%. Никакого соответствия уровню экономического развития здесь не обнаружить. Стало быть, дело не в экономике.

Чтобы довершить картину кризисного состояния современной семьи, приведу еще несколько цифр. В последнее время в России расторгается примерно 800 000 браков. В результате около 400 000 несовершеннолетних детей остаются без одного из родителей. Более трети разводов приходится на молодые супружеские пары, прожившие в браке менее пяти лет. Из всех браков, заключенных в 2004 году, только каждый четвертый просуществует до момента естественной смерти одного из супругов, остальные три распадутся, причем два не дотянут и до Дня роз (10 лет со дня свадьбы), который в России принято называть Бронзовой свадьбой.

Основные формы семьи

Прежде всего это - моногамия, то есть брак, который состоит из мужа и жены. Альтернативная форма - полигамия, когда либо один муж состоит в браке более чем с одной женой, либо одна жена состоит в браке более чем с одним мужем. Первая форма полигамии называется полигиния, вторая - полиандрия. Кроме того, имеется такая форма брачных отношений, как коллективный муж или коллективная жена. В этих случаях несколько мужчин (женщин), как правило близких родственников - родных или двоюродных братьев (сестер), - берут себе в жены (мужья) одну женщину (мужчину). Такая форма брачных отношений - в отличие от моногамии и полигамии - распространена крайне редко. Она наблюдается в некоторых исламских странах (коллективный муж), кое-где в Индии и среди аборигенов Южной Америки и Океании (коллективная жена). Существует и такая форма семейных отношений, как так называемый групповой брак (на уровне обыденного сознания более известен как "шведская семья"). В групповом браке роль мужа играет мужской коллектив, а роль жены - женский. Фрагментация на пары отсутствует. Наконец, есть такая форма отношений (у ряда племен), как промискуитет, которая подразумевает свободные сексуальные отношения между членами общины и коллективное воспитание детей. Принято проводить различия между браками и в зависимости от формы их легитимации, с этой точки зрения браки подразделяют на церковные (регистрируются церковью или иным органом религиозной власти), гражданские (регистрируются государством) и конкубинат, то есть нигде не регистрируемый брак. В СССР и в России гражданским браком принято называть именно конкубинат. Разумеется, вышеприведенная классификация относится только к гетеросексуальным бракам. И последнее. В зависимости от ролевого доминирования мужа или жены говорят о патриархате или матриархате. Сейчас получила широкое распространение модная концепция биархата, то есть отсутствие доминирования одного из партнеров по моногамному браку. Если в дальнейшем это не будет оговорено особо, то я прежде всего буду иметь в виду семью белого человека.

Концепции семьи

Многие авторы преувеличивают значение биологической природы семьи. Более того, существует мнение, что семья - это, если так можно выразиться, биологический остров в социальном море человека. Да, многие представители животного царства имеют формы организации семейной жизни, весьма схожие с человеческими. Однако и социальная организация живущих в фавелах детских банд мало отличается от волчьей стаи, а социальная организация муравьев вообще во многом напоминает структуру государства. Тем не менее, никто ведь не говорит о биологическом характере государства. На мой взгляд, семья биологична в такой же степени, как и все другие единицы демографической структуры человечества.

Существует и так называемая сексологическая концепция семьи, которая считает сексуальную любовь основой брака, а сам брак - формой ее институционализации. Однако абсолютное большинство сексологов и психологов придерживаются той точки зрения (и она получила самое широкое эмпирическое подтверждение), что сексуальное влечение между конкретным мужчиной и конкретной женщиной не может сохраняться более трех, от силы - пяти лет. Это обусловлено заложенной природой программой, направленной на сохранение генофонда человека. Дети, имеющие одного общего здорового отца и одну общую здоровую мать, по уровню и качеству своего здоровья уступают тем, у кого одна общая здоровая мать, но разные здоровые отцы. В этом смысле ухудшение генетического качества человечества во многом результат моногамии. Внебрачные сексуальные контакты, помимо прочих причин, имеют в своей основе запущенные самой природой механизмы, требующие увеличения числа сексуальных партнеров для производства здорового потомства. Как раз именно семья представляет собой пример ухода человека из сферы так называемой первой природы в сферу так называемой второй природы, где наряду с биологией действуют социология и культура. Даже характерная для современной семьи репродуктивная модель небиологична. Сейчас средний возраст впервые рожающей женщины перевалил далеко за 25 лет. В то время как предельный биологически оптимальный возраст для первых родов - 16 лет. Дело в том, что в архаичном обществе средняя продолжительность жизни составляла около 26 лет, а на уровне 28 лет располагался так называемый порог доживаемости. Природой было заложено, что женщина, родив лет в 14, не только успеет вырастить потенциальную будущую мать, но и сможет оказать необходимую помощь при ее первой беременности. Феномен так называемой ранней половой жизни - это сложный социокультурный феномен, связанный с изменением времени социального созревания человека. На самом деле говорить о ранней половой жизни имеет смысл лишь относительно норм викторианской эпохи. Полезно вспомнить также возраст Джульетты (14, по другим данным - 12 лет). Кроме того, напомню несколько банальных фактов, красноречиво свидетельствующих об условности норм возраста и физического здоровья. Настоящий "бальзаковский возраст" - это всего лишь 30 лет. Пушкин на портрете Кипренского выглядит так, как современные мужчины - лет в 50, а Чехов на самой известной своей поздней фотографии и вовсе кажется глубоким стариком, тогда как им соответственно 35 и 40 лет.

Демографический переход и трансформация семьи

Я придерживаюсь той точки зрения, согласно которой трансформация института семьи на современном этапе человеческой истории суть одна из форм проявления глобального и универсального процесса демографического перехода - нынешней формы антропогенеза. Для обоснования моей позиции мне необходимо прежде всего внятно изложить методологические основы своих теоретических взглядов. Во избежание наукообразия позволю себе прибегнуть к методу аналогий и начну с классификации. Все системы можно разделить на простые и сложные. Простые системы обладают одной структурой, сложные, как правило, - несколькими. Например, если рассмотреть такую систему, как письменный стол, то можно найти у нее, по крайней мере, две структуры. С одной стороны, письменный стол состоит из столешницы, выдвижных ящиков, ножек, соединительных панелей. С другой, - из молекул. Сказать через запятую, что письменный стол состоит из столешницы, ножек и молекул, значит проявить абсолютную логическую безграмотность. В разных жизненных контекстах может быть проявлен интерес к разным структурам одного и того же объекта. Например, для столяра совершенно не важно, из каких молекул состоит письменный стол, но это может быть чрезвычайно важно для эколога, так как, например, известно, что молекулы веществ, которые используются в качестве клеящего состава при изготовлении ДСП, могут провоцировать рак.

Позволю себе еще одну аналогию в стиле military. Если рассматривать современные сухопутные войска с точки зрения структуры управления, то в них можно обнаружить следующую иерархию единиц: отделение - взвод - рота - батальон - полк - бригада - дивизия - корпус - армия. Известно, что в вооруженных силах действует принцип единоначалия и управленческий сигнал должен без помех пройти от генерала - командующего армией до сержанта - командира отделения. Представим себе, что параллельно этой структуре в армии возникла другая: манипула - декурия - центурия - фаланга - когорта - легион. При этом обе структуры существуют параллельно. В свое время наличие двух стратегов в афинской армии привело державу к военной катастрофе, через полторы тысячи лет уже Красная Армия значительную часть своих потерь и поражений понесла из-за управленческой неразберихи вследствие конфликтов между профессиональными военными - командирами и политическими комиссарами, а совсем недавно, летом 2004 года, безымянный военный юрист на целые сутки парализовал операцию войск коалиции США и их союзников в иракской Эль-Фаллудже. Представить себе биструктурные вооруженные силы с точки зрения здравого смысла практически невозможно. Если любой нижестоящий чин будет иметь над собой хотя бы двух командиров одного уровня, работа организации будет парализована.

Еще одно чрезвычайно важное замечание. Чтобы "убить" простую систему (например, полено), ее надо физически уничтожить (полено - сжечь). Чтобы "убить" сложную систему, достаточно разрушить структуру отношений между ее элементами. Разъедините детали компьютера, не разрушая ни одной из них физически, - и он превратится в бесполезный металлический ящик. Если для простой системы существовать означает существовать в виде некоего объекта, то для сложной системы это означает также выполнять определенные функции. Общим местом стали сетования на смерть большой семьи, которую зафиксировали в начале 1970-х. И что же? Разве теперь ни у кого нет дядей и теток, племянников, верных кузенов и очаровательных кузин? Нет, у многих они есть. Но уровень общения между ними и его интенсивность чрезвычайно низки. Каждый читатель может провести эксперимент: расписать на бумаге, сколько раз в год он встречается с коллегой, с соседом, с родным братом или сестрой, с дальними родственниками.

Граф фон Пипер и его "благородное семейство"

Итак, один и тот же солдат не может одновременно служить и в полку, и в фаланге. А вот человек только так и живет. Например, некий немецкий граф Франц фон Пипер одновременно принадлежит к древнему и славному роду графов фон Пиперов, что прославились еще во времена крестовых походов, является предпринимателем и владеет фирмой по производству электронного оборудования, состоит в Христианско-социальном союзе и в баварском отделении Всемирного общества любителей классической музыки. Кроме того, наш фон Пипер еще и член попечительского совета школы, где учится его дочь. Продолжать можно долго. Этот полушутливый пример показывает, что современное человечество есть система сверхсложная и ультраполиструктурная. Можно попытаться оценить размер средней большой семьи. Если считать, что это группа лиц, до седьмого колена связанная общим родством, то есть у всех у них есть общий прапрапрапрапрадед и общая прапрапрапрапрабабка, то при условии, что на каждом уровне воспроизводства рождалось пять детей, общее число их составит порядка 10 тысяч человек. А ведь седьмое колено - это всего лишь 140-160 лет. Теперь представьте себе размеры больших семей, имеющих 1000-летнюю историю! Поэтому когда, например, политологи говорят, что 60% экономики тринадцатимиллионной Гватемалы контролируют всего лишь 200 семейств и это, мол, свидетельствует о ее гиперолигархическом характере, то они заслуживают упрека в плохом знании предмета. 200 семейств - это около 200 тысяч человек, или более чем 1,5% населения. Для сравнения: в Швеции 1% населения контролирует 80% национального богатства.

А теперь вернемся во времена перехода от архаики к собственно человеческой истории. Как известно из работ крупнейших современных культурологов профессоров Андрея Анатольевича Пелипенко и Игоря Григорьевича Яковенко, во времена архаики человек находился в состоянии палеосинкрезиса - древнего всеединства и полной неотделимости от окружающего мира и космоса в целом. Это состояние, выражаясь метафорически, напоминает пребывание эмбриона в материнской утробе - самое экзистенциально комфортное состояние. Разложение палеосинкрезиса привело к феномену отчуждения человека от внешнего мира, составляющему центральную тему философии и культуры. Существуют различные способы преодоления этого отчуждения. Некоторые из них связаны со сферой ментальности и виртуозно описаны в работах упомянутых мною авторов. Однако имеются пути снятия отчуждения, которые относятся к сфере демографии. На них я остановлюсь подробней.

Суть моей концепции состоит в следующем. Человек, после того как вышел из архаичного состояния палеосинкрезиса, стал взаимодействовать с окружающим миром не напрямую, а через систему смягчающих негативное воздействие буферов. Роль этих буферов играли основные структурно-демографические единицы человечества. Перечислю их в иерархическом порядке: семья, большая (патриархальная) семья, клан, племя, союз племен, субэтнос, этнос, суперэтнос, антропологическая раса, человечество как единое целое. Каждая из этих единиц представляет собой так называемую демографическую систему. Точное и формализованное описание демографической системы заинтересованный читатель может найти в работах профессора Сергея Петровича Капицы, посвященных теории демографического перехода. Я же ограничусь содержательным иллюстративным описанием. Ни в одну из демографических систем нельзя свободно войти и свободно из нее выйти. Можно объявить себя антиглобалистом, но объявить себя негроидом, будучи голубоглазым блондином, это верный путь в сумасшедший дом. Демографическая система воспроизводит себя путем полового размножения. В Партию любителей пива можно записаться и из нее можно выйти, но маленький японец может получиться только от союза японца с японкой. И, наконец, чтобы войти в клан Сопрано, надо либо жениться на одной из женщин этого клана, либо выйти замуж за одного из мужчин этого клана, либо иметь своим родителем одного из представителей этого клана.

Таким образом, на раннем историческом этапе своего развития человечество напоминало собой некие планетарные "вооруженные силы". Причем их структура была неоднородной, рваной. Где-то племена уже составляли этнос, а где-то еще нет. Где-то были кланы, а где-то большие семьи непосредственно выходили на этнос. Тут опять не избежать аналогии в стиле military. Во многих европейских армиях нет полков как структурной единицы, а вооруженные силы Гондураса не имеют в своем составе ничего выше уровня бригады.

Подобная структура немного напоминает биологический мир. Виды животных обладают колоссально высокой степенью внесоциальной самоорганизации. Вспомним феномены организованного массового переселения животных, массового самоубийства лемингов, китов и дельфинов или наводящие мистический ужас на всех людей - от греков до китайцев - войны мышей и лягушек. Ключ к разгадке лежит в так называемом принципе коллективного взаимодействия: обладающая необходимым уровнем сложности система может самоорганизовываться, не имея видимых структур управления.

Между человеком и человечеством

Таким образом, моя основная идея состоит в том, что семья представляет собой не пресловутую ячейку общества, а первичную демографическую систему, расположенную между человеком и человечеством в целом. В этом смысле семья представляет собой сложнейший биодемосоциокультурный организм и сочетает в себе биологические, демографические, экономические, социальные, культурные и психологические функции. Кроме того, важнейшей функцией семьи является информационная. Если бы человечество не развивалось в сторону усложнения своей структуры, то есть сохраняло бы себя просто как биологический вид, то ему вполне хватило бы одной структуры: человек - семья - другие единицы - человечество в целом. В дальнейшем я буду называть эту структуру человечества демографической.

Однако человечество стало развиваться. У его отдельных сегментов появилась социальная структура, усложнилась экономическая жизнь, возникло государство. До этого семья людей напоминала семьи лис или тигров. То есть все необходимые функции концентрировались исключительно внутри семьи. Уже в племени появилось первичное, пусть и очень примитивное, разделение труда. Например, в одной семье были те, кто занимался, скажем, охотой, и те, кто занимался рыболовством. Дети-охотники обрастали социальными связями с детьми охотников из чужих семей. А дети рыболовов - с детьми рыболовов также из других семей. Это пример возникновения примитивных параллельных структур, альтернативных демографической. Кроме авторитета в лице собственного отца появились авторитеты в лице вождя племени или верховного жреца. Одни и те же "солдаты" стали одновременно служить и в своих "демографически родных взводах", и в "социально близких центуриях". Таким образом, именно тогда, во времена родоплеменного строя, институт семьи первый раз утратил монополию на власть.

Однако более интенсивно этот процесс пошел во времена образования цивилизаций древности и ранних государств. Допустим, фараон решил строить пирамиду. Для этого ему необходимо сформировать обладающий необходимыми технологическими навыками коллектив, способный работать с соответствующими техническими устройствами (в философии техники такой коллектив принято называть мегамашинами). Контингент рабочей силы должен быть сформирован неким нетривиальным образом. Например, там не должно быть маленьких детей, немощных стариков и женщин. Значит, брать целиком семьи и отправлять их на строительство пирамиды нельзя. Отправить можно было только нескольких членов семьи (мой пример, конечно же, условен и не претендует на строгую историческую достоверность), а они на строительстве обрастали новыми социальными связями и делали карьеру, опираясь на иные правила субординации, чем в семье. (Библейский Иосиф, младший из братьев, стал при фараоне главным советником и чем-то вроде премьер-министра). Таким образом новые структуры захватывали себе жизненное пространство за счет структуры демографической, в том числе за счет семьи.

Собственно говоря, абсолютное доминирование демографической структуры над всеми другими и есть один из критически важных признаков традиционного общества. Оно представляет собой своеобразную матрешку (фрактал по научной терминологии). Семья - это маленький этнос, этнос - это большая семья. До сих пор, когда мы хотим подчеркнуть степень близости своих отношений с кем-либо, мы говорим: он мне как брат (отец, сын), она мне как сестра (мать, дочь). Абсолютный приоритет семейных отношений в сравнении со всем остальным очень прочно укоренился в языке: святой отец - обращение к священнику, Отец Небесный - к Богу, природа как Мать всего сущего, братья и сестры - так называют друг друга члены монашеских братств и орденов, все люди братья - из лозунгов коммунистов-интернационалистов. Не забудем также "Отца народов" и оруэлловского Большого брата. Как я уже говорил, семья представляет собой один из буферов между человеком и окружающим миром. Крупнейшим философом ХХ века Василием Васильевичем Налимовым было блестяще показано и доказано, что человеческая психика устроена таким образом, который в принципе не позволяет равноценно относиться ко всему сущему. Человек сойдет с ума, если любую боль в этом мире будет переживать как свою. Границы между демографическими системами - это и границы ценностного отношения к окружающему миру, и одновременно границы идентичности. Скажем, уже упомянутый нами Франц фон Пипер прежде всего - глава собственной семьи, потом член большой семьи, которую возглавляет его двоюродный дядя, затем он - баварец, потом - немец, потом - европеец, потом - белый человек и только после этого - житель планеты Земля. Поэтому школьные проблемы дочери ему ближе, чем переживания племянницы, баварец ему ближе пруссака, а житель несчастного Дарфура интересует его лишь постольку, поскольку о нем рассказывают Euronews.

Как сделать из детей граждан

Конфликт между институтом семьи и другими структурами возникает из-за ориентации их на разные интересы и цели. Например, советская школа пыталась сделать из детей граждан с активной жизненной позицией. Моя незабвенная завуч без всякого намека на иронию говорила: "Ребята, вы Советской страны пионеры, поэтому ничего и никого не бойтесь, всегда смело идите туда, где надо защищать справедливость. Если вы видите, что на маленького котенка собирается напасть большой злой пес, смело берите котенка на руки и несите в безопасное место. Если вы видите, что на улице взрослые дяди распивают вино, смело идите к ним и делайте замечание". Мне трудно представить себе находящегося в здравом уме родителя, который даст своему ребенку подобный совет. (Выскажу попутно сугубо личную точку зрения: один человек вообще не вправе требовать от другого, чтобы тот жертвовал своей жизнью или здоровьем, если жертва не есть личный выбор самого человека). Я представил конфликт интересов в несколько пародийной форме. Реальная жизнь намного трагичнее. Греческая мать во времена царя Леонида требовала от собственного сына, чтобы он умер за свой народ вместе с отцом и братьями так же, как сейчас этого требуют многие палестинские матери от своих сыновей. В традиционном обществе конфликт по линии семья - общество или семья - государство не носит антагонистического характера, так как само общество коррелирует с демографической структурой. Молодой палестинец умирает за свой этнос так же, как молодой грек когда-то умирал за свой. В этом чудовищная сила этнических конфликтов. Вспомним хотя бы жестокость столкновения в Руанде, где практически все мужчины этноса хуту участвовали в геноциде этноса тутси. Как я уже говорил, у каждого индивида есть то, что я предлагаю назвать предельной общностью, то есть тот максимальный круг людей, на границах которого для него заканчивается понятие "человек". Если предельная общность раса - то это расизм, если этнос - то этнический шовинизм (в России его называют национализмом). Весьма типична ситуация, когда предельной общностью является собственно семья или большая семья. Так функционируют многие мафиозные или гангстерские кланы. Отсюда объяснение того феномена, который заставляет в изумлении разводить руками многих интеллектуалов-моралистов: как нежный и преданный сын, заботливый отец, золотой муж может быть одновременно тираном, негодяем, убийцей? В этом смысле такие культовые фильмы, как "Банда Гриссомов" или "Коломба", безупречно правдивы: искренность, сердечность, взаимовыручка в любой ситуации, нежность по отношению к своим - и абсолютное презрение ко всему остальному миру. Хоть я и не поклонник культового российского сериала "Бригада", но и там этот феномен ухвачен очень точно: безжалостный бандит вполне может быть прекрасным сыном и неплохим мужем и отцом.

Семья как культурно-информационная матрица

Следует отметить еще одно чрезвычайно важное обстоятельство. Семья в традиционном обществе, да и в современном в значительной степени, была основной культурно-информационной матрицей, воспроизводящей стереотип поведения. Общеизвестно, что до сих пор большинство землян заняты в сельском хозяйстве. В более ранние периоды их доля в составе человечества вплотную подходила к 99%. Так же хорошо известно, что аграрный труд и образ жизни отличаются чрезвычайной жесткостью. Это поэт может позволить себе депрессию, а крестьянин (охотник, рыболов), если пропустит нужный момент сева (охоты, рыбной ловли), поставит под удар не только свою жизнь, но и жизнь всей семьи. Отсюда характерная проектно-репрессивная модель воспитания. В ребенка формы жизненной дисциплины, ритмы трудовой деятельности и технологические навыки надо было буквально вбивать, и тут глупо морализировать: история семьи написана на языке насилия. Проектно-репрессивная модель (ребенка надо подогнать под изначально задуманный образец, и сделать это проще всего репрессиями) оказалась удивительно живучей и существует до настоящего дня. Она пережила индустриальную революцию в том числе и потому, что отчужденный машинообразный труд на заводском конвейере с точки зрения форм жизненной дисциплины ничем не отличается от труда в поле. Не посеял - умер с голоду, а жену и детей (если они не умерли) продали в рабство. Не пошел на завод, потерял работу, жену и детей пришлось отправить в работный дом. Вспомните Золя или Диккенса. В этом плане индустриальный рабочий мало отличается от древнего крестьянина. И тот и другой живут по схеме: мой дед пахал землю, мой отец пахал землю, я всю жизнь буду пахать землю, мой сын будет пахать землю, мой внук будет пахать землю и так далее. Требуется лишь заменить землю на фабричный станок. С этой точки зрения традиционное общество удивительно однородно: есть потомственные крестьяне, рабочие, фабриканты, скрипичные мастера… И везде тайны фамильного мастерства передавались путем репрессалий (не обязательно физических). К слову, еще в XIX веке регулярным физическим наказаниям в воспитательных целях подвергалось не менее 95% детей. К концу ХХ века эта цифра уменьшилась до 30%, причем включая тех, кто подвергался наказанию хотя бы один раз. Жизнь оказалась сложнее и трагичнее многих гуманистических иллюзий. Выясняется, что многих замечательных деятелей искусства удалось сделать таковыми только из-под палки, так как иного способа заставить детей по 8 часов в день разучивать гаммы или отрабатывать батманы и фуэте просто не существует. Не могу тут не вспомнить одну из лучших карикатур последней четверти ХХ века: в огромной гостиной на фоне грамот за победы на всех мыслимых и немыслимых конкурсах убеленный благородной сединой скрипач уныло играет на скрипке. А в углу в кресле-качалке сидит и вяжет свирепого вида мамаша, на коленях которой лежит гигантский армейского образца ремень.

Таким образом, можно подвести предварительные итоги. Одна из основных функций семьи в человеческой истории состояла в приучении человека к неизменным формам и нормам поведения и труда и в точном их воспроизводстве.

Системная разбалансировка семьи

Моя позиция состоит прежде всего в том, что трансформация (кризис) семьи - это результат сложнейшей системной разбалансировки, которая является следствием трансформации (кризиса) демографической структуры человечества. Изменение человека на пути эволюции с необходимостью потребовало рождения и развития новых структур, а они, в свою очередь, могли развиваться, только разрушая демографическую структуру человечества. Переход от традиционного общества к технотронному - это прежде всего разрушение господства демографической структуры.

Представим себе первое десятилетие XVIII века и какого-нибудь парня из боярской семьи, живущей в глухой сельской провинции. Во всем - тотальное подчинение отцу и строгое воспроизводство всех ранее существовавших форм жизни. В таких семьях до 18 лет пороли, а до 30 таскали за волосы. И вот Петр Первый всей мощью государственной машины вырывает такого парня из традиционной среды, стрижет, бреет и отправляет в лицей, а затем в университет. Парень, который совсем недавно гонял голубей, должен был в короткий срок научиться носить европейские камзолы и шляпы, усвоить этикет и быть готовым вызвать на дуэль за любое неосторожно брошенное по его адресу слово. Петр Первый как гениальный культуртрегер (другое дело, что это гениальное культуртрегерство навсегда искалечило русский этнос) прекрасно понимал, что столь ненавидимая им патриархальная Русь совершенно спокойно пересидит его реформы в семьях. Отсюда политика насильственного разрушения семей через физическое разлучение поколений: сформировать критическую массу европейски ориентированных людей можно было, только вырвав их из семей.

Вообще формирование любой великой духовной или социальной системы прежде всего ударяет по семьям. Можно вспомнить хрестоматийное: "И поднимется брат на брата, а сын на отца". Значительная часть священных текстов христианского Писания посвящена мученической смерти принявших новую веру людей от рук их ближайших родственников (отцов). Любые социальные катаклизмы разрушали внутреннее единство всех демографических единиц (эллины Демосфена против эллинов Александра Великого). Но наиболее болезненно этот процесс бил по семьям. Позволю себе перепрыгнуть через 2000 лет и рассказать примечательную историю, которую услышал от прекрасного ученого Евгения Борисовича Рашковского. Во время революции друг его отца, приняв в свои 20 лет приход нового мира со свойственным возрасту жаром, вместе с революционными крестьянами вначале ворвался в усадьбу своего родителя, затем вывез его в тачке на дорогу и выбросил в канаву. Рассказывать о поведении огромного числа людей в годы репрессий не буду, об этом и так много написано. Замечу лишь, что это явление универсальное. Например, в составе вермахта и СС служили около 50 тыс. человек, чьи родственники по тем или иным причинам оказались в гитлеровских концлагерях. Награжденные не одним железным крестом старшие офицеры и генералы навещали их, в том числе и за несколько дней до газовой камеры.

Семья и классический капитализм: первый серьезный кризис

Первый серьезный кризис семьи связан отнюдь не с индустриальной революцией. Наоборот, первые торговые компании, промышленные фирмы, торговые дома и банки вначале имели своим ядром семьи. До сих пор крупнейшие мировые товарные марки носят фамильные имена: Форд, Рокфеллер, Морган, Крупп, Тиссен… Более того, в очень многих крупнейших современных корпорациях и поныне сохранились семейные советы, а контрольные пакеты акций принадлежат лицам, связанным друг с другом родственными узами. Кризис исторически связан с расцветом классического капитализма. Во-первых, тогда стала возрастать роль креативного труда, а креативный работник не может быть воспитан в рамках проектно-репрессивной модели. Во-вторых, именно в то время начался процесс, предшествовавший менеджериальной революции, когда функции владения собственностью были отделены от функции управления ею. Ранний предприниматель мог смело передавать бразды правления сыну или другому родственнику. Но когда речь зашла о сложной организации, то родственники не всегда оказывались готовыми к такой роли. В-третьих, чрезвычайно высокая мобильность населения разрушала устоявшиеся связи. Впрочем, на мой взгляд, основная причина все же таится в глубинных антропологических изменениях, связанных с демографическим переходом.

Так или иначе, но институт семьи, и без того уже сильно потрепанный Великой французской революцией и чередой наполеоновских войн, вступил в полосу непрерывного кризиса. Этот процесс с абсолютной точностью зафиксировала литература: с самого начала XIX века любой социокультурный конфликт практически неизбежно обретал форму конфликта поколений.

На институт семьи с разных сторон и разных идеологических позиций стали наступать целые полки интеллектуалов. Первым был Жан-Жак Руссо. Позволю себе личное замечание: по мне, если дьявол и посещал собственной персоной наш грешный мир, то один раз факт этого посещения можно считать полностью доказанным, и сделал он это в облике Руссо. Его Доброго Дикаря испортила плохая Цивилизация. Но сделать это цивилизация может лишь через свои институты: семью и школу. Мысль о том, что человек изначально портится и травмируется в семье, со времен Руссо является доминирующей во всей западной культуре. В разной степени и в разной форме ей отдали дань подавляющее большинство мыслителей и деятелей искусства. Критику семьи можно найти у Толстого и Маркса, Мопассана, Мизеса и Фрейда, Сартра, Камю, Гессе, Фуко, Рассела и многих других.

Антисемейно настроенные мыслители, главным образом представители "левой идеи", боролись с ненавистными им ценностями не только своими текстами, но и своей жизнью. Из великих это, например, Байрон, супруги Шелли, Поль Гоген, неистовая мексиканка Фрида Калло, Сальвадор Дали, Жан-Поль Сартр. Не оказалась исключением и Россия: достаточно вспомнить имена Николая Чернышевского и Владимира Маяковского. Последний пригвоздил семейный быт ставшими классикой строками:

Опутали революцию обывательщины нити,

Страшнее Врангеля обывателя быт,

Скорее голову канарейкам сверните,

Чтоб коммунизм канарейками не был убит…

Опыт Маяковского по созданию некоего советского аналога полиандрии оказался глубоко неудачным и стал одной из причин его личной трагедии. Маяковский входил в плеяду деятелей культуры, которые абсолютно всерьез намеревались вырвать пролетариат из оков "религии, семьи и права". Модель Маяковского, с известными вариациями конечно, была повторена и в культовой шведской группе "АВВА", и в сложных отношениях внутри "Beеtles". Идеи трансформации моногамного брака в нечто иное, не совсем понятное, витали на идеологических высотах Третьего рейха на всем протяжении его короткой истории. Новую брачную мораль пытался создать доктор Геббельс, попутно чуть было не разрушив собственный брак и чуть было не поставив крест на своей политической карьере. Супруга Бормана советовала мужу "всюду, в любых командировках оставлять после себя как можно больше маленьких арийцев". Не остался в стороне и сам фюрер, который в конце 1944 года всерьез собрался учредить полигамию, вначале в форме известной со времен глубокой древности патриотической проституции по принципу: если муж женщины находится на войне или убит на войне, то она обязана быть женой любому солдату. Эти примеры прекрасно иллюстрируют тот тезис, что идеологическая атака на брак не была монополией только лишь сторонников "левой идеи". Как нельзя лучшее отражение глубинный конфликт между институтом семьи и социально-утопическими проектами получил в утопической и антиутопической литературе. Институту семьи нет места ни в "Утопии", ни в "Городе солнца", ни в "Икарии", ни в "Прекрасном новом мире". Кстати, именно в мире от Хаксли запрещены не только семья, но и любые союзы людей, отдаленно ее напоминающие. Нет там, кстати, места и для любых других демографических единиц: там нет ни этносов, ни суперэтносов, ни рас.

Семья - враг любого социального проекта

Карл Маркс был, пожалуй, одним из первых мыслителей, кто понял, что институт семьи представляет собой смертельную опасность для любого социального проекта, а тем более для социальной утопии, и, как известно, в коммунистическом раю семье места не отводилось. В своей логике Маркс был прав. В том, что коммунистический проект в мировом масштабе потерпел фиаско, немалая заслуга института семьи. Например, если говорить о Советском Союзе, то именно в семье успешно пережили советскую власть и характерные для мелкой буржуазии умонастроения и представления, и традиционные ценности, в том числе религиозные. Это одна из причин интереснейшего феномена: всю жизнь просидевшие в советских конторах и на предприятиях, до мозга костей советские инженеры и чиновники вдруг на рубеже 1980-1990-х годов под тосты о "России до 1917 года" вдруг вспомнили о дворянских, купеческих, кулацких, бело-офицерских и других антисоветских корнях. Кстати, там же, в семьях, бытовой этнический шовинизм (особенно это касается антисемитизма) благополучно переждал период советского народа как новой исторической общности. Кто немного знал диссидентскую среду или фрондирующую интеллигенцию, прекрасно помнит, что на пороге многих домов советская власть заканчивалась. Между прочим, аналогичный процесс имел место и в среде номенклатуры. Не мной подмечено, что, пока советская номенклатура строила социализм в Анголе, Никарагуа и Камбодже, капитализм уверенно побеждал внутри Садового кольца. Партийный деятель конца 1970-х годов вполне мог еще помнить свою тяжелую долю батрака или пролетария. Если не помнил сам, то наверняка помнили родители или другие ближайшие родственники. Так что секретарь ЦК КПСС в каком-нибудь 1980 году мог вполне искренне ненавидеть буржуазный строй, хотя сам жил как топ-менеджер средней американской фирмы. Но вот его дети обуржуазились уже не только внешне, но и внутренне и никакой ненависти к буржуазному строю не испытывали. Это также одна из важнейших причин мутации верхнего слоя номенклатуры в советскую буржуазию. Однако я настаиваю, что данное явление носит универсальный и глобальный характер. Одно из следствий демографического перехода состоит в том, что семья теряет способность передавать так называемый социальный ген. Иными словами, дети хотят жить и живут своими ценностями и представлениями о мире, а не ценностями и представлениями своих родителей. И вот уже Ронни Рейган-младший выступает на съезде Демократической партии против Джорджа Буша-младшего, исторического наследника своего отца Рональда Рейгана. А дочка вице-президента США Дика Чейни едет в Ирак, чтобы почти в буквальном смысле прикрыть Саддама Хусейна своим телом. По моим сведениям, правда, до Ирака она не добралась, благоразумно оставшись в Иордании.

Советские демографы, всерьез поверившие в марксизм, осознали эту проблему. Великий ученый Станислав Густавович Струмилин разработал концепцию, согласно которой за женщинами оставалась лишь функция рождения детей, затем дети должны были отрываться от родителей и воспитываться в яслях, детских садах, школах, училищах и вузах. На самом деле в подобной системе воспитания нет ничего абсурдного. Так всегда воспитывалась элита, да и для многих обществ (например, для Спарты) подобная модель была вполне адекватной. Струмилин понял главное: для того чтобы воспитать солдата мировой революции, его надо вырвать из семьи и, выражаясь компьютерным языком, нужным образом отформатировать или переформатировать его мозги. Задача, однако, оказалась непосильной даже для советского тоталитаризма. Более того, начальный этап войны с гитлеровским Третьим рейхом блестяще показал, что люди готовы воевать не только и не столько за идеалы государства, сколько за свои дома, свои семьи, родную землю. Кстати, Сталин угадал это настроение. Отсюда его "братья и сестры" и апелляция к понятным человеческим ценностям.

Все вышесказанное не означает отсутствия альтернативной тенденции: бросавшие бомбы в дворян-губернаторов дворянские же дочки в известном смысле адресовали их и собственным семьям. Во многом логику этого конфликта интуитивно почувствовал Достоевский: его "бесы" убивают товарища, в том числе и за то, что он радуется рождению сына, а не скорбит вместе с ними о мировой несправедливости.

Не могу здесь обойти трагедию одной из самых крупных фигур ХХ века - Николая Вавилова. Его генетика во многом ставила крест на любой попытке создать нового человека. Если поведение предопределено генетически, то изменить его социальными технологиями нельзя. По данным современной науки, поведение человека на 60-70% определяется генами. В свое время в США был проведен эксперимент: дети преступников в младенческом возрасте передавались на воспитание в семьи законопослушных добропорядочных граждан. Однако 60-70% из них уже в подростковом возрасте стали совершать правонарушения. Истина оказалась на стороне Николая Вавилова, а он сам представлял собой смертельную опасность для коммунистического тоталитарного режима. Режим эту опасность почувствовал.

Воспитание элиты, непотизм и Ужасный Отец

Теперь вернусь к проблеме внесемейного воспитания элиты. Допустим, наставнику надо создать из не слишком крепкого и здорового мальчика будущего Александра Великого или Наполеона. Помимо физических упражнений и специальных знаний это требует еще и жестокого воспитания характера. Воспитателю надо заставить ребенка принять такую модель поведения, при которой он, если потребуют обстоятельства, будет готов пожертвовать ради идеи, страны, революции, прогресса самым дорогим: от собственного здоровья и частей тела до близких людей. Дело тут даже не в том, что далеко не каждая античная (а тем более близкая к нам по времени) мать сможет требовать от своего ребенка высокой жертвенности. Как раз это не редкость. Просто жестко структурированный в семью деятель, заняв высокое положение, с неизбежностью будет пытаться расставить на все ключевые места родственников. А непотизм зачастую становится смертельным врагом любой социальной системы. Между прочим, тотальная раздача королевских вакансий своим родственникам не в последнюю очередь привела к краху дело Наполеона Бонапарта. Если бы он оставлял во главе подконтрольных ему государств лояльных местных правителей, конфликты с местными элитами и населением не оказались бы столь острыми. В наше время тотальный непотизм - жесточайший бич афро-азиатских стран. Впрочем, иногда он играет и роль мощного демпфера конфликтов. В частности, дальние родственные связи между элитами Индии и Пакистана оставляют на крайний случай некий аварийный канал информации и связи.

Вслед за Карлом Марксом и близкими к нему теоретиками институт семьи был атакован и представителями противоположного лагеря. Один из главных идеологов современного либерализма Людвиг фон Мизес отозвался о браке так: "Брак - это шаг в колонне по двое на всю жизнь. А творческий человек должен идти один".

Сильнейший удар по авторитету семьи нанес, безусловно, Зигмунд Фрейд. Несмотря на то, что его личная позиция по отношению к семье не была столь радикальной, широкая общественность стала с его подачи воспринимать семью как место, где психика ребенка изначально и безнадежно калечится. Мишель Фуко - культовая для постмодернизма фигура - полагал, что семья наряду со школой, церковью и тюрьмой - один из институтов, который зловредная власть использует для тотального манипулирования человеком и его подчинения. Жан-Поль Сартр отозвался о браке как о тюрьме, а его высказывание о женщине я приводить не буду, так как это противоречит формату журнала. И, наконец, великий гуманист и певец человеческого разума, один из последних великих философов Бертран Рассел высказался примерно в таком духе: перед входом в царство просвещенного разума улегся трехглавый дракон, который не пускает туда человечество. Его три головы - это семья, религия и школа.

За последние два столетия в западной культуре очень сложно отыскать более-менее значимую культуру, над которой бы всю жизнь ни нависал образ Ужасного Отца. Несколько реже его замещает образ Ужасной Матери. На деспотичного и авторитарного отца жалуются юный Карл Маркс, молодой Адольф Гитлер. Жесточайший конфликт с родителями пережили Клод Моне, Сезанн, Верди, Иоганн Штраус-сын, Берлиоз. Если этот список продолжать, то можно составить алфавитный указатель самых известных людей последних двух веков. С поразительной силой Герман Гессе в своем "Воспоминании о Гансе" описывает содержание и формы насилия над ребенком и его унижения со стороны Учителя (как временного заместителя Ужасного Отца). При всем моем критическом отношении к Горькому его "Детство" и "В людях", даже если они содержат сильный момент преувеличения, отобьют у модели патриархальной семьи очень много поклонников.

Доктор Спок против доктора Добсона

Гуманистические иллюзии середины ХХ века, пропитанные причудливым коктейлем из идей Руссо, Маркса, Фрейда и Троцкого, в том числе предполагали: стоит только освободить ребенка из-под власти проективно-репрессивной модели воспитания (а она была характерна и для семьи, и для школы), как Добрый Дикарь станет добропорядочным взрослым гражданином, одинаково проникнутым как духом свободы, так и духом ответственности. В 1960-х годах проективно-репрессивная модель стала усиленно замещаться моделью либерально-диалогической. Доктор Бенджамин Спок и доктор Жан Пиаже создали нерепрессивную диалогическую педагогику. От семьи (школы, общества) требовалось одно: не мешать развиваться внутренним интенциям человеческой личности, дать цветку расцвести, гадкому утенку превратиться в прекрасного лебедя. Репрессивные методы воспитания в основном ушли из школ, да и из семей. Однако результаты подобной практики оказались не совсем такими, как ожидали теоретики: тотальный взрыв насилия в школах, то, что принято называть моральной распущенностью (ранняя половая жизнь, ранняя беременность, наркомания, алкоголизм в подростковой среде и так далее), жесточайший конфликт поколений в 1960-1970-х, сексуальная революция и три ее знаменитые высшие ценности: секс, наркотики, рок-н-ролл. Все эти явления вызвали настоящий шок в среде теоретиков семьи и педагогики. Если доктор Спок остался до конца верен своим идеалам, то доктор Пиаже в 1978 году решительно отказался от своих взглядов и предложил вернуться к традиционной проективно-репрессивной модели, чем вызвал скандал среди своих сторонников и последователей.

Однако еще более оперативно отреагировал Голливуд. В то время как кино 1960-1970-х насквозь пропитано духом бунта против родителей и учителей, кино 1990-х уже характеризуется возвратом к консервативной романтике старых семейных ценностей. В 1995 году на экраны выходит немыслимый до той поры фильм "Школа-84", главный герой которого - классический рефлектирующий интеллигент, учитель с аккуратной бородой и в очках - находит в себе волю и мужество отправить на тот свет добрую треть своего класса, отъявленных мерзавцев и негодяев. Правда, делает он это только после того, как великовозрастные подонки совершают массу мерзостей, в частности насилуют и пытаются убить его жену. В этом фильме, кстати, впервые нарушен один из главных запретов западной культуры ХХ века: неприкосновенность жизни ребенка, тем более проявляющего тенденции к покаянию. В оправдание режиссера напомню, что главный негодяй фильма - двадцатилетний балбес, а слова "пощадите меня, я ведь ребенок" он произносит, сжимая в руке нож и готовя подлый удар. (Чтобы тема не повисала в воздухе, замечу: десакрализация детской неприкосновенности продолжена по линии массовой культуры - а она точнее культуры высокой отражает массовое сознание - в голливудском блокбастере "Правила боя", где чернокожий полковник вступает в перестрелку с толпой вооруженных женщин и детей. Особого разговора заслуживает также культурологический анализ "Догвилля" великого Ларса фон Триера и темы "санкции на детоубийство", нашедшей воплощение в этом скандальном фильме.)

Известный сдвиг в общественном сознании и (частичное) разочарование во всемогуществе либерально-диалогической модели произвело явление доктора Добсона, чьи книги о воспитании стали бестселлерами 1990-х и прочно задвинули на далекую периферию доктора Спока. Доктор Добсон откровенно выступает за реставрацию проективно-репрессивной модели воспитания, а его книги полны конкретных советов по применению физических наказаний, которые, по его мнению, надо начинать с шестимесячного возраста.

Нельзя сказать, что эта тенденция стала превалирующей. Доктор Добсон, несмотря на то, что его книги продаются тиражами, сравнимыми если не с "Гарри Поттером", то уж с Фредериком Форсайтом точно, все-таки является фигурой маргинальной.

Кризис семьи и молекулярные гражданские войны

То, что принято называть молекулярной гражданской войной, во многом является результатом кризиса семьи. Одна из важнейших функций семьи в традиционном обществе состояла в определенной канализации агрессии. Агрессивный человек находился в системе строжайших табу, среди которых - запрет поднимать руку на отца, мать или старших родственников. Этот запрет опирался на жесточайшие санкции со стороны формального и неформального права. Не надо напоминать, в какой книге можно прочитать совет "убей непокорного сына в детстве - и да будет у тебя спокойная старость". Уголовное право вплоть до середины ХХ века старалось не замечать фактов убийства непокорных детей. Для демографической единицы, так же как и для социума, лучше, чтобы агрессивная молодая особь направила свою агрессию не против отца, а против другой агрессивной молодой особи. Функции такого рода канализации агрессии при организованных массовых побоищах сохранились почти до наших дней. Совсем недавно, в 1970-е, не редкостью были драки стенка на стенку, скажем, в сибирских деревнях. Сейчас из-за кризиса семьи каналы агрессии перестали образовывать некую четкую сеть, а стали хаотичными. В результате те из молодых индивидов, кто не обладает физической силой и не способен входить в группировки, легко может стать объектом агрессии со стороны как отдельных индивидов, так и разного рода сообществ. А необходимого количества братьев и кузенов, которые могли бы его защитить, он не имеет. Безумие с массовой стрельбой в школе - это не только действия психопатов или криминальных элементов, но и чудовищные акты отчаяния одиночек, в течение долгого времени подвергавшихся травле. В традиционном обществе такой проблемы не было. Направить агрессию на сверстника в общем-то разрешалось, насилие со стороны старших родственников было санкционировано и сакрализировано институтом семьи.

Семья и развивающееся общество: противоречие

Как я уже говорил, кризис семьи общепризнан. Специфика позиции, которую я имею честь представлять, состоит в том, что природа этого кризиса является структурно-функциональной по своему содержанию и производной от демографического перехода по своей причине. Институт семьи и его, если так можно выразиться, интересы пришли в фундаментальное противоречие с интересами все более быстро развивающегося человечества.

В семье сходятся силовые линии целого скопления миров: биологического, социального, культурно-цивилизационного, биосферного, психологического. По мере ослабления влияния одного из них вырастает влияние других. Моногамный брак изначально находится в глубоком противоречии с биологическим миром. Однако целый ряд культурных ограничителей не допускал полигамии. В этом плане существует огромное различие между двором халифа или султана, имевших не один десяток жен, и королевскими дворами Европы, где вместе с законной женой под одной крышей жили вполне "узаконенные" фаворитки. Если с точки зрения психологии и сексологии жена и фаворитки и могут быть сопоставлены с гаремом, то с точки зрения культурологии и социологии этого сделать никак нельзя. Власть и семейные богатства распределялись по семейным каналам на Западе и Востоке совершенно различным образом. Тем не менее, конфликт между социокультурным и биологическим требовал выхода. И этим выходом были проституция и институт адюльтера. Эти институты вообще расцветают прежде всего там, где господствует моногамный брак. В этом смысле Древний Рим и Древняя Греция сильно отличаются от современных им восточных цивилизаций. Несмотря на то, что и в Риме, и в Греции ценилась девственность, ей не придавали статуса фетиша. В западной культуре проституция и адюльтер были практически узаконены для мужчин, но не для женщин. Главная вина таких замечательных женщин, как Анна Каренина и мадам Бовари, состоит вовсе не в том, что они позволили себе адюльтер, но в том, что он стал достоянием общественности. Любопытно, что жестокий по существу и резкий по форме отпор Толстой получил не от какого-нибудь клерикала или замшелого реакционера, а от поэта, которого никак нельзя упрекнуть в попытке вернуть порядки домостроя, Николая Некрасова:

Толстой! С талантом и терпеньем ты доказал,

Что женщине не следует гулять

Ни с камер-юнкером, ни с флигель-адъютантом,

Когда она жена и мать.

Необходимость сохранения семьи, пусть даже и ценой существования внебрачных связей, с исторической точки зрения легко объяснима. Главными функциями семьи считались воспитание детей, домохозяйство, сохранение и приумножение семейного богатства. Классический капитализм не мог бы существовать рядом с полигамией: было бы слишком много претендентов на семейное богатство, а тенденция к передаче его в одни руки проявилась еще в докапиталистическую эпоху и называлась майоратом. Кстати, далеко не в последнюю очередь именно майорат, создавший критическую массу лишенных семейного богатства энергичных молодых людей, стал одним из факторов демографической глобализации. Если у Генри Форда-первого уже были серьезные трения с Генри Фордом-вторым, чуть не погубившим впоследствии одну из лучших мировых автомобильных компаний, то можно себе представить, что было бы, если бы у великого автомобильного магната были сотни наследников от 150 разных жен, как у свазилендского короля. Примечательно, что культурная традиция христианства, как и других мировых религий, требуя от супругов верности до гробовой доски, очень жестко ограничивает их в праве на собственно психологическую любовь, не говоря уж о палитре эротических переживаний. При отсутствии средств и культуры контрацепции интимная близость "для себя" приводила бы к неконтролируемому росту деторождаемости, чего социум не мог себе позволить.

Что отнимает у семьи общество

Теперь необходимо остановиться на представляющих сейчас конкретный интерес аспектах грандиозного исторического феномена - демографического перехода. Суть его заключается в том, что демографический рост человечества должен прекратиться к 2025 году, после чего численность живущих на Земле людей, выйдя на плато, начнет медленно снижаться. Несмотря на то что демографический переход - явление глобальное и относится к человечеству в целом, это не означает унификации демографических режимов для различных групп населения: тот или иной этнос (суперэтнос, антропологическая раса) проходит ту или иную стадию демографического перехода не одновременно. На внешнем, феноменологическом уровне демографический переход заключается в постепенном движении определенной единицы от режима с очень высокой рождаемостью и очень высокой смертностью к режиму с очень низкой рождаемостью и очень низкой смертностью. Демографический переход уже прошли практически вся белая раса и целый ряд других единиц - например, японский и корейский этносы. Если посмотреть на семью под этим углом зрения, то становится понятной одна из причин ее кризиса. Демографический переход "выключает" потребность людей в деторождении. Разумеется, это "выключение" не абсолютно и не равномерно, и говорить о нем можно лишь в отношении среднего представителя демографической единицы. Средний белый человек, средний англичанин, средний итальянец, средний японец имеют два с небольшим ребенка, что уже ниже критического уровня. Порогом для нерасширенного воспроизводства является показатель 2,15. Единственным местом, где человечество воспроизводится, пока является союз между мужчиной и женщиной. Впрочем, нужна оговорка: монополия нарушена лет двадцать назад, в момент появления технологии "ребенок из пробирки". Но все равно пока человечество воспроизводится через семью. Отсюда моя главная идея, пусть кому-то она покажется шокирующей: кризис семьи - это прямой результат изменения характера воспроизводства населения. Иными словами, демографический переход делает институт семьи как демографический объект ненужным. Вначале демографический переход выключает биологические инстинкты к деторождению, а это, в свою очередь, выключает одну из важнейших функций семьи. Из определения сложной системы следует, что институт семьи умирает в одной из своих ипостасей. Специалисты по демографическому переходу прекрасно знают, что этот процесс практически не соотносится с экономическими и культурно-цивилизационными особенностями страны. Еще совсем недавно мало кто мог предположить, что от своей многодетной семьи откажутся итальянцы. То же самое мы видим в Японии и Корее, скоро в этом направлении будет двигаться и Китай.

У семьи остаются, разумеется, многие другие функции. Обсуждая проблему воспитания, мы выяснили, что семья прежде всего связана с проективно-репрессивной моделью воспитания. Проекты могут быть разные и репрессии могут быть разные. Но модель остается. Воспитатель и воспитуемый в принципе не могут находиться в условиях равного диалога. Правда, это не означает, что их отношения не могут быть максимально диалогичными, а уровень репрессивности минимальным. Но в реальной жизни таких воспитателей надо очень долго и специально готовить по различным психологическим программам. Средний обыватель (он же средний родитель) таким воспитателем быть не может. По мере развития общества центр тяжести в сфере воспитания все более уходит в сторону социальных структур: ясли, детский сад, школа, высшая школа, производственные коллективы. Следовательно, чем более активно общество занимается воспитанием своих граждан, тем более активно оно отнимает эти функции у семьи. Если характерная для современного постиндустриального общества тенденция к тотальной профессионализации, меритократии и экспертократии (то есть к усилению власти специалистов) сохранится, то постепенно отомрет и воспитательная функция семьи. Грядущему обществу будет проще, что называется с пеленок, воспитывать будущего специалиста, минуя ненужного посредника в лице семьи. Старый как мир способ внесемейного воспитания элиты будет постепенно распространяться на все более широкие слои населения.

Еще одна из важнейших функций семьи - информационная. До сих пор в Швейцарских Альпах можно найти чудом сохранившиеся семьи, которые живут в полной изоляции от окружающего мира, там канал передачи информации по линии родители-дети единственный. Российский читатель вполне может провести аналогию с историей семьи Лыковых, нашумевшей в 1980-х. Монопольное положение семьи в информационной сфере сохранялось многие тысячи лет. Разрушалась эта монополия в течение последних трех тысяч лет. Что касается постиндустриального мира, то здесь она разрушена уже до основания и, как представляется, необратимо, ибо характерное время изменения общества стало намного меньше, чем средняя продолжительность человеческой жизни. Это сделало невозможной трансляцию человеческого опыта от поколения к поколению. Если человек родился в начале XVIII века, а умер в его конце, то он прожил всю свою жизнь, условно говоря, в одном мире. Человек, который родился в начале XIX века, а умер в его конце, прожил ее в одном, но чудовищно изменившемся мире. Человек, который родился в 1900 году, а умер в 2000-м, прожил свою жизнь в нескольких резко друг от друга отличающихся мирах. Это не значит, что родившейся в 1900 году бабушке не о чем поговорить в 1999 году со своей праправнучкой. Быть может, у них даже будет отличный психологический контакт. Но бабушка не сможет транслировать свой опыт. Позволю себе лирическое отступление. Моя мама - известный еще в советское время демограф. Тем не менее, использовать ее опыт научной работы я не могу хотя бы потому, что уже работал с электронными базами данных, когда она лишь осваивала персональный компьютер. Это не значит, что ее научный и жизненный опыт мне не нужен и неинтересен. Просто мне, как и огромному числу людей, скорее приходится рассчитывать на собственный опыт и опыт ровесников. И это является отражением той глобальной тенденции, что человек все более утрачивает свою роль как носитель информации. Я вовсе не хочу сказать, что очевидец событий уже не нужен для составления информационной картины. Просто такая картина может быть достаточно полно составлена и без него. У общества появилось слишком много других информационных каналов. Раньше, чтобы получить адекватное представление о том или ином географическом месте, надо было бы поселить у себя дома либо родственника из тех мест, либо путешественника оттуда. Были времена, когда странствующие монахи вообще являлись единственным источником знания о дальних странах. Сейчас есть Euronews, CNN, BBC, Internet. Таким образом, в мире Постмодерна институт семьи утрачивает свою информационную ипостась. Многим людям на больших семейных съездах стало нечего друг с другом обсуждать .

Еще раз повторю: формула семья - ячейка общества, на мой взгляд, глубоко и принципиально неверна. Семья - это первичное подразделение, своего рода взвод, в демографической структуре человечества. Все время своего существования общество только и делало, что отнимало у семьи социальные функции. Если ваша пенсия гарантирована государством, если ваши накопления лежат в надежном банке, если медицинская страховка покроет лечение в достойной клинике, то вполне можно обойтись без помощи родственников. Среди одиноких толп Постмодерна я бы особо выделил орды преклонного возраста туристов, которые общению с внуками предпочитают сутки напролет изучать достопримечательности Notre Dame de Paris или витражи станции "Новослободская". А тем временем какой-нибудь модный западный социолог вроде Зигмунда Баумана получает очередной грант на очередную слезливую книгу о том, до какой степени индивидуализировалось современное общество. Кстати, тут опять есть связь с демографическим переходом. Его можно рассматривать и как постепенное разложение всех демографических единиц. Семья - не исключение.

Есть еще одно чрезвычайно важное обстоятельство. Современное западное общество, вся цивилизация Постмодерна одной из высших ценностей считает идею всеобщего социального консенсуса. Семейная традиция в эту тенденцию откровенно не вписывается. Допустим, что в современной, так стремящейся к национальному единству Чили за одной партой сидят внук убитого коммунистическими боевиками латифундиста и внук коммунистического активиста, сброшенного с вертолета в Тихий океан при генерале Пиночете. Тут уж либо национальное единство - либо семейные ценности.

Итак, общество Постмодерна во все большей и большей степени отнимает у семьи социальное пространство.

Семья в мультикультуральном обществе

Один из самых сложных вопросов - это семья в мультикультуральном обществе. Мультикультуральность - некий иероглиф, за которым новомодные авторы типа уже упоминавшегося мной Баумана и некоей Сейлы Бенхабиб пытаются спрятать его мультиэтнический характер, ставший весьма актуальным в западных странах вследствие процессов миграции. Это слишком большая и серьезная тема, чтобы рассматривать ее наскоком. Поэтому выделю лишь один, в последнее время чрезвычайно болезненный пример. Я имею в виду волну скандалов, прокатившуюся по евроатлантическим странам в связи с проблемой мусульманских женских головных уборов. Не могу не признаться, что подход, предложенный Сейлой Бенхабиб в книге с нелепым названием "Притязания культуры", вызвал у меня недоумение и возмущение. Автор предлагает самим девочкам решить, надевать им традиционный головной убор или нет. Это можно объяснить лишь полным непониманием предмета. Семьи из Магриба, Турции и других регионов исламского мира, живущие в западных странах, еще не миновали демографического перехода и обладают чрезвычайно жесткой иерархической структурой. Ситуация с мусульманскими платками до боли напоминает ту культуртрегерскую войну, которую советская власть вела, например, с традиционной одеждой в мусульманских регионах. Человек, который живет в традиционной семье, ориентируется на мнение старших и окружающих родственников практически во всем. Требовать от него самостоятельного выбора - значит проявлять вопиющую некомпетентность. В традиционных семьях слово старшего - закон. Даже если человек пойдет на конфликт из-за одежды или стиля поведения, это неизбежно вызовет либо репрессии со стороны семейного окружения, либо изгнание из семьи и полное отчуждение от родственников. Родители били по-европейски одевавшихся детей в России Петра Первого и в Турции Кемаля Ататюрка, били и убивали снявших с себя православный или мусульманский платок и надевших пионерский галстук девочек. Тогда культуртрегерские политические модели выиграли ценой жесточайших государственных репрессий. Современный либеральный Запад позволить их себе не может. Но я сейчас говорю о другом: требовать от члена традиционной семьи самостоятельного выбора образа жизни так же глупо, как требовать от шестимесячного ребенка, чтобы он самостоятельно определился, продолжать ли ему пить материнское молоко или перейти на искусственное питание.

Меньше "взводов" - больше "центурий"

В последние десятилетия семья подвергается скрытому, но хорошо организованному давлению со стороны общества и государства. В подавляющем большинстве западных стран ребенку достаточно заявить о сексуальных домогательствах со стороны одного из родителей, чтобы по суду один или оба родителя были отчуждены от своих прав. Автономное, неподконтрольное обществу воспитание детей становится все более и более невозможным. В государственных школах США закон запрещает учителям самим сообщать родителям об успеваемости детей. В Швеции ребенок, начиная с 8 лет, может обратиться в полицию с требованием защитить его от родителей, если он считает, что от них для него исходит физическая угроза. В шведском парламенте обсуждается проект закона, согласно которому частные дома планируется оснастить скрытой кнопкой, известной только ребенку. С помощью этой кнопки ребенок в любой момент, если, например, поймет, что его ожидает оплеуха, может вызвать полицейскую подмогу. Ерничать по этому поводу на фоне статистики, согласно которой 60% всех убийств имеет семейный характер, недопустимо.

Юридическое расширение и защита прав женщин также чрезвычайно сузили пространство семьи. В англосаксонских и многих западноевропейских странах уже давно действует закон, по которому за насильственную сексуальную связь с собственной женой мужчина несет юридическую ответственность в такой же степени, как и за обыкновенное изнасилование. В начале 1990-х в Соединенных Штатах произошел грандиозный скандал. Многозвездный адмирал допустил по отношению к собственной жене ненасильственное эротическое действие, которое она сочла оскорбительным. Жена подала в суд, и адмирал не отправился на много лет за решетку, а отделался условным приговором только благодаря ходатайству всего адмиральского корпуса. Таким образом, общество лишило институт семьи автономии в интимной сфере.

Почему с таким колоссальным ожесточением идут споры вокруг гомосексуальных браков? В конце концов, уже давно закон не запрещает гомосексуализм, а материальные отношения можно урегулировать, не вступая в брак. Однако проблема гомосексуальных браков приобрела знаковый, экзистенциальный характер. Партии не соревнуются друг с другом в сфере экономики. В 2002-2004 годах. основной водораздел проходил по следующим знаковым линиям: за-против абортов, за-против гомосексуальных браков, против-за смертную казнь и против-за войну в Ираке. Значит, в гомосексуальных браках есть какой-то глубинный смысл. Для меня он ясен. Семья как первичная демографическая единица вытесняется чем-то другим. "Взводов" становится все меньше, а "центурий" все больше. Роль последних, по-видимому, будут играть не обремененные традиционными функциями семьи свободные человеческие ассоциации. (В профессиональной демографической литературе они рассматриваются уже с 1960-х.) В таком случае на смену традиционной демографической структуре человечества придет другая. Например, свободная человеческая ассоциация: сообщество по интересам - нация - содружество наций - человечество. Между прочим, процесс сужения жизненного пространства семьи во многом аналогичен тому, как нация постепенно заменяет собой этнос (или группу этносов).

На наш век хватит

Существует убедительное доказательство того, что трансформация семьи носит внекультурный характер. В 1970-х демографы с ужасом обнаружили, что японская семья со стремительной силой начинает походить на западную. Хватило одного поколения для существенного разложения многих ее традиционных ценностей. Сейчас сходные процессы с большой скоростью переносятся в Китай. По уровню разводов Китай начинает догонять западные страны, в половине случаев в качестве причины разводов указывается сексуальная неудовлетворенность. Похоже, что в ближайшие 30 лет китайская семья проделает ту же эволюцию, что и белая американская семья в 1950-1970-х годах.

Только в наши дни семья начинает основываться на любви. Когда любовь по тем или иным причинам проходит и из фазы страсти и сексуального влечения не переходит в некое новое состояние, браку просто не на чем больше держаться.

Где же в мире Постмодерна сохранилась макросемья? Там, где ее держит экономический или социальный ресурс. Это либо индустриальные кланы, либо аристократические семейства. Вспомнив нашего Франца фон Пипера, можно сказать: племянниками графа и владельца собственной фирмы хотят быть многие, племянниками деревенского водовоза - не очень. Однако дальнейшее распространение однодетности и бездетности убьет макросемью физически. У ребенка, чьи родители из однодетных семей, дядей с тетками и кузенов с кузинами уже нет в буквальном смысле.

Есть еще одно интереснейшее обстоятельство. Демографический переход прежде всего блокирует материнскую функцию. Отсюда среднеполый (бесполый) стиль унисекс и современный эталон женской красоты. Если на протяжении всей человеческой истории идеалом была женщина дородная, с крупными, округлыми формами, оптимальными для беременности и деторождения (от Афродиты Милосской до женщин Рубенса и Ренуара), то современные модели a-ля Кейт Мосс и Клаудиа Шиффер никак с функциями воспроизводства человечества не связаны. Более того, социально-ролевой и культурно-психологический разрыв между традиционной домохозяйкой и маскулинизированной, феминистски ориентированной self-made business-woman превратился в такую пропасть, что фактически человечество, можно сказать, входит в эру трехполого общества. И это не только шутка.

Теперь отвечу на вопрос, вынесенный в название статьи. Безусловно, семья сохранит себя в течение всего нашего века. Пока человечество будет воспроизводиться биологическим путем, семья в той или иной форме продолжит существовать. Вероятно, со временем оно перейдет от биологического воспроизводства к какому-либо иному, в конце концов, исследования по клонированию ведутся и будут вестись. Нельзя исключать и вариант Кибергеи, то есть перехода человечества от биолого-демографической основы своей жизни к технотронно-кибернетической. Но это дело не нашего века. Нельзя ведь исключить и того, что разумная жизнь на планете Земля трансформируется в новую форму, коей мы пока не в силах предугадать даже в самых общих чертах.

Автор выражает искреннюю и глубокую признательность членам историко-философского семинара "Постмодерн и современная Россия" и лично его Руководителю, крупнейшему специалисту по Постмодерну В.Ф. Хрустову за неоценимую помощь при подготовке этой статьи