Реферат: Изменения личности в стрессовой ситуации

В настоящее время в стремительно меняющихся социально-экономических условиях, в условиях интенсификации объемов получаемой информации наблюдается рост нервно-психической напряженности во всех сферах деятельности человека, что сопровождается повышенными требованиями к психической устойчивости и адаптивности человека. Поэтому большое значение приобретают проблемы поведения людей в стрессовых ситуациях, степени их активности и адаптивности и одновременно защищенности, проявляемой, в частности, в активной позиции индивида. В связи с этим все большее внимание уделяется изменениям в структуре личности в стрессовой ситуации.

Среди работ по изучению психической саморегуляции особенно выделяются многочисленные исследования активности человека в стрессовых ситуациях, но чаще всего психологи подходят к этому упрощенно, не учитывая индивидуально-стилевые особенности саморегуляции человека. Эти исследования проводились в контексте общих проблем деятельности человека, где особое место уделялось в основном изучению психофизиологических состояний (РЛазарус, 1970; Л.А.Китаев-Смык, 1983; Ф.Б.Березин, 1988; Л.Г.Дикая, 1991, 1994 и др.), а также вопросам влияния стрессогенных факторов среды на работоспособность и надежность в профессиональной деятельности человека. Значимость проблемы изменения в структуре личности в экстремальных или критических ситуациях деятельности возрастает, когда на основе сформированных систем и механизмов осознанной психической саморегуляции происходит раскрытие и мобилизация внутренних резервов, обеспечивающих адаптацию человека.

Поэтому вопросы изучения изменения личности в стрессовых ситуациях являются достаточно актуальными, но только в последние годы исследователи приступили к систематическому изучению внутренних причин подобных связей. В изучении проблемы изменения личности в стрессовых ситуациях становится вопрос о внутреннем строении этого процесса, о принципиальных закономерностях его реализации в стрессовых условиях деятельности. Все эти вопросы, имеющие большое теоретическое и практическое значение, остаются открытыми, что актуализирует избранную для дипломного проекта тему «Изменения в структуре личности в стрессовой ситуации».

Цель нашего исследования - выявить основные психологические факторы, влияющие на изменения в активности личности в стрессовых ситуациях (на примере экзаменационного стресса).

Объектом исследования является структура личности в стрессовой ситуации.

Предмет исследования - психологические факторы, влияющие на изменения в структуре личности в стрессовой ситуации (на примере экзаменационного стресса).

В качестве гипотез исследования выступили следующие предположения:

1. могут существовать психологические особенности личности в кризисном состоянии, которые характеризуются отношение к себе, к другим людям, к фрустрирующим и психотравмирующим ситуациям;

2. существует взаимосвязь между уровнем социальной фрустированности и отношением к себе, к другим людям.

Исходя из поставленной цели исследования и сформулированной гипотезы, нами были поставлены следующие задачи:

1) провести теоретический анализ поведения личности в струссовой ситуации;

2) изучить основные методики изучения личности;

3) проанализировать состояние, деятельность и поведение личности в стрессовой ситуации на основе стихийных бедствий и катастроф.

Методы исследования. В работе использовались теоретический анализ и обобщение работ по проблеме, комплекс психодиагностических методик (тестов): Миннесотский многоаспектный личностный опросник (MMPI), опросник Г.Айзенка (EPI), цветовой тест М.Люшера, тест диагностики реактивной и личностной тревожности Ч.Д.Спилбергера и Ю.Л.Ханина.

Структура работы обусловлена целью и поставленными в дипломном проекте задачами. Дипломный проект состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка.

ГЛАВА 1. ЛИЧНОСТЬ В СТРЕССОВОЙ СИТУАЦИИ

1.1. Психологический стресс: к проблеме определения

Для обозначения психических состояний человека в трудных условиях психологи пользуются различными понятиями, среди которых чаще всего встречается «стресс».

Стресс в большей степени – продукт наших когнитивных процессов, образа мыслей и оценки ситуации, знания собственных ресурсов, степени обученности способам управления и стратегии поведения, их адекватному выбору[1] . И в этом заложено понимание того, почему условия возникновения и характер проявления стресса (дистресса) у одного человека не являются обязательно теми же для другого.

Исследователей все больше интересуют особенности проявления стрессовых состояний на психологическом уровне: анализируются характерные перестройки в мотивационной структуре деятельности, роль эмоциональных регуляторов поведения, устойчивость различных когнитивных функций, обеспечивающих эффективность переработки информации, индивидуальные приемы компенсации и преодоления трудностей.

Р.Лазарус, изучив стресс с позиции физиологического, психологического и поведенческого уровней, пришел к выводу, что физиологический стресс – это непосредственная реакция организма, сопровождающаяся “выраженными физиологическими сдвигами, на воздействие различных внешних и внутренних стимулов физико-химической природы”[2] . Иначе говоря, при физиологическом стрессе реакции высокостереотипны, при психологическом же - реакции индивидуальны и не всегда могут быть предсказаны. Так, на угрозу один человек реагирует гневом, а другой – страхом. Значение индивидуальной предрасположенности уменьшается при чрезвычайных, экстремальных условиях, природных или антропогенных катастрофах, войнах, криминальном насилии, но даже в этих случаях посттравматический стресс возникает далеко не у всех перенесших травматическое событие.

У В.А.Бодрова можно встретить следующее определение: психологический стресс – своеобразная форма отражения субъектом сложной, экстремальной ситуации, в которой он находится. Специфика психического отражения обусловливается процессами деятельности, особенности которых (их субъективная значимость, интенсивность, длительность протекания и т.д.) в значительной степени определяются выбранными или принятыми целями, достижение которых побуждается содержанием мотивов деятельности. В процессе деятельности мотивы «наполняются» эмоционально, сопрягаются с интенсивными эмоциональными переживаниями, которые играют особую роль в возникновении и протекании состояния психической напряженности.

Лазарус и Фолкман считают, что психологический стресс – это значимые для благополучия личности взаимоотношения со средой, которые подвергают испытанию имеющиеся в распоряжении ресурсы организма и в ряде случаев могут их превышать. Характер и интенсивность стрессовой ситуации определяется, в основном, “степенью расхождения между требованиями, которые предъявляет конкретная деятельность к личности, и теми потенциями, которыми обладает субъект”[3] .

Круг стрессоров, существенных для развития психологического стресса, весьма широк. «В их число входят физические стрессоры (благодаря процессу психологической переработки их воздействия), психические стрессоры, имеющие индивидуальную значимость, и ситуации, в которых ощущение угрозы связано с прогнозированием будущих, в том числе и маловероятных, стрессогенных событий. Уже то обстоятельство, что стресс возникает при взаимодействии субъекта с широким кругом стрессоров, индивидуальная значимость которых существенно варьирует и развивается как ответ не только на реальные, но и на гипотетические ситуации», исключает возможность устанавливать непосредственную зависимость психологического стресса от характеристик среды.

В литературе указывается, что психологические стрессы можно разделить на информационные и эмоциональные. «Информационный стресс возникает в ситуациях информационных перегрузок, когда человек, несущий большую ответственность за последствия принимаемых им решений, не справляется с поиском нужного алгоритма, не успевает принимать верные решения в требуемом темпе. Яркие примеры информационных стрессов дает работа операторов технических систем управления» [4] . Эмоциональный стресс возникает в ситуациях, угрожающих физической безопасности человека (войны, преступления, аварии, катастрофы, тяжелые болезни и т.п.), его экономическому благополучию, социальному статусу, межличностным отношениям (потеря работы, средств существования, семейные проблемы и т.п.). Эмоциональный стресс проявляется в двух обличиях. Как кратковременная вспышка эмоций, под внешним проявлением которых скрываются сложные физиологические, биохимические процессы. И как длительное напряжение со сложными изменениями поведения, мышления, взглядов на жизнь и т. п.

Применительно к психологическому стрессу степень вредности или неблагоприятности стимула также зависит от характера структуры личности. Вредность стимула, создающего психологическую стрессовую реакцию, воспринимается символически в виде совокупности представлений о событии с неблагоприятным исходом, последствиями. Иногда оно формируется в психический образ будущего события с нежелательным исходом и в этом случае вредность стимула как бы предвидится. Человек переживает неблагоприятную ситуацию еще до того, когда она возникает на самом деле, готовится к встрече с поражением, неудачей. Прогнозируемая отрицательная эмоция может оказаться сильнее реальной – этому способствует суммация и накопление слабых эмоций. Стрессовая реакция опосредована оценкой угрозы, которая представляет собой предвосхищение человеком возможности опасных последствий воздействующей на него ситуации. Процесс оценки включает восприятие, память, мышление, элементы прошлого опыта субъекта, его обучение и т.п. Другими словами, с психологической точки зрения стресс связан с познанием, эмоциями и действием.

Форма ответа на стрессогенное воздействие вырабатывается индивидом по мере того, как он продолжает взаимодействовать с ситуацией через процессы идентификации и оценки сигналов, выработки стратегии поведения и т.д. – личностная реакция в этом процессе является определяющей. При менее интенсивном и медленном воздействии экзогенных факторов роль личностной реакции проявляется более отчетливо. Временная последовательность появлений различных физиологических и биологических реакций в большей мере обусловлена индивидуальными особенностями субъекта.

Модальность эмоционально-психического восприятия стимула (или ситуации) в качестве промежуточной переменной преобразует огромное разнообразие индивидуальных характеристик стресс-воздействий в процесс, проявляющийся определенными психологическими, физиологическими и поведенческими параметрами. Оценка стимула, воздействия, ситуации, психологическая оценка негативного, аверсивного (отвергаемого) сигнала при невозможности избавления от него или неподготовленности стереотипизированных механизмов «избегания - защиты» является определяющим фактором для классификации последующей комплексной реакции организма как эмоционально-стрессовой.

Не само по себе по себе воздействие как таковое является причиной последующей реакции организма, а отношение к этому воздействию, его оценка, причем оценка негативная, основанная на неприятии стимула с биологической, психологической, социальной и других точек зрения индивида. Если личность не признает стимул вредоносным, будучи таковым объективным, он не является стрессором[5] . Не внешние, а внутренние психологические условия и процессы являются определяющими для характера ответного реагирования организма.

В проблемной ситуации человек может демонстрировать 2 типа поведения по ее преодолению: поведение, сосредоточенное на проблеме, и поведение, сосредоточенное на субъективных переживаниях личности.

Важно отметить, что личностные когнитивные оценки внешних событий определяют степень их стрессорного значения для конкретного субъекта. Различия в восприятии ситуации как стрессовой или нормальной могут быть связаны с изменениями в физиологическом состоянии либо психическом статусе субъекта.

В развитии психологического стресса ведущее значение имеют отрицательные эмоциональные состояния, перенапряжения, обусловленные отрицательными эмоциями, конфликтными ситуациями.

Таким образом, процесс преодоления стрессора предполагает как непосредственно действия субъекта, так и когнитивную работу, включающую разного рода интерпретации, эмоции и оценки сложности задачи, внутренних ресурсов субъекта, вероятности успеха. «Этот тип когнитивной работы Фишер называет «работой неудовлетворенности» и рассматривает как средство создания оптимистичной, ориентированной на успех установки, которая является основой контроля и эффективного управления стрессом»[6] .

1.2. Анализ проблемы преодоления неблагоприятных последствий травматического опыта

Сегодня исследование проблемы переживания психической травмы приобретает особую значимость в связи с резким ростом в различных регионах планеты антропогенных катастроф, "горячих точек" и террористических актов. Перед специалистами стоит задача разработки программ психологической профилактики кризисных состояний и реабилитации лиц, переживших тяжелую психическую травму. Для ее решения необходима разработка теоретической концепции переживания человеком последствий травматических обстоятельств. Однако, несмотря на растущий интерес к этому вопросу, психология до сих пор не располагает сформированной системой представлений относительно природы психической травмы.

Проблема влияния травматических жизненных событий на жизнедеятельность человека привлекает внимание представителей многих научных дисциплин: медицины, социологии, философии, юриспруденции, социальной работы и, естественно, психологической науки. Пожалуй, наибольший вклад в развитие представлений о феномене психической травмы в психологию внесли исследования в области медицины, касающиеся проблемы посттравматических стрессовых нарушений. Особое внимание специалистов в области психического здоровья обращали на себя те факты, что иногда последствия переживания психической травмы имеют тенденцию не только не исчезать со временем, но и становиться более выраженными, а также проявляться внезапно на фоне общего благополучия. Исследование этого феномена легло в основу выделения категории посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), ставшего важным этапом в изучении воздействия психической травмы на психологическое благополучие человека. Схожесть поведенческих проявлений отдаленных последствий пребывания в экстремальной ситуации позволила M. J. Horowitz в 1980 году выделить их в качестве самостоятельного синдрома посттравматического стрессового расстройства (Posttraumatic Stress Disorder). В дальнейшем группа авторов во главе с M. J. Horowitz разработала диагностические критерии ПТСР, которые были приняты сначала для американских Руководств по Диагностике Психических Болезней (DSM-III и DSM-IV), а позже – для принятой в европейских странах Международной Классификации Болезней (МКБ-10).

В последующем представления, сложившиеся на основании изучения патологических расстройств, связанных со стрессом, легли в основу клинического подхода к изучению психической травмы.

На настоящий момент накоплено уже достаточное количество теоретических и эмпирических данных, подтверждающих, что концепция ПТСР охватывает далеко не весь спектр феноменов, связанных с переживанием травмирующего опыта. Такие последствия психической травмы, как, например, смыслоутратность, отчуждение и чувство вины, уже сами по себе создают тяжелые психологические проблемы для индивида даже в том случае, когда у него не диагностируется ПТСР[7] . Однако вне зависимости от того, ограничивается ли автор при изучении отдаленных последствий психической травмы диагностируемой симптоматикой посттравматического расстройства или включает в контекст их рассмотрения более широкий спектр психологических проблем, ориентация на клинический подход явно или эксплицитно подразумевает рассмотрение возможных последствий психотравмы в терминах болезни и психопатологии.

Так, Ц. П. Короленко придерживается мнения, что за пределами количественного оптимума экстремальной ситуации у индивида развиваются нарушения различных функций. Замечая, что в ситуациях длительного эмоционального напряжения необходимо учитывать возможность нормальной адаптации к фрустрациям, им одновременно подчеркивается, что в ряде случаев длительные психотравмирующие ситуации могут приводить к значительным изменениям психического состояния человека, выражающимся в нарушении иерархии значимости, исчезновении свойственных прежде оценок, подходов в межличностных отношениях. Эти состояния, как правило, кратковременны и исчезают после выхода человека из стрессовой ситуации. Однако изменения, возникшие при стрессе, способны вызвать и длительные, малообратимые сдвиги в структуре личности[8] .

Анализ динамики психологических особенностей личности в процессе адаптации к экстремальным условиям деятельности (военные действия в Чечне) и воздействию психогенных факторов витальной угрозы, проведенный А. Г. Маклаковым, свидетельствует в пользу подтверждения того же факта. Было обнаружено, что чем больше длительность психоэмоциональных нагрузок и более интенсивно воздействие психогенных факторов реальной угрозы, тем более тяжелы последствия для психического состояния военнослужащих. Даже через 4 – 5 месяцев после завершения боевых действий у ветеранов чеченских событий отмечается значительный уровень нервно-эмоционального напряжения и тревоги, что обычно характерно для стрессовых ситуаций. Исследователи делают вывод о том, что изменения структуры психологических характеристик длительны и в основном носят негативный характер.

В. И. Кривоконь, изучая воздействие ряда стрессовых факторов на динамику структуры личности, определил их влияние как деструктивное, блокирующее в отношении личностного "Я", высших смысловых образований, лежащих в основе духовных и творческих проявлений личности. Подчеркивается, что после воздействия травматических стрессовых факторов у личности неминуемо остаются психофизиологические "шрамы" – предпатологические изменения личности и организма, симптомы пограничных психических расстройств.

Соматическое заболевание также может оказаться источником психологической травматизации для личности. Ш. Тхостов отмечает, что особенности восприятия своей болезни, специфика мироощущения, изменения в структуре ценностей, поведение больного во многом связано со смыслом болезни для этого человека. Смысл болезни А. Ш. Тхостов определяет как жизненное значение для субъекта обстоятельств болезни в отношении к мотивам его деятельности. Им было выделено три основных смысла болезни: "преградный", "позитивный" и "конфликтный"[9] .

По его мнению, болезнь, неся человеку как физические, так и психологические страдания, в большинстве случаев сужает свободу человеческого существования и ограничивает перспективу будущего, особенно в случае смертельно опасного заболевания. В случае если болезнь фрустрирует основные потребности физического и социального существования и препятствует самореализации человека, можно говорить о преградном (негативном) смысле болезни.

Используя понятие "позитивный смысл болезни", А. Ш. Тхостов обоснованно заявляет, что иногда болезнь помогает человеку избавиться от того, что мучило и угнетало его прежде; тогда она может быть использована как средство достижения какой-то цели. Например, диагноз психического заболевания как бы автоматически снимает с человека ответственность за неуспешность адаптации, а при помощи физической болезни можно добиться интереса и сочувствия у других людей.

Конфликтный же смысл болезни реализуется тогда, когда она способствует достижению одних мотивов и препятствует достижению других, например, когда больной ограничивает активность в целях сохранения здоровья, а целеустремленность, самореализация, достижения утрачивают свой смысл. Мотив сохранения жизни становится главной движущей силой, лишая своей побудительной и смыслообразующей функции многие другие мотивы. Таким образом, мотив сохранения жизни, становясь доминирующим, противоречит необходимости реализации других мотивов.

Как уже было отмечено, в концепции, апеллирующей к данному подходу, акцент делается на высокой вероятности длительных неблагоприятных изменений в поведении и психике человека, прошедшего через негативный опыт. Благодаря этим исследованиям, современной психологической науке стало известно о том, что тяжелые жизненные ситуации, и особенно выходящие за рамки обычного человеческого опыта, оказывают крайне неблагоприятное влияние на психику человека, вызывая не только пограничные психические расстройства, но и разного рода нарушения самосознания и поведения, конфликтность, социальные девиации. Открыв разрушительность экстремального опыта для современной науки, исследования, выполненные в русле этой концепции, определили границу свободы реализации природы личности как черту, за которой страдающий человек уже не несет ответственности за осуществление своей жизнедеятельности.

Однако, пролив свет на причины возникновения и динамики вызванных стрессом нарушений, эти исследования в то же время оставили без внимания вопросо с возможности человека преодолевать существенные ограничения, связанные с последствиями переживания психической травмы, и творчески подходить к выбору собственного жизненного пути. Также до сих пор остается нерешенным круг вопросов, связанных с применением к определению переживания психической травмы понятий "норма – патология". Наличие акцентуаций характера, а тем более патохарактерологических черт и болезненной симптоматики, безусловно, затрудняет социально-психологическую адаптацию индивида и не способствует повышению эффективности его функционирования. Однако насколько адекватным является клиническое представление о "норме" как об отсутствии выраженной патологии? Какое прохождение человека через травматический опыт считать более "успешным": не оставляющее после себя выраженных последствий в виде психофизиологических индикаторов неблагополучия и ничего не меняющее в картине мира и социальном функционировании личности или же откладывающее определенный отпечаток на индивидуально-личностные особенности, но позволяющее при этом задействовать до того момента нереализованный личностный потенциал?

Этот ряд вопросов может быть решен только с учетом существования в современной науке иного воззрения на психологические последствия "негативного" жизненного опыта.

Средний уровень реактивной тревожности по обследованной популяции в условиях обычного учебного процесса равнялся 39.8 ± 0.7 балла, а перед экзаменом - 56.5 ± 0.8 балла (р < 0.001). Следует отметить, что ситуация экзамена не только способствовала повышению общего показателя тревожности по группе, но и приводила к выявлению лиц со «сверхвысокими» показателями по шкале Спилбергера. У таких студентов отмечались острые невротические реакции в виде сильного страха перед экзаменатором или в виде диффузной, мало обоснованной тревоги за исход экзамена, сопровождавшейся выраженными вегетативными реакциями. Если в норме реактивная тревожность такого уровня была отмечена только у одной студентки из обследованной популяции, то непосредственно перед экзаменом 9 студентов демонстрировали сверхвысокие показатели тревожности с симптоматикой близкой к психопатологическим формам реагирования, а у 12 студентов показатели тревожности составляли от 66 до 70 баллов.

Экзаменационный стресс проявлялся в виде значительного ухудшения как субъективного, так и объективного состояния студентов во время сессии. По данным анкетирования, 34% студентов жаловались на учащение сердцебиения перед экзаменом, 32% отмечали расстройство сна в межэкзаменационный период, 20% - нарушение нормального тонуса скелетной мускулатуры (неуправляемая мышечная дрожь, скованность движений и пр.), 8% говорили о неприятных ощущениях в груди, 4% студентов жаловались на головные боли и т. д. Субъективные жалобы студентов на свое самочувствие нашли объективное подтверждение в результатах исследования их физиологических показателей (см. таблицу). Экзамен приводил к достоверному повышению частоты сердечных сокращений и величин артериального давления, что согласуется с данными, полученными другими авторами. Исследование активности вегетативной нервной системы показало, что эти реакции обусловлены как усилением деятельности симпатической системы (увеличением показателя ИН), так и ослаблением активности парасимпатической системы (снижением стандартного отклонения кардиоинтервалов SDNN).

Таблица 1

Показатели (*) состояния системы кровообращения и вегетативной нервной системы студентов во время обычного учебного процесса ("норма") и эмоционального стресса ("экзамен")

Показатель	АДС мм рт. ст.	АДД мм рт. ст.	ВИК усл. ед.	ИН усл. ед.	SDNN мс
Норма	114.3 ± 0.9	73.1 ± 0.6	4.2 ± 1.2	72.6 ± 4.9	63.6 ± 1.9
Экзамен	129.2 ± 1.5	81.9 ± 0.9	17.1 ± 1.4	161.6 ± 11.4	47.9 ± 1.8
Достоверность отличий	р < 0.001	р < 0.01	р < 0.001	р < 0.001	р < 0.001

(*) АДС - артериальное систолическое давление; АДД - артериальное диастолическое давление; ВИК - вегетативный индекс Кердо; ИН - индекс напряжения регуляторных систем; SDNN - стандартное отклонение кардиоинтервалов.

Величина индекса напряженности регуляторных систем положительно коррелировала с уровнем реактивной тревожности, наблюдаемой перед экзаменом ( r = 0.27; р=0.023). В нашем исследовании не наблюдалось достоверной корреляции между ИН и уровнем личностной тревожности по Спилбергеру в условиях относительного покоя, о которой сообщали некоторые авторы, однако во время экзаменационного стресса между этими показателями отмечалась положительная корреляция ( r = 0.33; р=0.006). Также была выявлена связь между личностной тревожностью и приростом ИН у студентов на экзамене по сравнению с величиной ИН, регистрируемой во время обычного учебного процесса ( r = 0.24; р=0.038). Это может означать, что у лиц, обладающих повышенной личностной тревожностью, прирост активности симпатической системы на экзамене происходит в большей степени, чем у низкотревожных студентов. Вопрос об отношении между уровнем тревожности и успешностью деятельности студентов остается пока дискуссионным. Одни исследователи отмечают отрицательный характер связи между этими показателями, другие приводят данные о том, что высокие уровни тревожности положительно влияют на успешность обучения студентов. Сопоставление показателей успешности обучения и состояния вегетативной системы позволило выявить у отличников наибольшую выраженность вегетативной дисфункции, что трактуется авторами как возрастание физиологической цены за успешное обучение[10] .

Альтернативой исследованиям, связывающим потенциал психологического воздействия экстремальных ситуаций с патологией психической деятельности, явилась концепция, в рамках которой воззрения на последствия травматического опыта не сводились к однозначности отрицательного влияния на развитие личности. Смысл этой точки зрения на функционирование человека, подвергшегося негативному влиянию тяжелых событий, может быть удачно передан высказыванием Ф. Ницше: "Что не убивает меня, делает меня сильнее"[11] . Речь идет о тех немногих работах, в которых с неизбежности потери чего-то важного для человека фокус внимания перемещается на возможность приобретения, обращения кризиса и обусловленных стрессом психических поломок в потенциальные человеческие возможности. Исследованиям, придерживающимся такой точки зрения на сущность человеческой природы, в большей или меньшей степени присуще понимание личностных ограничений не как слабостей или изъянов, но как потенциальных человеческих возможностей. Страдание, обладая подчас разрушительной силой для личности, одновременно может способствовать и актуализации этих возможностей.

По мнению Дж. Бьюдженталя, в страдании заключена мощная сила позитивных личностных изменений. Оно же является и наиболее важным толчком, заставляющим человека принять решение обратиться за профессиональной помощью к психологу. Тем не менее, по его утверждению, одного только страдания, каким бы сильным оно не было, явно не достаточно для изменения своей жизни к лучшему.

Для определения комплекса чувств и отношений человека, всерьез задумавшегося о своей жизни и находящегося в состоянии готовности изменить привычный способ бытия, обстоятельства отношения или внутренние ориентации своей жизни, Бьюдженталь употребляет термин "забота". Как целостное образование, забота представляет собой систему, состоящую из следующих элементов: боли, надежды, обязательств и внутренней ориентации. Боль в форме эмоционального дистресса, тревоги или реальной физической боли представляет собой естественный сигнал того, что у человека что-то идет не так. Надежда – это вера, не обязательно осознанная, в то, что жизнь может стать лучше. Однако человек может на самом деле мучиться от боли, но почти не иметь актуальной надежды. Обязательства означают желание принять на себя ответственность за свою деятельность, если она направлена на достижение хоть сколько-нибудь значимых результатов. Внутренняя ориентация требует привлечения внимания человека к тому, что происходит внутри него, осознание самого себя и того, как формируется его вера в мир. Таким образом, забота является потенциалом человеческого существа, делающая его открытым новому опыту и интуитивно продвигающимся в направлении наиболее полной реализации своих возможностей.

Однако, несмотря на подчеркивание необходимости и возможности актуализации даже слабо выраженной заботы, Бьюдженталь одновременно оговаривается и о возможности ее полного, не подлежащего восстановлению разрушения: "Жизненный опыт иногда так разрушает или искажает внутреннее чувство человека, что несмотря ни на какие практические нужды установить контакт с внутренним миром оказывается невозможным"[12] .

Р. Мэй также убежден, что страдание является одним из факторов позитивной трансформации личности. "Человеческое эго непокорно и упрямо; оно отталкивает то, что может потревожить, из-за сильной боязни глубокой неуверенности, приходящей в тот момент, когда стиль жизни человека оказывается в шатком положении"[13] . Человек чаще предпочитает выдерживать несчастье настоящей ситуации, чем рисковать неуверенностью, которая наступит с переменой. И тогда только невыносимое страдание и отчаяние подтолкнут его к осознанию необходимости перемен.

Подобно сторонникам экзистенциального подхода в психологии, S. R. Maddi склонен считать, что все, что бы мы не делали, основывается на принятии решений и ответственности за свободу изменений в своей жизни. Это означает, что, принимая решения, рано или поздно человек неминуемо встает перед проблемой выбора между уже опробованными в прошлом альтернативами и между будущим, относительно непривычным и незнакомым. Так, человек может принять решение оставаться на работе, давно ставшей для него угнетающе рутинной и скучной. При этом он автоматически отказывается от рассмотрения других, более перспективных, но требующих получения дополнительных знаний и принятия на себя большей ответственности вариантов. От принятия ориентированных на саморазвитие решений людей часто удерживает сильное беспокойство от невозможности предсказать, чем может обернуться такой выбор, страх неудачи и разочарования, которые, в свою очередь, могут привести к краху надежд и психологическому кризису. Однако, согласно экзистенциальной психологии, постоянный выбор хорошо известного и знакомого не является наилучшим, поскольку не способствует личностному росту и актуализации своих возможностей, а приводит к личностной стагнации.

То, что создает для нас предпосылки совершения более ценных, но одновременно и более опасных выборов, – это, в концепции Maddi, жизнестойкость, синонимичное понятию "экзистенциальное мужество". По его мнению, изменения в жизни человека, как позитивные, так и те, которые приводят к неудачам и даже тяжелым последствиям для психики человека, могут обернуться актуализацией его потенциальных возможностей и ростом экзистенциального мужества.

Мы полагаем, что не существует такого объективного критерия, на основании которого человеческий опыт (и даже опыт, связанный с пребыванием в экстремальной ситуации) можно было бы однозначно отнести к одному из полюсов дихотомии "негативный – позитивный". Такая характеристика событий неразрывно связана с тем смыслом, который имеет для конкретного человека то или иное жизненное обстоятельство. Поэтому в зависимости от того, как смысл события соотносится с системой личностных ценностей индивида, оно может и ограничивать функционирование человека, и расширять границы его потенциальных возможностей. Согласно мнению Ф. Е. Василюка, существует такой класс человеческих переживаний, целевая детерминация которых не сводится к удовлетворению насущной потребности, упорядочению внутреннего мира или устранению помех самоактуализации. Обозначенные им как высшие человеческие переживания, они рассматриваются им в контексте освоения культурных ценностей, являются по своему характеру творческими и могут выводить человека за пределы самого себя. Тогда при столкновении с внешними трудностями и опасностями душевные и физические силы человека сосредотачиваются не на достижении собственного благополучия и безопасности, а на служении высшей ценности. "Предельная точка этого движения – состояние безусловной готовности к самопожертвованию, точнее, абсолютно очищенное от любых эгоистических фиксаций состояние полного самозабвения"[14] . Тогда состояние невозможности, лежащее в основе психологического кризиса, прорывается изнутри и наделяет смыслом кажущиеся безрассудными в подобной ситуации действия.

Рожденный в практике экзистенциально и гуманистически ориентированных подходов к психологической помощи человеку, оказавшегося в состоянии кризиса, подход к психической травме как к неотъемлемой части жизненного пути личности постулирует неадекватность суждения о возможностях человека через призму его предыдущего опыта или некой достаточно условной количественной нормы, за которой наступает срыв оптимума функционирования. На наш взгляд, ограничением данной концепции является то, что, делая значительный уклон в сторону по большей части феноменологического описания факторов переживания психологических последствий психической травмы, ее приверженцы мало внимания уделяют экспериментальному изучению условий, способствующих трансформации личности, в основе которой лежит превращение ограничений, налагаемых тяжелыми жизненными обстоятельствами, в возможности.

1.3. Психофизиология человека в стрессовой ситуации

Психофизиологическая адаптация человека к стрессовой ситуации не может рассматриваться без учета психологических реакций, возникающих в границах нормы. Целесообразно выделение уже в этих границах особенностей, вслед за которыми могут возникать ранние формы дезадаптационной патологии, нарушения донозологического этапа.

В процессе длительной эволюции человек приспособлен к определенным условиям существования, включая такие факторы внешней среды, как климато-метеорологические условия, социально-психологические отношения. Развитие современной цивилизации поставило перед человеком ряд новых задач, привело к появлению принципиально новых воздействий, прежде всего связанных с научно-технической революцией, ускорением темпа жизни, увеличением количества изменений в единицу времени, частым возникновением ситуаций, для разрешения которых необходимо применение подходов, не укладывающихся в рамки привычных стереотипов.

Проникновение людей на территории с крайне тяжелыми климато-метеорологическими условиями, строительство в этих районах жилых компексов, связанное с развитием промышленности, предъявляет значительно большие требования к психофизиологической адаптации. При этом могут создаваться условия, когда человеку приходится максимально использовать адаптивные ресурсы, жить в условиях, приближающих организм к "лимиту" адаптационных возможностей. Дальнейшее увеличение нагрузки на адаптивные механизмы или присоединение добавочных, условно-патогенных, факторов, которые в обычных условиях не способны нарушить резистентность организма, может привести к развитию патологии. Крайние варианты нормы психофизиологической адаптации обнаруживаются при изучении функционирования на грани адаптационных "лимитов".

Согласно И.М. Давыдовскому, болезнь является формой приспособления организма к условиям существования.

Качественное своеобразие патологии заключается в том, что организму приходится жертвовать какой-то одной или несколькими функциями для сохранения более жизненно важных, без которых существование в создавшихся условиях оказывается невозможным. Возникновение болезни представляет собой выход организма за пределы адаптационных "лимитов", выработанных в процессе длительной эволюции для наиболее высокого уровня интеграции. При этом возможны:

а) сохранение высокого уровня интеграции при одновременной утрате каких-либо функций, обычно менее важных для сохранения жизнеспособности организма;

б) нарушение присущего организму высокого уровня интеграции, переход на более низкий уровень интеграции функций;

в) сочетание первого и второго вариантов. Пределы адаптации в условиях высокого уровня интеграции для отдельных функциональных систем различны и могут быть охарактеризованы физиологическими и психологическими параметрами.

Определенные условия могут способствовать сужению или расширению границ адаптивной психофизиологической нормы. У человека особо важное значение приобретают социально-психологические факторы, в частности характер мотивации.

Адаптационные механизмы в условиях патологии являются отражением другого уровня приспособления. И на этом уровне происходит интеграция, обеспечивающая максимально возможную сохранность системы и ее функционирование.

Границы между нормой и патологией представляют собой подвижную регулируемую систему, включая определенный диапазон допустимых отклонений, количественное определение которых, сочетающееся с обязательной качественной характеристикой, может иметь определенное практическое значение. Изменения, находящиеся еще в рамках психофизиологического здоровья, касаются, прежде всего, психического уровня. Они должны, поэтому исследоваться психологическими методами. Роль других уровней возрастает по мере того, как развитие прогрессирует в направлении дезадаптационной патологии[15] .

Анализ изменений психического уровня целесообразно начать с понятия фрустрации.

В психологии проблема воздействия трудных ситуаций и последствий, какие они вызывают, анализируется главным образом в плане изучения последствий фрустраций.

Термин "фрустрация" употребляется в психологической литературе в двух значениях:

1) как неблагоприятные обстоятельства, которые тормозят или мешают достижению определенной цели;

2) как состояния, возникающие вследствие препятствия, поражения. Фрустрирующие события приводят к определенному типу поведения.

Выделяют положительные и отрицательные реакции на фрустрацию.

Положительные реакции представляют конструктивные разрешения, преодоление препятствия, мешающего достижению стимула. Эффект достигается путем усиления стремления, направленного на разрешение проблемы. Очевидно, многие научные открытия, успехи в развитии техники, культуры были стимулированы фрустрирующими событиями в жизни людей. В другой ситуации фрустрация способна направить энергию индивидуума по иному, но также конструктивному каналу активности.

Отрицательные реакции фрустрации могут вызвать также разные формы неконструктивного поведения. К ним относятся агрессия, регрессия, фиксация, отказ, негативизм, репрессия.

Агрессия направлена на другое лицо или объект. Формы агрессии могут быть физическими и вербальными. Иногда агрессия носит скрытый, замаскированный характер. Агрессия, переходящая в гнев, проявляется в бурных и неадекватных реакциях.

Агрессия обычно не приводит к достижению цели, поэтому она не является конструктивной формой поведения. Агрессия может быть направлена как на само препятствие, так и на совершенно другие заместительные объекты. Это обусловлено, как правило, большой опасностью, риском проявления агрессии к лицу, являющемуся виновником препятствия в удовлетворении стремления. Если таким человеком оказывается, например, начальник, то агрессия может переместиться на коллег, занимающих равное положение, подчиненных или на членов своей семьи.

Другой формой реакции на фрустрацию является регрессия. Регрессия выражается в возврате к формам реагирования, поведения, присущего человеку на более раннем этапе жизни. При этом возможно возникновение инфантильных реакций, присущих детскому возрасту. К регрессивной форме реагирования некоторые авторы относят примитивизацию в поведении, усиление жестикуляции, применение физической силы.

Регрессия наблюдается в редких случаях у лиц с начальными явлениями эмоционального изменения, выражающегося в появлении некоторого беспокойства обычно без определенного содержания. Лица эти отказывались от активного поведения, планирования, отмечали, что мысли о будущем им неприятны, приводят к усилению напряжения. Особенно раздражали встречи с новыми ситуациями, не укладывающимися в стереотипные привычные рамки. Возникало чувство неуверенности в себе и в возможном развитии ситуации, страх перед ответственностью.

В качестве компенсаторной реакции происходило оживление проекций на прошедшее, возврат к выработанным ранее формам поведения, которые оправдывали себя в прежних, пережитых ранее ситуациях. В ситуациях подобного рода большое положительное значение имела поддержка со стороны друзей, лиц, пользующихся авторитетом, коллектива. Их воздействие приводило обычно к появлению контроля над эмоциональным состоянием.

Сравнительно нередко можно встретить последствия фрустрации в виде фиксации. Фиксация выражается в повторении неэффективных способов поведения. Она может проявляться в безуспешном повторении одного и того же подхода в межличностных отношениях, повторения оказавшейся недейственной модели поведения. По сути дела, с явлением фиксации приходится встречаться в разных сферах жизни, например, у лиц, склонных к демонстративности в поведении, к псевдологии, которые, несмотря на неоднократную дискредитацию в отношениях с людьми, систематически повторяют применение одних и тех же нерезультативных приемов.

Отказ представляет тенденцию индивидуума не участвовать в решении касающейся его проблемы. Таким образом, развивается апатический подход к ситуации. Реакция типа отказа является наиболее неблагоприятным последствием фрустрации. Ярош предлагает выделять два типа отказа: отказ "с легким сердцем", когда человек относительно легко соглашается с невозможностью справиться с ситуацией. Такой отказ сопровождается одновременно поиском других сфер деятельности, в этом случае сохраняется значительная эффективность адаптационных механизмов, умение переключаться, сохраняя положительную мотивацию. Вторым видом отказа является отказ с дезорганизацией поведения. Здесь выступают апатия, угнетение, снижение активности.

Одной из форм отрицательных реакций на фрустрацию является негативизм, для которого характерно отрицательное отношение не только по отношению к непосредственно вызывающей фрустрацию ситуации, но и к другим, имеющим с ней какие-нибудь черты сходства, проблемам.

Репрессия характеризуется блокированием, вытеснением из сознания неприятных ситуаций, которые касаются требуемых для разрешения вопросов. Это нереалистическая форма поведения, существо которой заключается в подходе: "проблема исчезает, если о ней не думать"[16] .

Кроме того, фрустрация может приводить к активации так называемых защитных механизмов личности. Процесс приобретения защитных механизмов, как и их применение, недостаточно представлен в сознании.

Роль защитных механизмов заключается, прежде всего, в снижении эмоционального напряжения. Снятие или уменьшение напряжения в результате включения защитных механизмов не сопровождается решением возникшей проблемы. Таким образом, защитные механизмы могут рассматриваться как своеобразная полумера в трудных ситуациях.

На основании имеющихся в настоящее время психологических знаний представляется возможным учитывать несколько основных защитных механизмов: рационализация, проекция, фантазирование, вытеснение, идентификация, компенсация.

Рационализация является частым защитным механизмом. Ее сущность заключается в подборе рационального, логически обоснованного, не вызывающего явных возражений, объяснения собственного пассивного поведения. Действительная же причина скрывается перед другими или даже перед самим собой. Сообщаемое объяснение направлено на то, чтобы вызвать у слушателей благоприятную картину, содержит значительный элемент конформизма. Нередко вина за неудачу приписывается злой воле других людей, их неадекватному отношению, несправедливости, неведению, стечению обстоятельств.

Проекция выражается в приписывании другим людям собственных отрицательных качеств. Проекции сочетаются с отсутствием критики к собственному поведению.

Фантазирование представляет защитный механизм, выражающийся в усилении воображения. Активизируются образы, содержание которых отражает исполнение желаний, достижение успеха, что не соответствует реальной действительности. В английском языке пользуются термином "сны наяву" (day dreams), что представляет элемент аутистических переживаний. Все препятствия устраняются, трудности исчезают. Механизм фантазирования для некоторых людей оказывается настолько типичным, что почти совершенно вытесняет реальные подходы, приводит к пассивности, бездействию.

Впрочем, по нашим наблюдениям, в условиях нормы возможно своеобразное сочетание жизни в мире реальности и фантазирования. В этих случаях отмечается усиление фантазирования при встрече с трудностями, что, однако, не мешает осуществлению реальных подходов. В целом, однако, выраженность фантазирования (пассивного воображения) свойственна незрелым личностям и отражает элемент страха перед встречей лицом к лицу с реальностью.

Вытеснение проявляется в пропуске, "незамечании", забывании определенных событий неприятного характера. Человек защищается от болезненной конфронтации с самим собой своими поступками, поведением, которое в глазах общепринятой морали носит неэтичный характер. Нередко вытесняются неприятные воспоминания, конфликты, поступки, приводящие к угрызению совести. Механизм вытеснения в ряде случаев оказывается крайне хрупким. Вытесненные отрицательные эмоции прорываются в сферу сознания, особенно в периоде после дополнительных стрессовых воздействий, новых затруднений.

Идентификация проявляется в частичном удовлетворении поставленных перед собой целей, в случаях, если полное достижение признается невозможным. Например, кто-то не сумел добиться чего-то в жизни и поэтому особенно старательно стремится к тому, чтобы этого добились его дети. Происходит идентификация себя с детьми, их достижения рассматриваются как собственные успехи и наоборот.

Компенсация заключается в стремлении достичь успеха в какой-то области в случае невозможности добиться успеха в направлении основной деятельности. Компенсация может быть результатом определенного недостатка, например физического дефекта, заикания и др.

Как правило, термин "фрустрация" употребляется в тех случаях, когда возникают события, мешающие достижению цели, т.е. имеет место конфликт человека с окружающей средой. С другой стороны, возможны и так называемые внутренние конфликты.

В 60-е годы по отношению к внутренним конфликтам стала применяться концепция когнитивного диссонанса, предложенная Фестингером. Автор ориентируется на степень "постоянства" мнений, подходов и поведения человека. В общем, человеку присуще стремление сохранять разумное постоянство в этих вопросах, так как значительное отклонение от постоянства вызывает выраженный психологический дискомфорт. Фестингер пользуется терминами "согласованность" и "диссонанс", обозначающими степень гармонии между двумя аспектами: с одной стороны, подходами, убеждениями, мнениями; с другой - поведением в определенной ситуации.

Диссонанс возникает в тех случаях, когда по каким-либо причинам имеется значительное несоответствие между элементами ситуации, несовместимость. Например, если руководитель группы является убежденным сторонником демократических методов руководства, но его непосредственное начальство ждет от него более жесткого авторитарного подхода. Проведение такого метода в жизнь вызывает внутренний конфликт. В экстремальных условиях приходится встречаться чаще со случаями, когда такого рода конфликты сглаживаются, поскольку трудные условия требуют однозначных, наиболее эффективных действий, не оставляют "резерва" для подходов, не основанных на строгом соблюдении правил, разумной дисциплины, без чего невозможно не только эффективное выполнение программы, но и ставится под угрозу сама жизнь.

Возникновение диссонанса, его выраженность зависит от ряда факторов. Одним из них является важность ситуации с точки зрения индивидуума. Большое значение имеет диапазон, широта возможного выбора. Как мы уже указывали, в экстремальных условиях, когда возможно лишь одно направление действий, диссонанс выражен мало или отсутствует, даже если характер, содержание действий эмоционально неприятны. Диссонанс возрастает, если нужно выбирать между двумя типами неприятного поведения, между двумя одинаково желаемыми или нежелаемыми альтернативами. Принятое решение вызывает сомнения в правильности, в том, было ли оно лучшим. Диссонанс возникает иногда и при поступлении новой информации, содержание которой противоречит прежней и не укладывается в сформировавшуюся ранее точку зрения.

Обычной реакцией на диссонанс является стремление к его устранению, к уменьшению его влияния. Здесь возможны такие реакции, как выработка толерантности к несоответствию; тщательное рассмотрение фактов, несовместимых со сформировавшимися мнениями или поведением, усиление действий в выбранном направлении при восприятии их в более выгодном свете; обесценивание в сознании отброшенного выбора.

Фестингер рассматривал наличие диссонанса как почву для возникновения мотивации с целью его устранения. Успешное устранение диссонанса представляет собой награду, т.е. является стимулом. В то же время нельзя не учитывать возможности того, что диссонанс способен увеличивать активность. Другие авторы показывают, что на промышленных предприятиях лица, отрицательно относящиеся к непосредственному начальнику, могут быть значительно активными и продуктивными в выполнении работы. Диссонанс способен приводить и к конструктивным, и к нежелательным действиям. К отрицательным последствиям диссонанса относится развитие апатии, нежелание принимать какое-либо решение. Такой подход особенно губителен в экстремальных условиях. Диссонанс с развитием апатического состояния может возникать при экстремальных состояниях в условиях значительной сенсорной депривации. При этом наблюдается усиление пассивного воображения с одновременным появлением различных альтернатив, ни одной из которых не отдается предпочтение.

Представляющие фрустрацию психологические и социально-психологические факторы в случае их большой интенсивности могут приводить к развитию психологического стресса.

Селье понимал под стрессом симптомокомплекс физиологических реакций, представляющих неспецифическую реакцию систем на повреждающий фактор (стрессор). Вначале в качестве стрессоров рассматривались различные внешние физические или химические факторы, повреждающие ткань. Концепция стресса исходила из того, что физиологические реакции, вызываемые воздействием на организм стрессора, имеют защитный характер и полезны для организма. В дальнейшем эта точка зрения подвергалась пересмотру в плане того, что стрессовые реакции оказываются также вредными для организма.

В словаре психологических терминов под стрессом понимаются экстремальные физические и психические нагрузки различного происхождения. Ответ организма на них проявляется в адаптационном синдроме, имеющем 3 стадии (по Селье): I стадия - реакция тревоги; II - стадия сопротивления; III - истощения.

В свою очередь в стадии реакции тревоги выделяют 2 фазы: а) начальная фаза непосредственного влияния патогенного фактора (фаза шока). Протекает с падением артериального давления, снижением температуры; б) фаза противодействия шоку.

Впервые в психологии понятие стресса было введено согласно Лазарусу в 1944 году. История вопроса начинается с периода второй мировой войны. Врачи, психологи и психиатры, работающие в армии США, встречались с проблемами нарушений адаптации к службе и психическими расстройствами, возникавшими в условиях военных действий. Психофизиологические изменения выступали, таким образом, не в связи с физическими травмами, а с воздействием комплекса социально-психологических факторов. Большое значение для популяризации концепции имели исследования Гринкера, Шпигеля, представивших анализ психологических факторов.

В современной психологии трудно найти точные границы понятия психологического стресса. Некоторые авторы пользуются термином "экстремальные ситуации", "конфликтные ситуации" и др.

Стрессовые ситуации рассматриваются как факторы, вызывающие чрезмерную нагрузку на систему психологического саморегулирования и приводящие к развитию эмоционального напряжения. Состояние стресса определяется как эмоциональное возбуждение и сопутствующие ему изменения в других сферах психологического функционирования. К последствиям стресса относятся также временные или постоянные изменения в поведении человека.

Ситуации, вызывающие психологический стресс, имеют чрезвычайно разнообразный характер. К ним относятся, в частности, экстремальные условия в особенности у не привыкших к последним людей, опасности физической природы, катастрофы, землетрясения, ураганы, наводнения, пожары. Длительные, часто повторяющиеся фрустрации могут вызвать состояние стресса. Следует иметь в виду, что стрессогенный характер того или иного воздействия обусловливается часто не только его содержанием, но и психологическими особенностями человека. Степень сопротивляемости человека к различным воздействиям неодинакова.

Вопросы моделирования психофизиологии человека, находящегося в трудных ситуациях, нашли отражение в трудах Йеркса и Додсона, хотя эти авторы проводили исследования на животных. Они искали корреляции между мотивацией и силой электрических раздражителей. Обнаружилось, что сила отрицательной мотивации зависит от силы электрических раздражителей. Вначале оба значения нарастали равномерно, т.е. чем сильнее было эмоциональное возбуждение, тем лучше выполнялись задания. Однако при дальнейшем усилении эмоционального напряжения (усиление электротока) зависимость изменялась в сторону снижения уровня выполнения. Таким образом, на каком-то этапе возрастание эмоционального тонуса не благоприятствует действиям, а снижает их эффективность. Например, легкая тревога, страх могут увеличить эффективность действий, при последующем усилении тревоги последняя превышает оптимальный для данного индивидуума уровень и действует все более неблагоприятно. Таким образом, определенная выраженность эмоционального напряжения может быть благоприятной для сравнительно легкой задачи и не соответствовать решению более трудных заданий, мешать их выполнению. Данные авторов оказалось возможным в известной степени экстраполировать на человека, находящегося в экстремальных условиях.

Анализ влияния повышенного уровня эмоционального тонуса человека на выполнение заданий проводился рядом специалистов в области психологии. Согласно мнению Хебба, наиболее типично улучшение (усиление) перцепции, увеличение быстроты и энергии действий. Автор объясняет это ростом напряжения в ретикулярной формации мозгового ствола, что облегчает прохождение нервных импульсов в кору головного мозга. В то же время известно, что чрезмерно высокая активация нарушает, дезорганизует деятельность. В результате такой активации реактивность человека на все внешние раздражители настолько возрастает, что происходит нарушение селективности поведения. Последовательность действий оказывается в значительной степени нарушенной.

Даффи считает, что высокая активация нарушает способность тормозить моторные реакции, что приводит к импульсивным двигательным реакциям, чрезмерной поспешности. Было показано, например, что значительное эмоциональное напряжение, вызванное психогенными факторами, приводит к увеличению мышечного напряжения, что отражает высокую активацию, и в то же время нарушается точность выполняемых мыслительных операций.

Лазарус обнаружил, что в ситуации психологического стресса, вызванного кумуляцией неудач, с одной стороны, возрастает быстрота кодирования в тесте символов цифр в шкале Векслера, с другой - одновременно увеличивается количество ошибок. Истербрук считает, что по мере усиления общего возбуждения возникает сужение поля внимания, постепенно уменьшается диапазон доходящих извне сигналов, необходимых для получения достаточной информации и совершения правильных действий. Концентрация внимания вначале усиливается, поскольку устраняются прежде всего несущественные, отвлекающие внимание сигналы. Однако в дальнейшем выпадают и сигналы, важные для выполнения задачи, уровень организации действии снижается.

Большое значение имеет и характер задания, выполняемого во время "стресса". Мюррей показал, что легкие для выполнения задачи в меньшей степени подвергаются действию значительного эмоционального возбуждения, чем сложные задачи. Таким образом, могут создаваться ситуации, при которых один и тот же уровень возбуждения усиливает эффективность выполнения простых действии и снижает уровень выполнения сложных.

Подчеркивается также роль чувства контролирования ситуации, течения событий. Если исследуемый имеет чувство контроля над вызываемым у него электрораздражением, то это значительно снижает болевую чувствительность.

Анализу влияния длительного эмоционального напряжения на организм посвящены исследования авторов - специалистов в области социологии, психологии и физиологии. Прежде всего в таких ситуациях нужно учитывать возможность нормальной положительной адаптации к фрустрациям. Человек, которому часто приходится находиться в трудных ситуациях, способен выработать навыки наиболее адекватных реакций, наиболее правильной мобилизации своих функций. Возможно обучение разным способам элиминации страха. Такую адаптацию можно видеть на различных примерах. Так, например, начинающий лектор испытывает страх перед аудиторией, что может в значительной степени ослабить его возможности. В дальнейшем постепенно страх становится все менее выраженным, происходит адаптация к ситуации. В примерах, подобных приведенному, выступает значительная роль положительного опыта, чувство удовлетворения в связи с выполняемой задачей. Все это приводит к росту доверия к себе, что способствует лучшей адаптации к трудным ситуациям.

В ряде случаев, однако, длительная экстремальная ситуация оказывает крайне неблагоприятное влияние на человека, вызывая нарушения поведения, конфликтность, социальные девиации. Гринкер и Шпигель в монографии "Человек под влиянием стресса" анализировали психические отклонения, возникавшие под влиянием длительных стрессовых ситуаций в военное время. У летчиков США на определенном этапе службы в действующей армии, участия в воздушных боях развивалась тревога беспредметного характера[17] . Авторы проводят дифференциацию клинической картины наблюдаемой им тревоги от таковой при истерии, неврозе, навязчивых страхах, психосоматических заболеваниях, депрессивных состояниях. Развивающиеся невротические состояния содержали в себе адаптивные компоненты. По мнению авторов, это давало возможность уйти на какое-то время от ситуации угрозы без морального ущерба для чувства собственного достоинства.

Согласно нашим наблюдениям, длительные психотравмирующие ситуации могут в некоторых случаях приводить к значительным изменениям психического состояния человека, выражающимся в нарушении иерархии значимости, исчезновению свойственных прежде оценок, подходов в межличностных отношениях. Эти состояния напоминают симптомы психического заболевания. Они, как правило, кратковременны и исчезают после выхода человека из стрессовой ситуации. Однако изменения, возникшие при стрессе, способны вызвать и длительные, малообратимые сдвиги в структуре личности. Наиболее неблагоприятным вариантом реакций на длительную стрессовую ситуацию является развитие апатии, пассивности, иногда с кататоноподобными симптомами. Человек прекращает свойственную ему активность, не вмешивается в ход происходящих вокруг и касающихся его событий, если расценивает ситуацию как безнадежную.

Длительный стресс приводит не только к психическим отклонениям, но и к соматическим нарушениям. Они выражаются в возникновении сосудистых заболеваний, язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки. Брэди показал наличие связи между длительным стрессом и физиологическими нарушениями. Эксперимент заключался в следующем. Пары обезьян лишали возможности двигаться, можно было только совершать движения головой и конечностями. В таком состоянии животных выдерживали длительное время. В диапазоне досягаемости лапы находился рычаг. В течение 6 ч обезьяны получали каждые 20 с сильное электрическое раздражение (электрошок), а в течение последующих 6 ч отдыхали. Обезьяны могли избежать шока при условии, что непосредственно перед включением тока одна из них нажимала рычаг. Второе животное не имело влияния на ход событий, поскольку рычаг, который был в пределах его досягаемости, не действовал. Обезьяна, "ответственная" за другую, через некоторое время научилась нажимать рычаг с большей частотой и таким образом избегала действия тока. Однако результат эксперимента был драматичным. Животное, "ответственное" за себя и партнера, погибало через некоторое время. Патологоанатомически обнаруживался выраженный язвенный процесс желудка и двенадцатиперстной кишки. Обезьяны с пассивной ролью без больших нарушений переносили эксперимент. Таким образом, длительное состояние бдительности, эмоционального напряжения оказывалось губительным. Установленный факт заставляет предполагать, что способность контролировать сложные ситуации при наличии длительного напряжения может после определенного времени приводить к выходу системы из состояния физиологического равновесия.

Выделяют также несколько факторов, действие которых наиболее неблагоприятно в ситуации длительного стресса. К ним относятся: высокое напряжение стресса, угроза, направленная на основную систему ценностей индивидуума, невозможность справиться с ситуацией в связи со стрессом, низкая степень индивидуальной сопротивляемости психологическому стрессу.

Представляется важным проанализировать последний фактор, связанный с личностными особенностями. Индивидуальные различия переносимости стрессовых ситуаций крайне велики. Гринкер и Шпигель среди исследованных ими пилотов, участвовавших в воздушных боях, выделили две категории лиц. У первой категории даже незначительные стрессовые воздействия вызывали нарушения психических функций. У второй такие нарушения возникали лишь при действии очень сильных стрессоров и при условии их большой длительности.

Сопротивляемость стрессу заключается в способности переносить трудные ситуации без дезорганизации поведения. Под сопротивляемостью или толерантностью понимают нереагирование эмоциональным возбуждением в условиях стресса, т.е. трудные и неприятные ситуации не вызывают значительных отрицательных эмоций, страха, гнева, тревоги.

В то же время сопротивляемость может определяться как способность к сохранению организации поведения в условиях стресса. Несмотря на возникновение под влиянием стресса эмоционального напряжения не происходит дезорганизации поведения, основные цели продолжают реализоваться, сохраняется, например, рациональное мышление в ситуациях катастрофы, правильно проводятся в жизнь необходимые схемы, сохраняется мотивация.

ГЛАВА 2. МЕТОДЫ ИЗУЧЕНИЯ СТРУКТУРЫ ЛИЧНОСТИ

2.1. Личностные опросники Айзенка

Это серия опросников личностных, предназначеных для диагностики нейротизма, экстраверсии – интроверсии и психотизма. Разработаны Г. Aйзенком и являются реализацией типологического подхода к изучению личности.

Г.Айзенк в своих работах неоднократно указывал на то, что его исследования вызваны к жизни несовершенством психиатрических диагнозов. По его мнению, традиционная классификация психических заболеваний должна быть заменена системой измерений, в которой представлены важнейшие характеристики личности. При этом психические расстройства являются как бы продолжением индивидуальных различий, наблюдаемых у нормальных людей. Изучение работ К. Юнга, Р. Вудвортса, И. П. Павлова, Э. Кречмера и других известных психологов, психиатров и физиологов позволило предположить существование трех базисных измерений личности: нейротизма, экстра- интроверсии и психотизма. Кратко остановимся на описании этих личностных измерений (в том виде, как они представлены в последних публикациях Г. Айзенка).

Нейротизм (или эмоциональная неустойчивость) представляет собой континуум от "нормальной аффективной стабильности до ее выраженной лабильности". Нейротизм не тождественен неврозу, однако у лиц с высокими показателями по данной шкале в ситуациях неблагоприятных, например стрессовых, может развиться невроз. "Нейротическая личность" характеризуется неадекватно сильными реакциями по отношению к вызывающим их стимулам.

Заимствуя у К. Юнга понятия экстраверсии и интроверсии, Г. Айзенк наполняет их иным содержанием. У К. Юнга это различные типы по направленности либидо, для Г. Айзенка – комплексы скоррелированных между собой черт. Характеризуя типичного экстраверта, Г. Айзенк отмечает его общительность, широкий круг знакомств, импульсивность, оптимистичность, слабый контроль над эмоциями и чувствами. Напротив, типичный интроверт – это спокойный, застенчивый, интроспективный человек, который отдален от всех, кроме близких людей. Он планирует свои действия заблаговременно, любит порядок во всем и держит свои чувства под строгим контролем.

Согласно Г. Айзенку, высокие показатели по экстраверсии и нейротизму соответствуют психиатрическому диагнозу истерии, а высокие показатели по интроверсии и нейротизму – состоянию тревоги или реактивной депрессии. Измерения экстра – интроверсии и нейротизма, которыми оперирует Г. Айзенк, в работах Р. Кэттелла рассматриваются в качестве факторов второго порядка.

Психотизм, как и нейротизм, континуален (норма – психотизм). В случае высоких показателей по этой шкале можно говорить о предрасположенности к психотическим отклонениям.

"Психотическая личность" (не патологическая) характеризуется Г. Айзенком как эгоцентрическая, эгоистическая, бесстрастная, неконтактная.

Большое внимание Г. Айзенк в своих исследованиях уделяет сбору экспериментальных данных, подтверждающих универсальность предложенных им измерений личности. Для этого привлекается факторный анализ результатов многочисленных и разнородных тестов (методик), с помощью которых обследуются критериальные группы. Первоначально на основе комплекса признаков, дифференцирующих здоровых людей и больных неврозом, был выделен фактор нейротизма, позднее – фактор экстра – интроверсии, под который Г. Айзенк в течение длительного времени стремился подвести физиологическую основу, используя ряд положений теории И. П. Павлова. В последние годы таким же путем обосновывается фактор психотизма. Напр., одним из "доказывающих" экспериментов является обследование групп психотических больных, больных неврозами и здоровых лиц с помощью тестов на остроту зрения, способность опознания "зашумленных" объектов, кожно-гальванической реакции и т. п. Показано, что эти группы дифференцируются по двум факторам – нейротизму и психотизму. Остается неясным, чем руководствовались исследователи, составляя такие наборы тестов. Использованные показатели лишены теоретического обоснования, а применительно к нейротизму и психотизму не могут быть поняты в качестве внутренних условий, вызывающих невротические или психотические симптомы. И в то же время нейротизм и психотизм в случае выраженности этих показателей понимаются в качестве "предрасположенности" к соответствующим заболеваниям. Личностные измерения, предложенные Г. Айзенком, следует рассматривать как некоторые поведенческие характеристики, значение которых определяется их отношением к достаточно широкому кругу жизненных ситуаций.

Первый из опросников Г. Айзенка – "Моудслейский медицинский опросник" (Maudsley Medical Questionnaire, или MMQ, от названия клиники, в которой был создан) – был предложен в 1947 г. Он предназначен для диагностики нейротизма и состоит из 40 утверждений, с которыми обследуемому предлагается согласиться ("да") или не согласиться ("нет"). Например:

- Время от временя у меня случаются головокружения.

- Беспокоюсь о своем здоровье.

Утверждения отбирались из уже известных к тому времени опросников, при этом автор опирался на клинические описания невротических расстройств. MMQ стандартизировался на материале обследования двух групп: "невротиков" (1 тыс. человек) и "нормальных" (1 тыс. человек). Среднее количество ответов, совпадающих с "ключом", у здоровых лиц составляло 9,98, а у невротиков – 20,01. Детальный анализ ответов, полученных по каждому утверждению MMQ (при учете различий в психиатрических диагнозах), показал, что с помощью опросника могут быть дифференцированы два типа невротических расстройств – истерические и дистимические. Исходя из этих результатов Г. Айзенк предположил, что ответы на утверждения MMQ позволят сделать заключение и о позиции обследуемого на шкале другого измерения личности, постулируемого этим исследователем,- экстраверсии – интроверсии. Этим была начата работа по конструированию нового личностного опросника. MMQ в психодиагностических исследованиях применения не нашел.

Вслед за MMQ был предложен "Моудслейский личностный опросник" (Maudsley Personality Inventory, или MPI), опубликованный в 1956 г. Он предназначен для диагностики нейротизма и экстраверсии – интроверсии. MPI состоит из 48 вопросов (по 24 на каждое измерение), на которые обследуемому требуется ответить "да" или "нет". Предусмотрен случай, когда обследуемый затрудняется ответить ("?"). За ответ, совпадающий с "ключом", дается 2 балла, за "?" – 1 балл. MPI разрабатывался в соответствии с теоретическими представлениями Г. Айзенка об экстраверсии – интроверсии и нейротизме, и с учетом данных, полученных с помощью первого опросника.

Приведем примеры вопросов по шкале экстраверсии – интроверсии:

- Склонны ли Вы действовать быстро, решительно?

- Считают ли Вас человеком живым, общительным?

Стимулом к созданию MPI послужили данные о том, что шкалы ратимии (беззаботности) и циклоидной эмоциональности опросника Гилфорда – Мартина (один из опросников, разработанных Дж. Гилфордом с сотр.) дифференцируют невротиков в соответствии с теоретическими предположениями Г. Айзенка. Больные истерией по шкале ратимии получали большее количество баллов, нежели лица, страдающие реактивной депрессией и навязчивыми состояниями. В изученных клинических группах количество баллов по шкале циклоидной эмоциональности также было больше, чем у здоровых. На этой основе Г. Айзенк приступил к созданию МРI.

Предварительные исследования были проведены с помощью перечня из 261 вопроса, заимствованного из разных опросников. По результатам, полученным по шкалам ратимии и циклоидной эмоциональности, были выделены (отдельно среди мужчин и женщин) две группы. Затем провели разделение на группы с высокими и низкими показателями. Используя критерий x2, осуществили анализ ответов на каждый вопрос. В итоге получили две группы вопросов, ответы на которые наиболее различались. На их основе построили две шкалы – экстра – интроверсии и нейротизма по 24 вопроса в каждой. С помощью установленных ранее "ключей" сравнили результаты исходных групп. Для отдельных вопросов были рассчитаны коэффициенты интеркорреляции, подвергнутые затем факторному анализу. Два выделенных фактора соответствовали первоначально предположенным – экстра – интроверсии и нейротизму.

Коэффициент надежности MPI, определенный путем расщепления, для шкалы нейротизма составлял 0,85-0,90, шкалы экстра – интроверсии – 0,75-0,85, коэффициенты надежности ретестовой – 0,83 и 0,81 соответственно. Валидность обеих шкал MPI устанавливалась способами, которые признаны многими исследователями методически несостоятельными, а поэтому не доказана. Обнаружена корреляция между шкалами экстра – интроверсии и нейротизма с коэффициентом 0,15-0,40, что противоречит исходному положению Г. Айзенка о независимости данных измерений личности. Разработан сокращенный вариант MPI из 12 вопросов. Коэффициенты корреляции с полным опросником составляют по шкале нейротизма 0,86, по шкале экстра-интроверсии – 0,87[18] .

Практическое использование MPI показало значительные расхождения между получаемыми данными и теоретическими предсказаниями автора (особенно в клинических группах). Г. Айзенк не смог убедительно опровергнуть высказанные во многих зарубежных работах замечания, однако, несмотря на критику, MPI долгое время применялся в зарубежных психодиагностических исследованиях. Сведений об использовании в СССР не имеется. На основе дальнейших исследований Г. Айзенка и сотр., направленных на анализ составляющих экстра – интроверсии и нейротизма как базисных личностных измерений, был предложен новый опросник, получивший название "Айзенка личностный опросник" (Eysenck Personality Inventory, или EPI). Опубликован в 1963 г. и состоит из 48 вопросов, предназначенных для диагностики экстра – интроверсии и нейротизма, а также 9 вопросов, составляющих т. н. "шкалу лжи", по которой определяется тенденция обследуемого представить себя в лучшем свете. Ответы, совпадающие с "ключом", оцениваются в 1 балл (ответы только "да" или "нет"). Разработаны две эквивалентные формы опросника – А и В.

Количество лиц, обследованных в ходе разработки EPI, превышает 30 тыс. Была использована следующая группировка обследуемых. Изучались ответы лиц, зачисленных компетентными экспертами в группы экстравертов или интровертов, нейротиков или эмоционально уравновешенных. На основе полученных данных определялась дискриминативная возможность каждого из вопросов. В ходе разработки EPI было установлено, что экстраверсия является фактором высшего порядка и, следовательно, в вопросах должны быть в более или менее равной доле представлены факторы низшего порядка. Прежде всего речь идет о таких, выделенных Г. Айзенком компонентах экстраверсии, как "импульсивность" и "общительность".

Коэффициенты надежности ретестовой EPI для фактора экстра – интроверсии составляют а 0,82-0,85, для фактора нейротизма – 0,81- 0,84, надежности методом расщепления – 0,74 – 0,91. В зарубежных исследованиях сообщается о достаточно высокой валидности EPI, иногда эти данные оспариваются. В этом опроснике существенно изменилось значение коэффициента в интеркорреляции между шкалами (от +0,12 до -0,16), что соответствовало теоретическим предположениям Г. Айзенка. Предложен сокращенный вариант EPI, состоящий из 12 вопросов. Показатели корреляции с полным вариантом по шкале экстра-интроверсии – 0,81, нейротизма – 0,79. Созданы варианты ЕРI для обследования детей и подростков. EPI широко используется в отечественных исследованиях, однако его адаптация полностью не завершена (И.Н. Гильяшева, 1983; А. Г. Шмелев и В. И. Похилько, 1985).

В 1969 г. Г. Айзенк и С. Айзенк публикуют новый опросник под названием "Айзенка личностный опросник" (Eysenck Personality Questionnaire, или EPQ), который предназначен для диагностики нейротизма, экстра – интроверсии и психотизма. Так же как и в ЕРI, в него включена "шкала лжи".Опросник состоит из 90 вопросов (по шкале нейротизма – 23, пошкале экстра – интроверсии – 21, по шкале психотизма – 25,по шкале "лжи" – 21). Однако обычно: используется вариант, состоящий из 101 вопроса (из них 11 вопросов-т.н. "буферные", ответы на которые не учитываются).Примеры вопросов по шкале психотизма:

- Будете ли Вы употреблять наркотические препараты,способные оказать непредвиденное или опасное воздействие?

- Испытываете ли Вы чувство жалости, сострадания к животному, попавшему в ловушку?

Изучение валидности личностного измерения "психотизм" осуществлялось обычным для исследований Г. Айзенка путем – поиском экспериментальных коррелятов психотизма, сравнением результатов, полученных в различных группах здоровых и больных. Полученные данные спорны. Коэффициенты надежности ретестовой (месячный интервал) опросника в различных группах по шкале психотизма составляют 0,51-0,86, по шкале экстра – интроверсии – 0,80 – 0,92, по шкале нейротизма – 0,74-0,92, по шкале "лжи" – 0,61-0,90. Разработан вариант опросника для обследования детей и подростков (от 7 до 15 лет)[19] .

Во многих зарубежных исследованиях аргументированно доказывается, что введение такого личностного измерения, как психотизм, не имеет научного обоснования, экспериментальные данные противоречивы, а использование шкалы психотизма на практике может способствовать появлению ложных диагностических ориентиров.

2.2. Тест Люшера — описание и интерпретация

Эксперимент по установлению связи между предпочтением цветов и индивидуальными особенностями испытуемых в настоящее время характерен для психодиагностики (Приложение 1). Правда, его традиционная цель – не исследовать Цвет, а по отношению испытуемого к цвету судить о характере и структуре его эмоциональных установок.

Тест Люшера основан на предположении о том, что выбор цвета отражает нередко направленность испытуемого на определенную деятельность, настроение, функциональное состояние и наиболее устойчивые черты личности.

Значения цветов в их психологической интерпретации определялись в ходе разностороннего обследования многочисленного контингента различных испытуемых.

Характеристика цветов (по Максу Люшеру) включает в себя 4 основных и 4 дополнительных цвета.

Основные цвета:

1) синий — символизирует спокойствие, удовлетворенность;

2) сине-зеленый — чувство уверенности, настойчивость, иногда упрямство;

3) оранжево-красный — символизирует силу волевого усилия, агрессивность, наступательные тенденции, возбуждение;

4) светло-желтый — активность, стремление к общению, экспансивность, веселость.

При отсутствии конфликта в оптимальном состоянии основные цвета должны занимать преимущественно первые пять позиций.

Дополнительные цвета: 5) фиолетовый; 6) коричневый, 7) черный, 8) нулевой(0). Символизируют негативные тенденции: тревожность, стресс, переживание страха, огорчения. Значение этих цветов (как и основных) в наибольшей степени определяется их взаимным расположением, распределением по позициям, что будет показано ниже.

Инструкция (для психолога): «Перемешайте цветные карточки и положите цветовой поверхностью наверх. Попросите испытуемого выбрать из восьми цветов тот, который ему больше всего нравится. При этом нужно пояснить, что он должен выбрать цвет как таковой, не пытаясь соотнести его с любимым цветом в одежде, цветом глаз и т. п. Испытуемый должен выделить наиболее приятный Цвет из восьми. Карточку с выбранным цветом следует отложить в сторону, перевернув цветной стороной вниз. Попросите выбрать из оставшихся семи цветов наиболее приятный. Выбранную карточку следует положить цветной стороной вниз справа от первой. Повторите процедуру. Перепишите номера карточек в разложенном порядке. Через 2-3 мин опять положите карточки цветовой стороной кверху и проделайте то же самое. При этом поясните, что испытуемый не должен вспоминать порядок раскладки в первом выборе и сознательно менять предыдущий порядок. Он должен выбирать цвета, как будто а впервые.

Первый выбор в тесте Люшера характеризует желаемое состояние, второй — действительное. В зависимости от цели исследования можно интерпретировать результаты соответствующего тестирования».

В результате тестирования получаем восемь позиций; первая и вторая — явное предпочтение (обозначаются + + );

третья и четвертая — предпочтение (обозначаются х х);

пятая и шестая — безразличие к цвету (обозначаются = = );

седьмая и восьмая — антипатия к цвету (обозначаются — —)

На основании анализа более 36 000 результатов исследований М. Люшер дал примерную характеристику выбранных позиций:

1-я позиция отражает средства достижения цели (например, выбор синего цвета говорит о намерении действовать спокойно, без излишнего напряжения);

2-я позиция показывает цель, к которой стремится испытуемый;

3-я и 4-я позиции характеризуют предпочтение цвету и отражают ощущение испытуемым истинной ситуации, в которой он находится, или же образ действий, который ему подсказывает ситуация;

5-я и 6-я позиции характеризуют безразличие к цвету, нейтральное к нему отношение. Они как бы свидетельствуют, что испытуемый не связывает свое состояние, настроение, мотивы с данными цветами. Однако в определенной ситуации эта позиция может содержать резервную трактовку цвета, например, синий цвет (цвет покоя) откладывается временно как неподходящий в данной ситуации;

7-я и 8-я позиции характеризуют негативное отношение к цвету, стремление подавить какую-либо потребность, мотив, настроение, отражаемые данным цветом.

+	+	X	X	=	=	-	-
3	4	1	0	2	5	6	7

Запись выбранных цветов осуществляется перечнем номеров в порядке предпочтения с указанием позиций. Например, при выборе красного, желтого, синего, серого, зеленого, фиолетового, коричневого и черного цветов записывается:

Зоны (+ +; х х; = =; — —) образуют 4 функциональные группы.

Как отмечалось, одним из приемов трактовки результатов выбора является оценка положения основных цветов. Если они занимают позицию далее пятой, значит, характеризуемые ими свойства, потребности не удовлетворены, следовательно, имеют место тревожность, негативное состояние.

Рассматривается взаимное положение основных цветов. Когда, например, № 1 и 2 (синий и желтый) находятся рядом (образуя функциональную группу), подчеркивается их общая черта — субъективная направленность «вовнутрь». Совместное положение цветов № 2 и 3 (зеленого и красного) указывает на автономность, самостоятельность в принятии решений, инициативность. Сочетание цветов № 3 и 4 (красного и желтого) подчеркивает направленность «вовне». Сочетание цветов № 1 и 4 (синего и желтого) усиливает представление зависимости испытуемых от cреды. При сочетании цветов № 1 и 3 (синего и красного) в одной функциональной группе подчеркивается благоприятный баланс зависимости от среды и субъективной направленности (синий цвет) и автономности, направленности «вовне» (красный цвет). Сочетание зеленого и желтого цветов (№ 2 и 4) рассматривается как противопоставление субъективного стремления «вовнутрь», автономности, упрямства стремлению «вовне», зависимости от среды.

Основные цвета, по мнению Макса Люшера, символизируют следующие психологические потребности:

№ 1 (синий) — потребность в удовлетворении, спокойствии, устойчивой положительной привязанности;

№ 2 (зеленый) — потребность в самоутверждении;

№ 3 (красный) — потребность активно действовать и добиваться успеха;

№ 4 (желтый) — потребность в перспективе, надеждах на лучшее, мечтах.

Если основные цвета находятся в 1-й — 5-й позициях, считается, что эти потребности в известной мере удовлетворяются, воспринимаются как удовлетворяемые; если они в 6-й — 8-й позициях, имеет место какой-либо конфликт, тревожность, неудовлетворенность из-за неблагоприятных обстоятельств. Отвергаемый цвет может рассматриваться как источник стресса. Например, отвергаемый синий цвет означает неудовлетворенность отсутствием покоя, привязанности.

Возможности оценки работоспособности в ходе анализа выбора цветов Макс Люшер учитывал, исходя из следующих посылок.

Зеленый цвет характеризует гибкость волевых проявлений в сложных условиях деятельности, чем обеспечивается поддержание работоспособности.

Красный цвет характеризует силу воли и чувство удовлетворенности стремлением к достижению цели, что также содействует поддержанию работоспособности.

Желтый цвет ограждает надежды на успех, спонтанное удовлетворение от участия в деятельности (иногда без четкого осознания ее деталей), ориентацию на дальнейшую работу.

Если все эти три цвета стоят в начале ряда и все вместе, то вероятна более продуктивная деятельность, более высокая работоспособность. Если же они находятся во второй половине ряда и разделены друг от друга, прогноз менее благоприятный.

Показатели тревоги. Если основной цвет стоит на 6-ом месте, он обозначается знаком —, и все остальные, что находятся за ним (7-я — 8-я позиции), обозначаются этим же знаком. Их следует рассматривать как отвергаемые цвета, как причину тревожности, негативного состояния.

В тесте Люшера такие случаи дополнительно помечаются буквой А над номером цвета и знаком —, например:

Показатели компенсации. При наличии источника стресса, тревоги (выражаемого каким-либо основным цветом, помещенным на 6-ю и 8-ю позиции) цвет, поставленный в 1-ю позицию, рассматривается как показатель компенсации (компенсирующим мотивом, настроением, поведением). В этом случае над цифрой, занимающией 1-е место, ставится буква С. Считается явлением более или менее нормальным, когда компенсация проходит за счет одного из основных цветов. В то же время сам факт наличия показателя стресса и компенсации всегда свидетельствует о недостаточной оптимальности состояния.

В тех же случаях, когда компенсация проходит за счет дополнительных цветов, результаты теста трактуются как показатели негативного состояния, негативных мотивов, негативного отношения к окружающей ситуации.

!	!!	!!!
А	А	А
2	1	4

Показатели интенсивности тревоги характеризуются позицией, занимаемой основными цветами. Если основной цвет на 6-м месте, фактор, вызывающий тревогу, считается относительно слабым (это отмечается одним восклицательным знаком); если цвет в 7— и позиции, ставятся два восклицательных знака (!!); если основной цвет в 8-й позиции, ставятся три знака (!!!). Таким образом может быть поставлено до 6 знаков, характеризующих источники стресса, тревоги, например:

Подобным же образом в тесте Люшера оцениваются случаи неблагоприятной компенсации. Если компенсацией служит какой-либо из основных цветов или фиолетовый, не ставится никаких знаков. Если серый, коричневый или черный цвет занимают 3-ю позицию, ставится один восклицательный знак, если 2-ю позицию, ставится два знака (!!), если первую позицию, ставится три знака (!!!). Таким образом, их может быть 6, например:

!!!	!!!	!
С	С	С
+	+	+
6	0	7

Считается, что чем больше знаков «!», тем прогноз неблагоприятнее.

С учетом полученных результатов тестирования целесообразно организовать мероприятия по регуляции и саморегуляции психических состояний, аутогенной тренировки. Повторное тестирование после таких мероприятий (в сочетании с другими методиками) может дать информацию о снижении тревожности, напряженности.

Особо важное значение при интерпретации результатов тестирования имеет оценка цвета в последней 8-й позиции (или в 4-й функциональной группе при наличии двух цветов со знаком — ). Если цвета в этой позиции помечены восклицательными знаками, значит достаточно велика вероятность развития у испытуемого состояния тревожности.

Обратите внимание на соотношение первой и восьмой позиций, имеет ли место компенсация, по нормальной ли схеме она построена?

Может быть также проанализировано отношение цветов во второй и третьей позициях (желаемая цель и фактическая ситуация). Нет ли между ними конфликта? Например, красный цвет во второй и серый в третьей позициях символизируют конфликт между целью, мотивами и самооценкой реального своего состояния.

Анализируя и интерпретируя результаты теста Люшера, полученную психодиагностическую информацию следует сопоставлять с материалами анкетирования, наблюдения, бесед, изучения документов об испытуемых. Только при таком разностороннем изучении личности можно делать какие-то серьезные заключения о чертах личности, ее психологических особенностях (Приложение 2).

То же самое следует сказать о перспективах использования результатов теста для оценки состояния, в частности эмоционального состояния, напряженности, тревожности. Однако совпадение показателей цветового теста (выбор цветов № 6, 7, 0 в первой позиции) и данных анкетирования и наблюдения позволяет с большей уверенностью судить о развитии у испытуемых различных негативных состояний.

Макс Люшер составил специальную таблицу, в которой отмечены сочетания цветов в разных позициях, предполагающие отражение конфликтов, переживаемых испытуемыми (не касаясь причины, мотивов этих конфликтов). Рассмотрим две первые и две последние позиции с набором цветов, отражающие серьезные конфликты:

Позиции 1,2	7,8
0 4 XX	0 1 XX
0 6 XX	0 2 XXX
0 7 XXX	0 3 XX
1 7 XX	0 4 XX
2 7 XX	1 2 XXX
3 7 XX	1 3 XXX
4 0 XX	1 4 XXX
4 6 XX	2 0 XX
4 7 XX	2 1 XXX
6 0 XX	2 3 XXX
6 4 XX	2 4 XXX
6 7 XXX	3 0 XX
7 0 XXX	3 1 XXX
7 1 XX	3 2 XXX
7 2 XX	3 4 XXX
7 3 XX	3 5 XX
7 4 XX	4 1 XXX
7 5 XX	4 2 XXX
7 6 XX	4 3 XXX
5 3 XX
6 3 XX
7 3 XX

В монографии освещаются различные аспекты взаимосвязи цвета и психики человека. Рассматривается история развития цветовой символики. Описывается психофизиологическое и психологическое воздействие цвета на человека. Анализируются факторы и механизмы цветовых предпочтений. Приводятся обширные данные об особенностях восприятия и отношение к цвету при стрессе. Обсуждаются актуальные вопросы цветовой психодиагностики. Особое внимание уделяется цветовому тесту Люшера, как одной из наиболее распространенных методик цветовой психодиагностики.

2.3. Исследование тревожности (Ч.Д.Спилбергер, адаптация Ю.Л.Ханин)

Определенный уровень тревожности – естественная и обязательная особенность активной деятельной личности. У каждого человека существует свой оптимальный, или желательный, уровень тревожности - это так называемая полезная тревожность. Оценка человеком своего состояния в этом отношении является для него существенным компонентом самоконтроля и самовоспитания[20] .

Под личностной тревожностью понимается устойчивая индивидуальная характеристика, отражающая предрасположенность субъекта к тревоге и предполагающая наличие у него тенденции воспринимать достаточно широкий «веер» ситуаций как угрожающие, отвечая на каждую из них определенной реакцией. Как предрасположенность, личная тревожность активизируется при восприятии определенных стимулов, расцениваемых человеком как опасные для самооценки, самоуважения. Ситуативная или реактивная тревожность как состояние характеризуется субъективно переживаемыми эмоциями: напряжением, беспокойством, озабоченностью, нервозностью. Это состояние возникает как эмоциональная реакция на стрессовую ситуацию и может быть разным по интенсивности и динамичности во времени.

Данный опросник позволяет дифференцировано измерять тревожность и как личностное свойство, и как состояние.

Шкала ситуативной тревожности (СТ)

Инструкция. Прочитайте внимательно каждое из приведенных ниже предложений и зачеркните цифру в соответствующей графе справа в зависимости от того, как вы себя чувствуете в данный момент. Над вопросами долго не задумывайтесь, поскольку правильных и неправильных ответов нет.

Нет, это не так	Пожалуй, так	Верно	Совершенно верно
1	2	3	4

1. Я спокоен

2. Мне ничто не угрожает

3. Я нахожусь в напряжении

4. Я внутренне скован

5. Я чувствую себя свободно

6. Я расстроен

7. Меня волнуют возможные неудачи

8. Я ощущаю душевный покой

9. Я встревожен

10. Я испытываю чувство внутреннего удовлетворения

11. Я уверен в себе

12. Я нервничаю

13. Я не нахожу себе места

14. Я взвинчен

Шкала личной тревожности (ЛТ)

Инструкция. Прочитайте внимательно каждое из приведенных ниже предложений и зачеркните цифру в соответствующей графе справа в зависимости от того, как вы себя чувствуете обычно. Над вопросами долго не думайте, поскольку правильных или неправильных ответов нет.

Никогда	Почти никогда	Часто	Почти всегда
1	2	3	4

21. У меня бывает приподнятое настроение

22. Я бываю раздражительным

23. Я легко расстраиваюсь

24. Я хотел бы быть таким же удачливым, как и другие

25. Я сильно переживаю неприятности и долго не могу о них забыть

26. Я чувствую прилив сил и желание работать

27. Я спокоен, хладнокровен и собран

28. Меня тревожат возможные трудности

29. Я слишком переживаю из-за пустяков

30. Я бываю вполне счастлив

31. Я все принимаю близко к сердцу

32. Мне не хватает уверенности в себе

33. Я чувствую себя беззащитным

34. Я стараюсь избегать критических ситуаций и трудностей

Ключ к тесту

СТ	Ответы				СТ	Ответы
№№	1	2	3	4	№№	1	2	3	4
Ситуативная тревожность					Личностная тревожность
1	4	3	2	1	21	4	3	2	1
2	4	3	2	1	22	1	2	3	4
3	1	2	3	4	23	1	2	3	4
4	1	2	3	4	24	1	2	3	4
5	4	3	2	1	25	1	2	3	4
6	1	2	3	4	26	4	3	2	1
7	1	2	3	4	27	4	3	2	1
8	4	3	2	1	28	1	2	3	4
9	1	2	3	4	29	1	2	3	4
10	4	3	2	1	30	4	3	2	1
11	4	3	2	1	31	1	2	3	4
12	1	2	3	4	32	1	2	3	4
13	1	2	3	4	33	1	2	3	4
14	1	2	3	4	34	1	2	3	4
15	4	3	2	1	35	1	2	3	4
16	4	3	2	1	36	4	3	2	1
17	1	2	3	4	37	1	2	3	4
18	1	2	3	4	38	1	2	3	4
19	4	3	2	1	39	4	3	2	1
20	4	3	2	1	40	1	2	3	4

При анализе результатов самооценки тревожности надо иметь в виду, что общий итоговый показатель по каждой из подшкал может находиться в диапазоне от 20 до 80 баллов. При этом чем выше итоговый показатель, тем выше уровень тревожности (ситуативной или личностной).

При интерпретации показателей можно использовать следующие ориентировочные оценки тревожности:

·до 30 баллов – низкая,

·31 - 44 балла - умеренная;

·45 и более - высокая.

Личности, относимые к категории высокотревожных, склонны воспринимать угрозу своей самооценке и жизнедеятельности в обширном диапазоне ситуаций и реагировать весьма выраженным состоянием тревожности. Если психологический тест выражает у испытуемого высокий показатель личностной тревожности, то это дает основание предполагать у него появление состояния тревожности в разнообразных ситуациях, особенно когда они касаются оценки его компетенции и престижа.

Лицам с высокой оценкой тревожности следует формировать чувство уверенности и успеха. Им необходимо смещать акцент с внешней требовательности, категоричности, высокой значимости в постановке задач на содержательное осмысление деятельности и конкретное планирование по подзадачам.

Для низкотревожных людей, напротив, требуется пробуждение активности, подчеркивание мотивационных компонентов деятельности, возбуждение заинтересованности, высвечивание чувства ответственности в решении тех или иных задач.

2.4. Психология: миннесотский многоаспектный Личностный Опросник

Анализ характера будет неполным, если не рассказать о таком разностороннем личностном опроснике как Миннесотский Многоаспектный Личностный Опросник (Minnesota Multiphasic Personaliti Inventory, MMPI). Он предложен С. Хатуэем и Дж. Маккнили в 1940 году. MMPI является реализацией типологического подхода в изучении личности и занимает ведущее место среди других личностных опросников в психодиагностических исследованиях. Опросник состоит из 550 утверждений, образующих 10 основных диагностических шкал. На каждое из утверждений обследуемые (лица в возрасте от 16 лет и старше с коэффициентом интеллекта не ниже 80) должны дать ответ: «верно», «неверно», «не могу сказать». Ответ, совпадающий с «ключом», оценивается в один балл. Возможны различные варианты предъявления утверждений, обычно это делается с помощью карточек, которые обследуемый раскладывает на три группы в соответствии со своим ответом. Полученные данные заносятся экспериментатором в стандартный регистрационный бланк, в котором отмечаются также сведения об обследуемом и время, затраченное на раскладку карточек. Завершается построением «профиля личности», который вычерчивается на специальных бланках (их бывает два вида – для мужчин и женщин), где балльные оценки переводятся в стандартные, так называемые Т-оценки со средним значением 50 и стандартным отклонением 10. Для ускорения интерпретации структуры показателей, экономного описания «профиля» используется система его числового кодирования. Для этого шкалы записываются по их цифровому обозначению в таком порядке, чтобы на первом месте оказалась шкала с наиболее высоким показателями, а затем – остальные по мере снижения.

Особенностью MMPI является использование в нем четырех оценочных шкал.

Шкала «?» – шкалой может быть названа условно, т.к. не имеет относящихся к ней утверждений. Регистрирует количество утверждений, которые обследуемый не смог отнести ни к «верным», ни к «неверным».

Шкала «лжи» (L) – предназначена для оценки искренности обследуемого.

Шкала достоверности (F) – создана для выявления недостоверных результатов (связанных с небрежностью обследуемых), а также аггравации и симуляции.

Шкала коррекции (K) – введена для того, чтобы сгладить искажения, вносимые чрезмерной недоступностью и осторожностью обследуемого.

Соотношения между этими показателями, полученными по этим шкалам, позволяют судить о достоверности результатов обследования. Собственной теоретической основы MMPI не имеет. Для составления утверждений авторы использовали жалобы больных, описание симптоматики тех или иных психических заболеваний в клинических руководствах, ранее разработанные опросники. Первоначально утверждения были предъявлены значительной группе здоровых людей, что позволило определить их нормативные показатели. Затем эти показатели были сопоставлены с данными, полученными при обследовании разных клинических групп. Так были отобраны утверждения, которые достоверно дифференцировали здоровых и каждую из изученных групп больных. Эти утверждения объединили в шкалы, названные в соответствии с клинической группой, по которой та или иная шкала была валидизирована.

При интерпретации полученных результатов исходят из того, что любой показатель, равный 70 Т или выше (пик «профиля»), принимается в качестве нормативного для выявления патологических отклонений. В то же время необходимо учитывать, что значение одного и того же показателя как «патологического» может изменяться от шкалы к шкале. Следует избегать буквальной интерпретации шкал MMPI; в частности, нельзя полагать, что высокий показатель по шкале шизофрении указывает на ее наличие. Авторы подчеркивают, что с помощью шкал MMPI «измеряется» не, скажем, истерия, а симптомы, присущие лицам с данным психическим расстройством. На особенности «профиля личности» влияют возраст, пол, образование обследуемого, его отношение к процедуре тестирования и некоторые другие переменные. Любая гипотеза, исходящая из интерпретации ведущих пиков профиля, должна быть подтверждена показателями других шкал (и, прежде всего независимыми от результатов, полученных с помощью MMPI), данными о личности обследуемого. Неоднократно проводившийся факторный анализ данных MMPI в различных группах позволил выделить наряду с другими факторы, близкие «нейротизму» и «экстраверсии». Валидность MMPI, установленная на основе дифференциальных клинических групп, достаточно высока.

Помимо основных и оценочных шкал на базе утверждений MMPI создано множество дополнительных шкал (всего около 500). Например, шкала академических способностей, алкоголизма, социальной ответственности, ригидности и т.д. Важную роль при интерпретации «профиля личности» играют те дополнительные шкалы, с помощью которых конкретизируются, уточняются результаты основных. Так, шкала депрессии имеет следующие дополнительные шкалы: D1 – субъективной депрессии; D2 – психомоторной заторможенности; D3 – физической слабости; D4 – психологической скованности; D5 – мрачной угрюмости. Неоднократно предлагались сокращенные варианты опросника. Один из наиболее из-вестных – Mini-Multi, состоящий из 71 утверждения, отобранного на основе факторного ана-лиза. В зарубежных исследованиях конструктной валидности Mini-Multi указывается на его достаточную валидность при групповой диагностики, а при индивидуальной – только в случаях выраженных психических отклонений. На русском языке Mini-Multi адаптирован В.П.Зайцевым (1981), однако имеются данные об отсутствии валидности этой методики.

Утверждения MMPI часто используются для конструирования других личностных опросников. В последнее время для облегчения обработки данных все шире привлекаются различные компьютерные программы. MMPI широко используется в отечественных психодиагностических исследованиях. Адаптация опросника началась еще в 60-е гг. Первым был предложен вариант, состоящий из 384 утверждений (Ф.Б. Березин и М.П. Мирошников, 1967). Березиным с соавторами разработана оригинальная интерпретация шкал MMPI, осуществлена его тщательная стандартизация. Большая работа по адаптации опросника проводилась в Ленинградском психоневроло-гическом институте им. В.М. Бехтерева, московским психологами. На основе утверждений MMPI петербургскими психологами и психиатрами созданы новые дифференциально-диагностические шкалы: параноидной шизофрении, уровня невротизации и психопатизации, депрессивных состояний.

В 1989г. опросник был значительно переработан и опубликован под названием MMPI – 2. Одновременно были изданы как обычная версия, так и компьютерная. Новая ре-дакция опросника содержит 567 утверждений, из которых 394 взяты из раннего варианта, 66 модифицированы и 107 разработаны вновь. MMPI-2, так же как MMPI, содержит три контрольные шкалы и 10 клинических шкал. Новые шкалы были разработаны специально для MMPI-2. С их помощью оцениваются такие свойства, как: тревожность, подверженность страхам, обсессивность, депрессивность, забота о здоровье, причудливость и странность мышления, гневливость, циничность, склонность к антисоциальными поступкам, близость типу А личности, низкая самооценка, семейные проблемы, социальный дискомфорт, помехи в работе, негативные индикаторы для лечения. MMPI-2 содержит и три новые контрольные шкалы. Первая из них состоит из редко подтверждаемых утверждений. Вторая и третья – шкалы несовместимости ответов, с помощью которых оценивается степень выраженности у обследуемого тенденции отвечать в про-тиворечивой манере. Новые нормативные данные базируются на выборке, состоящей из 1138 мужчин и 1462 женщин в возрасте от 18 до 84 лет.

В последнее время обсуждается вопрос об имеющихся различиях в подъеме профиля по данным MMPI и MMPI-2. В общем, отмечается, что профиль по клиническим шкалам MMPI-2 менее поднят, нежели в MMPI. В итоге снижается «демаркационная линия» подъема клинических шкал. Сведений об использовании MMPI-2 в СНГ не имеется.

Можно заметить у методик сходные черты. Но, пожалуй, самой значительной и самой заметной является то, что характер диагностируется через определение акцентуаций – это чрезмерное усиление отдельных черт характера, при котором наблюдаются не выходящие за пределы нормы отклонения в психологии и поведении человека, граничащие с патологией. Определенные черты личности, ярко выраженные у больного и определяющие течение и ход его болезни в умеренной форме присутствует и у здорового человека. Так как характер очень тесно связан с темпераментом, то некоторые опросники (например, опросник К. Леонгарда) выявляют не только акцентуации характера, но и акцентуации темперамента.

2.5. Копинг-поведение в стрессовых ситуациях (С.Норман, Д.Ф.Эндлер, Д.А.Джеймс, М.И.Паркер; адаптированный вариант Т.А.Крюковой)

Адаптированный вариант копинг-стрессового поведения включает перечень заданных реакций на стрессовые ситуации и нацелен на определение доминирующих копинг-стрессовых поведенческих стратегий.

Ниже приводятся возможные реакции человека на различные трудные, огорчающие или стрессовые ситуации. Укажите, как часто вы ведете себя подобным образом в трудной стрессовой ситуации и поставьте соотетствующую цифру в бланке ответов.

Никогда	Редко	Иногда	Чаще всего	Очень часто
1	2	3	4	5

Типы поведения и реакций в стрессовых ситуациях

1. Стараюсь тщательно распределить свое время.

2. Сосредотачиваюсь на проблеме и думаю, как ее можно решить.

3. Думаю о чем-то хорошем, что было в моей жизни.

4. Стараюсь быть на людях.

5. Виню себя за нерешительность.

6. Делаю то, что считаю самым подходящим в данной ситуации.

7. Погружаюсь в свою боль и страдания.

8. Виню себя за то, что оказался в данной ситуации.

9. Хожу по магазинам, ничего не покупая.

10. Думаю о том, что для меня самое главное.

11. Стараюсь больше спать.

12. Балую себя любимой едой.

13. Переживаю, что не могу справиться с ситуацией.

14. Испытываю нервное напряжение.

15. Вспоминаю, как я решал аналогичные проблемы раньше.

16. Говорю себе, что это происходит не со мной.

17. Виню себя за слишком эмоциональное отношение к ситуации.

18. Иду куда-нибудь перекусить или пообедать.

19. Испытываю эмоциональный шок.

20. Покупаю себе какую-нибудь вещь.

21. Определяю курс действий и придерживаюсь его.

22. Обвиняю себя за то, что не знаю, как поступить.

23. Иду на вечеринку.

24. Стараюсь вникнуть в ситуацию.

25. Застываю, «замораживаюсь» и не знаю, что делать.

26. Немедленно предпринимаю меры, чтобы исправить ситуацию.

27. Обдумываю случившееся или свое отношение к случившемуся.

28. Жалею, что не могу изменить случившегося или свое отношение к случившемуся.

29. Иду в гости к другу.

30. Беспокоюсь о том, что я буду делать

31. Провожу время с дорогим человеком.

32. Иду на прогулку.

33. Говорю себе, что это никогда не случится вновь.

34. Сосредоточиваюсь на своих общих недостатках.

35. Разговариваю с тем, чей совет я особенно ценю.

36. Анализирую проблему, прежде чем реагировать на нее.

37. Звоню другу.

38. Испытываю раздражение.

39. Решаю, что теперь важнее всего делать.

40. Смотрю кинофильм.

41. Контролирую ситуацию.

42. Прилагаю дополнительные усилия, чтобы все сделать.

43. Разрабатываю несколько различных решений проблемы.

44. Беру отпуск или отгул, отдаляюсь от ситуации.

45. Отыгрываюсь на других.

46. Использую ситуацию, чтобы доказать, что я могу сделать это.

47. Стараюсь собраться, чтобы выйти победителем из ситуации.

48. Смотрю телевизор.

Обработка и интерпретация результатов теста

При обработке результатов суммируются баллы, поставленные испытуемыми с учетом приведенного ниже ключа.

· Для копинга, ориентированного на решение задачи, суммируются следующие 16 пунктов: 1, 2, 6, 10, 15, 21, 24, 26, 27, 36, 39, 41, 42, 43, 46, 47.

· Для копинга, ориентированного на эмоции, суммируются следующие 16 пунктов: 5, 7, 8, 13, 14, 16, 17, 19, 22, 25, 28, 30, 33, 34, 38, 45.

· Для копинга, ориентированного на избегание, суммируются следующие 16 пунктов: 3, 4, 9, 11, 12, 18, 20, 23, 29, 31, 32, 35, 37, 40, 44, 48.

· Можно подсчитать субшкалу отвлечения из 8 пунктов, относящихся к избеганию: 9, 11, 12, 18, 20, 40, 44, 48.

· Субшкала социального отвлечения может быть подсчитана из следующих 5 пунктов, относящихся к избеганию: 4, 29, 31, 35, 37. (Обратите внимание, что пункты избегания 3, 23 и 32 не используются в субшкалах отвлечения и социального отвлечения).

ГЛАВА 3. СОСТОЯНИЕ, ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ И ПОВЕДЕНИЕ ЛИЧНОСТИ В СТРЕССОВОЙ СИТУАЦИИ

3.1. Психофизиологические аспекты состояния, поведения и деятельности пострадавших в очаге стихийного бедствия

В целях изучения особенностей поведения, психофизиологических реакций, состояния и работоспособности людей, подвергшихся воздействию стихийного фактора большой разрушительной силы (землетрясение до 10 баллов по шкале Рихтера) в период с 12 по 22 декабря 1988 г. в городе Ленинакане, проведено обследование 70 мужчин в возрасте от 19 до 35 лет. Все обследованные на момент землетрясения были соматически здоровы и в процессе стихийного бедствия не получили каких-либо травм.

Основные задачи экспедиции состояли в изучении морально-психологического состояния, определении особенностей и закономерностей динамики психофизиологических реакций и работоспособности людей в очаге стихийного бедствия. Подобные исследования в отечественной медицинской и психологической науке практически отсутствуют, за исключением единичных наблюдений, проведенных в сходных условиях, но существенно отличающихся как по масштабам изучаемых явлений, так и по объему применяемых методов.

На момент землетрясения обследуемые занимались обычными хозяйственными и ремонтными работами на своих рабочих местах - в мастерских и служебных помещениях (здание постройки XIX в. не пострадало). Полученные ретроспективные оценки силы и длительности подземных толчков и сопровождающих их звуковых эффектов отличаются достаточной противоречивостью. Так, некоторые обследуемые отмечали, что необычность происходящего они заметили сначала лишь в поведении товарищей. Другие, преимущественно лица, ранее испытывавшие воздействие подземных толчков, сразу осознали характер происходящего, но не могли прогнозировать его последствий. Оценки временной протяженности первых (наиболее сильных) толчков также отличались большой вариативностью - от 8-15 с до 2-4 мин, что позволяет сделать заключение о существенном эмоциональном воздействии стихийного фактора, обусловившего нарушения восприятия временных интервалов. Сразу после первых толчков, которые большинством обследуемых характеризовались как "колебания земной поверхности с нарастающей силой или амплитудой" (это не вполне соответствует действительности), все помещения были покинуты. Выбежав на открытую местность, часть опрошенных пыталась устоять на ногах, держась за деревья и столбы, другие инстинктивно ложились на землю. Действия пострадавших в этот период характеризовались индивидуалистичностью и реализовались в поведенческих реакциях, определяемых преимущественно инстинктом самосохранения. Выраженность чувства "страха закрытых помещений" (ситуационная клаустрофобия) была индивидуальной, а его длительность варьировала от нескольких часов до двух недель.

Для полноты характеристики степени воздействия комплекса экстремальных - прежде всего психоэмоциональных - факторов на обследованную категорию пострадавших следует отметить, что часть 9-этажных зданий, устоявших после первых толчков, с выбежавшими на балконы и террасы жителями (преимущественно женщинами и детьми) рушилась у них на глазах. Реакция оцепенения ("ступора") длилась около 15 мин, по истечении которых, слыша крики и стоны из-под развалин и побуждаемые лидерами, все, кто мог, приступили к спасательным работам, направленным в первую очередь на поиск собственных семей (уже независимо от призывов и действий формальных и неформальных лидеров). В то же время большинство обследованных указывают на важность фактора внешнего побуждения при выходе из состояния оцепенения. В первые сутки продолжительность спасательных работ составляла до 18-20 ч.

В динамике состояния подвергшихся воздействию стихийного бедствия лиц, по предварительным данным, можно выделить четыре последовательные фазы, или стадии (Приложение 3).

1. "Острый эмоциональный шок". Развивается вслед за состоянием оцепенения и длится от 3 до 5 ч; характеризуется общим психическим напряжением, предельной мобилизацией психофизиологических резервов, обострением восприятия и увеличением скорости мыслительных процессов, проявлениями безрассудной смелости (особенно при спасении близких) при одновременном снижении критической оценки ситуации, но сохранении способности к целесообразной деятельности. В эмоциональном состоянии в этот период преобладало чувство отчаяния, сопровождавшееся ощущениями головокружения и головной боли, сердцебиением, сухостью во рту, жаждой и затрудненным дыханием. До 30% обследованных при субъективной оценке ухудшения состояния одновременно отмечают увеличение работоспособности в 1,5-2 раза и более.

2. "Психофизиологическая демобилизация". Длительность до трех суток. Для абсолютного большинства обследуемых наступление этой стадии связано с первыми контактами с теми, кто получил травмы, и с телами погибших, с пониманием масштабов трагедии ("стресс осознания"). Характеризуется наиболее существенным ухудшением самочувствия и психоэмоционального состояния с преобладанием чувства растерянности, панических реакций (нередко - иррациональной направленности), понижением моральной нормативности поведения, снижением уровня эффективности деятельности и мотивации к ней, депрессивными тенденциями, некоторыми изменениями функций внимания и памяти (как правило, обследованные не могли достаточно четко вспомнить, что они делали в эти дни). Большинство опрошенных жаловались в этой фазе на тошноту, "тяжесть" в голове, неприятные ощущения со стороны желудочно-кишечного тракта, снижение (даже отсутствие) аппетита. К этому же периоду относятся первые отказы от выполнения спасательных и "расчистных" работ (особенно связанных с извлечением тел погибших), значительное увеличение количества ошибочных действий при управлении транспортом и специальной техникой, вплоть до создания аварийных ситуаций.

3. "Стадия разрешения" - 3-12 суток после землетрясения. По данным субъективной оценки, постепенно стабилизируется настроение и самочувствие. Однако по результатам наблюдений у абсолютного большинства обследованных сохраняются пониженный эмоциональный фон, ограничение контактов с окружающими, гипомимия (маскообразность лица), снижение интонационной окраски речи, замедленность движений. К концу этого периода появляется желание "выговориться", реализуемое избирательно, направленное преимущественно на лиц, которые не были очевидцами стихийного бедствия, и сопровождающееся некоторой ажитацией. Одновременно появляются сны, отсутствовавшие в двух предшествующих фазах, в том числе с тревожными и кошмарными сновидениями, в различных вариантах трансформирующих впечатления трагических событий.

На фоне субъективных признаков некоторого улучшения состояния объективно отмечалось дальнейшее снижение физиологических резервов (по типу гиперактивации), в 55% случаев сопровождавшееся повышением давления крови до 140/90 - 170/100 мм рт. ст. в покое и до 200/100 мм рт. ст. при дозированной физической нагрузке, тахикардией (до 90-100 уд./мин) - у 90%, в 40% случаев выявлялись единичные экстрасистолы. У 50% обследованных жизненная емкость легких составляла от 2000 до 3000 мл. Прогрессивно нарастали явления переутомления. Средние показатели физической силы и работоспособности (в сравнении с нормативными данными для исследованной возрастной группы) снизились на 30%, а по показателю кистевой динамометрии - на 50% (в ряде случаев - до 10-20 кг). В среднем на 30% уменьшилась умственная работоспособность, появились признаки синдрома пирамидной межполушарной асимметрии.

4. "Стадия восстановления". Началась с 12-го дня после землетрясения и наиболее отчетливо в исследованный период проявлялась в поведенческих реакциях: активизировалось межличностное общение, начала нормализоваться эмоциональная окраска речи и мимических реакций, впервые после землетрясения были отмечены шутки, вызывавшие эмоциональный отклик у окружающих, восстановились сновидения у большинства обследованных. В состоянии физиологической сферы позитивной динамики и в этой фазе выявлено не было.

Клинических форм психиатрической патологии в изученный период времени после стихийного бедствия не наблюдалось, однако это не исключает высокой вероятности их развития в более поздние сроки ("отставленное реагирование"), что предполагает необходимость проведения заблаговременных психопрофилактических мероприятий с использованием методов медицинской и социальной коррекции. С учетом мирового опыта можно также предполагать развитие у лиц, находившихся в очаге стихийного бедствия, различных форм психосоматических расстройств, связанных с нарушениями деятельности желудочно-кишечного тракта, сердечно-сосудистой, иммунной и эндокринной систем, что также требует разработки и проведения специальных медицинских и психопрофилактических мероприятий.

3.2. Уфимская катастрофа: особенности состояния, поведения и деятельности людей

В период с 5 по 13 июня 1989 г. было проведено социально-психологическое изучение и психофизиологическое обследование пострадавших в результате взрыва газа большой разрушительной силы и железнодорожной катастрофы двух пассажирских поездов, а также лиц, участвовавших в аварийно-спасательных работах.

Цели экспедиции - оказание психологической и психотерапевтической помощи пострадавшим и тем, кто принимал участие в аварийно-спасательных работах, осуществление психофармакологической коррекции, изучение особенностей психофизиологического состояния, поведения и деятельности людей при массовых ожоговых поражениях в результате объемного взрыва, эквивалентного заряду в 300-800 т тротила, а также обобщение опыта организации и проведения аварийно-спасательных мероприятий с учетом предшествующей работы экспедиции в районах стихийных бедствий и катастроф (Ленинакан и Спитак - декабрь-январь 1988 г., Североморск - апрель 1989 г. и др.).

Было обследовано 72 человека из состава аварийно-спасательных команд, действовавших непосредственно на месте катастрофы с 4 по 12 июня; изучено психическое состояние 71 пострадавшего; проведено углубленное психологическое обследование в динамике со 2-го по 10-й день после катастрофы 15 больных с сочетанными ожоговыми поражениями различной (I-IIIа) степени тяжести.

Работа выполнялась в клиниках и Ожоговом центре Уфы. Обследование спасателей выполнялось преимущественно групповым способом. Индивидуальное изучение психического статуса пострадавших осуществлялось в процессе проведения психопрофилактических и психотерапевтических мероприятий.

Как известно, на два поезда (№ 211 и 212) была продано 1826 билетов. Эти данные не учитывают детей до 5 лет, на которых билеты не требуются, а также тех, кто использовал проходившие поезда в качестве "электрички" местного следования. Точное количество пассажиров и членов поездной бригады, находившихся в обоих поездах, не установлено. По предварительным данным, оно составляло от 1242 чел. (установленных пофамильно) до 1500 чел. Несколько сотен погибли в момент катастрофы. Тела погибших (241 чел.) были доставлены в морг, 897 чел. госпитализированы (из них - на период отъезда экспедиции из Уфы - скончались от ожогов 92 чел.). В ряде случаев тела погибших не были обнаружены или же их фрагментарные останки не подлежали идентификации. Количество практически здоровых лиц, не нуждавшихся в госпитализации, до настоящего времени не известно, однако, по предварительным оценкам, оно составляло не более 3-4% от всех пострадавших (около 40 чел.).

Изучение историй болезни 184 пострадавших показало, что лица с ожогами, представляющими реальную угрозу жизни, составляли около 21% всех поступивших в клиники.

При оценке психического статуса пострадавших (71 чел.) с легкой (33%) и средней (67%) степенями тяжести состояния, находившихся на лечении в клиниках города и Ожоговом центре, установлено, что те или иные изменения в психической сфере обнаруживаются у 100%. Среди наблюдаемых психопатологических синдромов преобладали астенодепрессивные состояния и психогенный ступор. Основными формами психопатологических расстройств, выявленных (по ведущему признаку) у пострадавших, являются следующие:

Наименование основных синдромов	Частота, %
Астенодепрессивные состояния	56
Психогенный ступор	23
Общее психомоторное возбуждение	11
Выраженный негативизм	4
Бредово-галлюцинаторные состояния	3
Неадекватность, эйфория	3
Итого	100

В Ожоговом центре была проведена оценка психического состояния 343 пораженных. При этом в 29% случаев специалисты затруднялись квалифицировать те или иные отклонения в психической сфере, в 44% - считали психическое состояние больных нормальным, в 6% - было отмечено "шоковое" состояние, в 21% случаев отмечались нарушения. Приведенные данные и их сопоставление с собственными наблюдениями свидетельствуют об отсутствии психиатрической настороженности и недостаточной подготовке врачей-интернистов по вопросам диагностики и коррекции психопатологии при соматических заболеваниях и травмах. Следует напомнить хорошо известный факт: у каждого конкретного пациента "внутренняя картина болезни" приобретает качественное своеобразие, форма проявления и выраженность которого может существенно сказаться на течении основного заболевания и эффективности реабилитационных мероприятий. Использование этих данных целесообразно для более активного участия психопатологов и психологов на всех этапах лечебных и реабилитационных мероприятий.

Проводимая психокоррекционная работа с применением методов рациональной психотерапии, косвенного внушения и фармпрепаратов способствовала улучшению психического статуса больных и оказалась достаточно эффективной при ситуационных бредово-галлюцинаторных состояниях. По результатам работы (и с учетом предшествующих экспедиций) потребности в специалистах - психологах и психотерапевтах - в подобных ситуациях должны определяться из расчета: 1 специалист на 20 пострадавших с легкими и средними степенями тяжести состояния. Примерно такое же количество психологов и социологов необходимо для работы с родными и близкими пострадавших. Затраты времени у специалистов-хирургов на оказание гуманистической помощи составляли около 20%. С одной стороны, это отвлекало врачей от их основных обязанностей, а с другой - нельзя не отметить, что в связи со спецификой подготовки хирургов эта помощь не всегда оказывалась достаточно квалифицированно.

Ретроспективное изучение обстоятельств катастрофы показало, что в момент взрыва абсолютное большинство пострадавших спали (местное время 01 ч 14 мин). Сразу после взрыва и мгновенно последовавшего воспламенения вагонов поведенческие реакции имели преимущественно витальную направленность, обусловленную инстинктом самосохранения. В последующем у спасшихся из числа лиц, следовавших в дороге вместе с родственниками (в случаях гибели последних), достаточно часто наблюдалось формирование "комплекса вины", сопровождавшегося выраженной психопатологической симптоматикой, вплоть до бредово-галлюцинаторных состояний. При многократном повторном воспроизведении событий (на 4, 6, 8-е сутки после катастрофы) рассказы этих пострадавших все более дополнялись, бесспорно, привнесенными "воспоминаниями" о попытках оказать помощь близким (бессознательная реализация механизмов психологической защиты). В процессе психотерапевтических бесед такие пострадавшие чрезвычайно внимательно следили за мимикой и речью врача, вероятно, ожидая явного или скрытого осуждения. Установить контакт с этой группой больных (в отличие от большинства других) было достаточно легко. Отмечался выраженный настрой на длительные и повторные беседы (психологический феномен "отторжения воспоминаний", реализуемый посредством их вербализации). Получение искренних, без излишней фиксации, заверении врача, что в данной ситуации они сделали все, что могли, демонстрация полного доверия к практически ежедневно дополняемым рассказам о происшедшем способствовали существенному улучшению состояния пациентов и купировали психопатологические нарушения, в том числе бредовые симптомы, в отдельных случаях сменяемые ситуационной эйфорией (реакция на "снятие чувства вины").

Весьма характерной являлась психогенная анастезия в течение первых 5-10 мин после взрыва получения травм и ожогов при сохранении ясного сознания и способности к рациональной деятельности практически у 100% обследованных. У лиц с повышенным чувством ответственности (например, у должностных лиц поездной бригады) длительность психогенной анастезии в отдельных случаях достигала 15 мин (даже при общей площади ожоговых поражений II-IIIа степени до 40% поверхности тела). Одновременно отмечалась значительная мобилизация (сверхмобилизация) психофизиологических резервов и физических сил: некоторые пострадавшие выбирались из перевернувшихся на бок вагонов с заклинившимися выходами из купе, в прямом смысле раздирая руками перегородки крыши.

Сразу после того, как пострадавшие покинули горящие вагоны, они организовались в небольшие (до 10-15 чел.) группы, в последующем действовавшие достаточно "автономно". В каждой группе выделялся свой лидер и реализовывались социальные феномены взаимной поддержки и помощи. При этом сознание отдельных членов таких групп "замыкалось" лишь на ближайшем окружении (своеобразное тоннельное состояние сознания). Какие-либо воспоминания о других группах являлись чрезвычайно размытыми. Характерно также значительное торможение воспоминаний о событиях от момента образования группы и выхода из очага пожара до встречи со спасательными и врачебными бригадами. Этот период (около двух часов) практически не воспроизводился в рассказах пострадавших или упоминался ими воспринимаемым как "в тумане". Примерно в 70% случаев образовавшиеся группы первоначально старались "укрыться" в лесу, но из-за того, что огонь перекинулся и сюда, вынуждены были вернуться к железнодорожному полотну. Отдельными лицами высказывалось мнение о возможности применения ядерного оружия. Однако большая часть пострадавших осознавала связь взрыва с утечкой газа, запах которого ощущался в вагонах до катастрофы. Опасаясь повторных взрывов, первоначально абсолютное большинство пострадавших старались как можно быстрее покинуть место катастрофы. Понимание того, что помощь придет именно в этот район, относится к более позднему периоду времени.

В беседах с пациентами полностью отсутствовали (или во всяком случае не вербализовались) воспоминания о трупах и останках погибших, словно их не было на месте катастрофы. Редко упоминалось и о перенесенной боли. Гораздо чаще говорилось об ознобе. Во всех случаях до прибытия спасательных и врачебных бригад отмечалось существенное изменение восприятия временных интервалов ("казалось, что время вообще остановилось"). Нужно отметить, что в отдельных случаях наблюдались попытки "зализывания" полученных ожогов (например, на руках). Это интерпретировалось нами как регрессия поведенческих реакций. Данный феномен отмечался преимущественно у лиц примитивного склада и в последующем приводил к значительным осложнениям, обусловленным протеолитическим действием слюны и дополнительным вторичным инфицированием.

В первые дни пребывания в клиниках пострадавшие не отмечали каких-либо сновидений. Восстановление сновидений относилось преимущественно к 5-му дню после катастрофы. Характерно, что, чем меньше была тяжесть поражения, тем раньше и ярче проявлялась психопатологическая симптоматика в состоянии бодрствования, особенно при поражениях лица, рук и ног. Это позволяет высказать предположение о наличии конкурентных отношений между тяжестью соматических и психических нарушений в остром периоде после сочетанной (психической и физической) травмы. Как это ни странно, но до прибытия нашей группы понятие "психическая травма" при оказании помощи пострадавшим вообще не употреблялось.

Применение тазепама (по одной таблетке 2-3 раза в день), в целом весьма позитивно сказавшееся на состоянии и поведении больных в период бодрствования, не оказало какого-либо влияния на характер сновидений, в 70% случаев сопровождавшихся кошмарами и воспроизводивших события катастрофы. В то же время назначение кортексина (отечественный препарат, по действию сходный с церебролизином) в этом плане оказало заметный позитивный эффект. Достаточно демонстративным является наблюдение больной В. (ожоги рук и ног II-IIIа степени до 15% поверхности тела, черепно-мозговая травма), сообщившей через сутки после назначения кортексина: "Если раньше всю ночь снились кошмары - огонь, горящие вагоны, кровь, то сегодня этих снов не было. Всю ночь снились яркие цветные детские игрушки, дом, лес". В другом случае 4-летний ребенок с ожогами I-IIIа степени 29% поверхности тела, находившийся в состоянии психомоторного возбуждения (практически без сна) в течение трех суток, уснул через несколько минут после первого введения препарата.

Врачи наблюдали улучшение процессов эпителизации обожженных участков (I-II степень) у пациентов, получавших кортексин. Но этот факт требует еще дополнительной проверки.

У обследованных больных с легкими и средними степенями поражений были установлены весьма незначительные повышения артериального давления (до 130-140/80-90 мм рт. ст.) и тахикардия (100-110 уд./мин). Нужно также отметить, что первые жалобы, связанные с баротравмами (отсутствие которых с учетом характера поражающего фактора удивляло специалистов), появились лишь на 7-й день после катастрофы (снижение слуха, боли в ушах, ощущение "сухости" в носоглотке, затрудненное дыхание) вначале лишь у больных с легкими и средней тяжести поражениями. Это позволяет высказать предположение о "маскирующем" эффекте более тяжелых ожоговых поражений и необходимости построения терапевтического процесса не только на основе жалоб пострадавших, но и с учетом всего комплекса возможных поражающих факторов, включая всегда в таких случаях и психотравмирующие факторы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проблема кризиса, кризисного состояния личности является одной из актуальнейших проблем современного общества. В наше время количество людей, испытывающих различные кризисы, неуклонно возрастает. Это связано с резкими изменениями условий жизни (девальвация привычных ценностей, нестабильность общественных структур, болезни, экономические и национальные катаклизмы, изменения социального окружения), с определенным эволюционным этапом в развитии психики людей в целом.

Анализ основных тенденций изучения переживания человеком отдаленных последствий воздействия травматических событий позволяет заключить, что современной науке гораздо больше известно о том, что делает человека страдающим и позволяет ему оставаться таковым. Причины же, по которым он принимает решение столкнуться лицом к лицу с собственными страхами, неудачами и трагедиями и находит возможность справиться с имеющейся болью, до сих пор составляют, по всей видимости, малоисследованную область научной психологии. Кроме того, изучая патологические и предпатологические нарушения как конечное состояние переживания психической травмы, делаем акцент на восприятии страдающего человека как "законсервированного" в своей боли и таким образом негласно постулируем отсутствие перспектив поиска смысла личной трагедии, приведшей к столь неблагоприятным последствиям. Однако, согласно экзистенциальному подходу в психологии, именно ощущение отсутствия осмысленности и создает возможность и необходимость ее поиска. Обессмысливание же прошлого нарушает интеграцию личности с объективной реальностью и уже само по себе может выразиться в формировании пограничных психических расстройств, психических заболеваниях и иных психических нарушениях. По нашему мнению, рассмотрение идеала "удачного" переживания травматического опыта только в контексте ликвидации симптоматики стрессовых нарушений, повышения адаптивных возможностей человека существенно ограничивает представление о последствиях психической травмы. В этом случае в учет не принимается вероятность позитивного приобретения в процессе переживания, такого, например, как возможность личностного роста, связанного с переживанием высших ценностей, как обретение осмысленности жизни. Расширение представления о механизмах деятельности психики, функционирующей в кризисном состоянии, требует дополнительного изучения влияния на нее ценностно-смысловой сферы личности.

В заключение следует подчеркнуть, что имеются два основных представления о влиянии эмоционального напряжения на выполнение различных действий, функционирование человека в целом.

Сторонники одного подхода считают, что эмоции оказывают прежде всего дезорганизующее воздействие на человека. Человек, находящийся в состоянии эмоционального напряжения, разгневанный, например, действует хаотически, не учитывает характера ситуаций, неправильно пользуется получаемой информацией, реагирует или слишком сильно, или слишком слабо, вне корреляции с силой раздражителей. Резкий страх приводит к оцепенению, исключает вообще всякую деятельность.

Сторонники другого подхода считают, что напряжение различного содержания, как тревога, страх, гнев, эйфория, участвует в процессе приспособления, адаптации человека к ситуациям экстремального типа. Согласно этому положению, эмоции мобилизуют, помогают оптимальному использованию всех ресурсов организма для того, чтобы справиться с ситуацией. Здесь важно прежде всего установление факта непрямой зависимости между эффективностью действий и силой напряжения, а также между эффективностью действий и трудностью задачи. Эмоции могут в зависимости от их напряжения и степени трудности задачи как повышать эффективность действий, так и дезорганизовать их правильное выполнение.

Таким образом, в экстремальных условиях стрессируемость является важной для адаптации, но до пределов количественного оптимума. За его пределами развиваются нарушения различных функций.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ:

1. Александровский Ю.А., Лобастов О.С., Спивак Л.И., Щукин Б.П. Психогении в экстремальных ситуациях. - М., 1991.

2. Амбрумова А.Г. Анализ состояний психологического кризиса и их динамика // Психологический журнал. – 1985. – Т. 6. – № 6. – С. 107 – 115.

3. Бодров В.А. Роль личностных особенностей в развитии психологического стресса // Психические состояния. Хрестоматия. – СПб.: Питер, 2000. – С. 135 – 157.

4. Бодров В.А., Орлов В.Л. Психология и надежность: человек в системах управления техникой. – М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 1998. – 288 с.

5. Борневассер М. Стресс в условиях труда // Психические состояния. Хрестоматия. – СПб.: Питер, 2000. – С. 195 – 214.

6. Бурлачук Л.Ф., Морозов С.М. Словарь-справочник по психодиагностике. Киев: "Наукова Думка", 1989. С. 8-11.

7. Бьюдженталь Дж. Искусство психотерапевта. – СПб.: Питер, 2001. – 304 с.

8. Василюк Ф.Е. Психология переживания. Анализ преодоления критических ситуаций. – М.: Изд-во МГУ, 1984. – 200 с.

9. ВОЗ МКБ-10. Классификация психических и поведенческих расстройств. Клинические описания и указания по диагностике. – СПб: Адис, 1994. – С. 131 – 170.

10. Гиссен Л.Д. Время стрессов. – М.: ФиС, 1990. – 192 с.

11. Исследование тревожности (Ч.Д.Спилбергер, адаптация Ю.Л.Ханин) / Диагностика эмоционально-нравственного развития. Ред. и сост. Дерманова И.Б. - СПб., 2002. С.124-126.

12. Копинг-поведение в стрессовых ситуациях (С.Норман, Д.Ф.Эндлер, Д.А.Джеймс, М.И.Паркер; адаптированный вариант Т.А.Крюковой) / Фетискин Н.П., Козлов В.В., Мануйлов Г.М. Социально-психологическая диагностика развития личности и малых групп. - М., Изд-во Института Психотерапии. 2002. C.442-444

13. Короленко Ц.П. Психофизиология человека в экстремальных условиях. – Л., 1978. – 259 с.

14. Кривоконь В.И. Влияние стрессогенных факторов на динамику структуры личности профессионала: Автореф. дис… канд. психол. н. – М., 1999. – 27 с.

15. Лазарус Р. Теория стресса и психофизиологические исследования // Эмоциональный стресс. – Л.: Лениздат, 1970. – С. 178 – 208.

16. Леонова А.Б., Кузнецова А.С. Психопрофилактика стрессов. – М.: Изд-во Моск. университета, 1993. – 123 с.

17. Люшер М. Сигналы личности. Воронеж: НПО “Модэк”, 1993. 159 с.

18. Люшер М. Цвет вашего характера. Сара Д. Тайны почерка. М.: Вече, Персей, АСТ, 1996. С. 11-245.

19. Магия цвета. Харьков: АО “Сфера”, 1996. 431 с.

20. Магомед-Эминов М.Ш. Личность и экстремальная жизненная ситуация // Вестник МГУ. Сер. Психология. – 1996. – № 4. – С. 26 – 35.

21. Магомед-Эминов М.Ш. Трансформация личности. – М.: ПАРФ, 1998. – 496 с.

22. Мазур Е.С., Гельфанд В.Б., Качалов П.В. Смысловая регуляция негативных переживаний у пострадавших при землятресении в Армении // Психологический журнал. – 1992. – Т. 13. – № 2. – С. 71 – 86.

23. Маклаков А.Г., Чермянин С.В., Шустов Е.Б. Проблемы прогнозирования психологических последствий локальных военных конфликтов // Психологический журнал. – 1998. – № 2. – Т. 19. – С. 15 – 26.

24. Мэй Р. Искусство психологического консультирования. – М., 2002. – 256 с.

25. Ольшанский Д.В. Смысловые структуры личности участников афганской войны // Психологический журнал. – 1991. – Т. 12. – № 5. – С. 120 – 131.

26. Психология экстремальных ситуаций: Хрестоматия / Сост. Тарас А.Е. – Мн.: Харвест, М.: АСТ, 2000. – 480 с.

27. Собчик Л.Н. Введение в психологию индивидуальности. Теория и практика психодиагностики. М.: Институт прикладной психологии, 1997.

28. Собчик Л.Н. Метод цветовых выборов: Модифицированный цветовой тест Люшера: Метод. Руководство. М., 1990. 75 с.

29. Соколова Е.Д. Эмоциональный стресс: психологические механизмы, клинические проявления, психотерапия // MateriaMedica. 1996. N 1(9). С. 5—25.

30. Тимофеев В.И., Филимоненко Ю.И. Краткое руководство практическому психологу по использованию цветового теста М.Люшера. Издание 3-е, исправленное. Санкт-Петербург: Иматон, 1995. 29 с.

31. Торчинская Е.Е. Роль ценностно-смысловых образований личности в адаптации к хроническому стрессу (на примере спинальных больных) // Психологический журнал. – Т. 22. – № 2. – 2001. – С. 27 – 35.

32. Тхостов А.Ш. Психология телесности. – М.: Смысл, 2002. – 287 с.

33. Умрюхин Е.А., Быкова Е.В., Климина Н.В. Вегетативный тонус и энергозатраты у студентов в процессе результативной учебной деятельности //Вестник Российской АМН. 1999. №6. С. 47-51.

34. Франкл В. Человек в поисках смысла. – М.: Прогресс, 1990. – 368 с.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

ПРИЛОЖЕНИЕ 2

ПРИЛОЖЕНИЕ 3

[1] Бодров В.А., Орлов В.Л. Психология и надежность: человек в системах управления техникой. – М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 1998. – 288 с.

[2] Лазарус Р. Теория стресса и психофизиологические исследования // Эмоциональный стресс. – Л.: Лениздат, 1970. С.202.

[3] Лазарус Р. Теория стресса и психофизиологические исследования // Эмоциональный стресс. – Л.: Лениздат, 1970. С.202.

[4] Психология экстремальных ситуаций: Хрестоматия / Сост. Тарас А.Е. – Мн.: Харвест, М.: АСТ, 2000. С. 56.

[5] Бодров В.А. Роль личностных особенностей в развитии психологического стресса // Психические состояния. Хрестоматия. – СПб.: Питер, 2000. – С. 151.

[6] Борневассер М. Стресс в условиях труда // Психические состояния. Хрестоматия. – СПб.: Питер, 2000.С.459

[7] Магомед-Эминов М.Ш. Трансформация личности. – М.: ПАРФ, 1998. С. 184.

[8] Короленко Ц.П. Психофизиология человека в экстремальных условиях. – Л., 1978. С.109-114.

[9] Тхостов А.Ш. Психология телесности. – М.: Смысл, 2002.С143.

[10] Умрюхин Е.А., Быкова Е.В., Климина Н.В. Вегетативный тонус и энергозатраты у студентов в процессе результативной учебной деятельности //Вестник Российской АМН. 1999. №6. С. 47.

[11] Амбрумова А.Г. Анализ состояний психологического кризиса и их динамика // Психологический журнал. – 1985. – Т. 6. – № 6. – С. 107 – 115.

[12] Бьюдженталь Дж. Искусство психотерапевта. – СПб.: Питер, 2001. С.212.

[13] Мэй Р. Искусство психологического консультирования. – М., 2002.С. 162.

[14] Василюк Ф.Е. Психология переживания. Анализ преодоления критических ситуаций. – М.: Изд-во МГУ, 1984. С.150.

[15] Короленко Ц.П. Психофизиология человека в экстремальных условиях. – Л., 1978. С. 46.

[16] Короленко Ц.П. Психофизиология человека в экстремальных условиях. – Л., 1978. С. 114.

[17] Амбрумова А.Г. Анализ состояний психологического кризиса и их динамика // Психологический журнал. – 2005. – Т. 6. – № 6. С. 24.

[18] Бурлачук Л.Ф., Морозов С.М. Словарь-справочник по психодиагностике. Киев: "Наукова Думка", 1989. С.8.

[19] Бурлачук Л.Ф., Морозов С.М. Словарь-справочник по психодиагностике. Киев: "Наукова Думка", 1989. С.11.

[20] Исследование тревожности (Ч.Д.Спилбергер, адаптация Ю.Л.Ханин) / Диагностика эмоционально-нравственного развития. Ред. и сост. Дерманова И.Б. - СПб., 2002. С. 124.