Семантическая ситуация как единица художественного перевода (на материале ситуации гадания в романе «Евгений Онегин»)
В.А. Разумовская
Процесс трансформации, традиционно рассматриваемый с позиций лингвистической науки как сущность межъязыкового перевода, предполагает обязательное наличие в данном процессе операционных единиц. Проблема выделения единиц перевода остаётся одной из самых сложных и дискуссионных проблем современной теории перевода. Некоторые ключевые аспекты обозначенной проблемы были впервые подробно описаны в работе канадских лингвистов Ж.-П. Вине и Ж. Дарбельне, где исследователи справедливо отмечали, что «поиск операционных единиц является одной из процедур всякой науки, а часто и самой спорной. Так же обстоит дело и в переводе» [15: p. 36][1]. По мнению большинства переводове- дов, к настоящему времени вопрос о единице перевода так и не получил однозначного решения [6: с. 247-263]. В современных исследованиях неоспоримо признаётся факт существования такой универсальной переводоведческой категории, как «единица перевода», обладающей онтологической реальностью и существующей сущностью.
Одним из наиболее широко используемых определений является определение единицы перевода как динамической, процессуальной единицы, относительно которой переводчик принимает решение на перевод [9: с. 79]. Объём единицы перевода, а также её принадлежность к какому-то одному языковому уровню характеризуются высокой степенью вариативности и подвижности. Осуществляя снятие информации с оригинального художественного текста, переводчик обычно оперирует единицами различного объёма. При первом и последующих обращениях переводчика к оригинальному тексту снятие информации может происходить как со всего текста, так и с входящих в его состав сверхфразовых единств, предложений, слов, морфем, звуковых сочетаний и отдельных звуков. Рассматривая восприятие оригинального текста, Р.К. Миньяр-Белоручев пишет, что переводчик «.воспринимает. смысловое целое и лишь потом, в процессе перевода, дробит это целое на части в зависимости от тех действий, к которым он вынужден прибегать для выполнения своей задачи» [9: с. 77 -78]. Многократное обращение переводчика к художественному оригиналу, рекуррентность переводческого процесса предполагает возможность существования переменного количества единиц перевода одного текста в разное время осуществления перевода и у разных переводчиков. Объём и размер данных единиц также вариативен.
Определённое изменение парадигмы современного переводоведения, произошедшее в результате аккумулирования достижений практики перевода (прежде всего художественного) и нового теоретического осмысления традиционных переводческих проблем (в контексте интегративного подхода), позволило расширить перечень возможных единиц перевода. К разряду неоединиц перевода можно отнести и семантическую ситуацию [10; 11]. Являясь одним из ключевых понятий семантического синтаксиса, семантическая ситуация стала регулярным лингвистическим объектом после знакомства лингвистов с новаторскими идеями Ш. Балли. Швейцарский языковед ввёл в научный обиход понятия диктума и модуса (объективного и субъективного в предложении), а также понятие семантической ситуации [5].
Исследователи отмечают, что важнейшим достижением семантического синтаксиса стало осознание следующего факта: «.смысл предложения не есть сумма значений составляющих его слов, это некое особое образование, имеющее собственную организацию, диктующее свои требования лексике и морфологическим формам, заставляя их выступать в тех или иных значениях, а иногда “навязывая” как будто бы им не свойственные» [13: с. 4]. Семантическая ситуация выступает языковым репрезентантом экстралингвистической (внеязыковой, денотативной) ситуации, фрагментом языковой картины мира и отражает различные проявления жизни человека и его окружения. Семантическая ситуация может иметь простой или сложный сценарный характер и быть организованной как с учётом, так и без учёта национальной специфики и стереотипов [7].
Сопоставительное изучение фрагментов текстов оригинала и перевода, содержащих семантическую ситуацию, показывает, что семантическая ситуация и репрезентирующие её предикаты и актанты могут быть изоморфны (обладать структурным подобием) и изомерны (обладать идентичным или сходным набором системных элементов). Одновременно с этим текст-оригинал и текст-перевод характеризуются регулярной асимметрией, детерминированной, с одной стороны, актуализированными связями в самом тексте, когда в переводе на уровне лексем появляются добавления/опущения семантических компонентов оригинала, обусловленные системными различиями языков, а с другой, — объективными различиями культур текстов, участвующих в процессе перевода [10].
В пятой главе романа в стихах А.С. Пушкина «Евгений Онегин» находится одно из самых загадочных и мистических мест — сон Татьяны, который неоднократно становился объектом изучения литературоведов, лингвистов, семиотиков и культурологов. Сон Татьяны представляет собой некий семиотический код, требующий контекста-ключа [12] и раскрывающий образ Татьяны Лариной особым способом. Ю.М. Лотман считает, что сон Татьяны имеет в пушкинском тексте двойной смысл. Являясь центральным для психологической характеристики героини романа, сон также выполняет композиционную роль и связывает содержание предшествующих глав с драматическими событиями шестой главы. Сон прежде всего мотивируется психологически, поскольку он определён напряжёнными переживаниями Татьяны по поводу неожиданного поведения Онегина во время объяснения в саду, а также специфической атмосферой Святок.
Другая важная функция сна Татьяны — свидетельствование о тесной связи героини романа с народной жизнью, русским фольклором: «Татьяна (русская душою.)» [8: с. 651-652]. Сну предшествуют пейзажные зарисовки, описывающие природу в Святки, и святочные гадания девушек. Именно ситуация гадания вводит читателя в мистическую атмосферу сна героини и содержит ключи к толкованию семиотического кода фантасмагорических образов сна. Татьяна собиралась ворожить, как и Светлана из баллады В.А. Жуковского (Светлана и её страшные сны упоминаются в эпиграфе к пятой главе). Пушкинской героине становится страшно, она ложится спать и видит «чудный сон».
Как уже отмечалось выше, сон Татьяны предваряется ситуацией святочных гаданий (строфы I-X). II строфа пятой главы романа содержит знаменитое описание зимней природы: «Зима!.. Крестьянин, торжествуя...» — часто представленное в поэтических антологиях как отдельное стихотворение. В поэтическом тексте первых десяти строф романа широко используются регулярно повторяющиеся лексемы, передающие обязательные характеристики зимнего времени года в России: зима, зимний, снег, побелевший, бело, иней, морозный. Описание зимней природы тесно переплетается с описанием картины святочных гаданий. Именно мистика святочных гаданий готовит читателя к восприятию мистических событий и образов в картине сна Татьяны.
Текст «Евгения Онегина» — традиционный объект перевода. Межъязыковые переводы романа формируют один из обширных центров переводческой аттракции. История перевода романа «Евгений Онегин» на английский язык насчитывает более 120 лет: первый перевод был опубликован в 1881 году, последний известный нам перевод — в 2009 году. На настоящий момент известно о существовании более 40 переводов романа на английский язык. Данные переводы имеют различную известность, художественную форму (поэтическую или прозаическую), полноту передачи оригинального текста.
Так, к наиболее известным переводам традиционно относят перевод полковника Г. Сполдинга 1881 года (первый полнотекстовой английский перевод), перевод В.В. Набокова 1964 и 1975 годов (сопровождающийся обширным комментарием переводчика), перевод У Арндта 1963 года и авторская редакция 1992 года (награждённый призом Боллинджена). Переводы К. Кахила и Р. Кларка представляют собой прозаическую англоязычную версию известного романа в стихах. Многие переводчики неоднократно обращались к пушкинскому тексту: кроме упомянутых У. Арндта и В.В. Набокова Б. Дейтч (1936, 1943 и 1964), Ч. Джонстон (1977, 2003), С.Н. Козлов (1994, 1998), В. Либерсон (1975, 1987). Некоторые переводчики брали за основу переводы предшественников: К. Кахил — перевод В.В. Набокова, А. Бригс —
О.Элтона. Существуют переводы на английский язык, выполненные русскими переводчиками и опубликованные в России (С.А. Макуренкова, С.Н. Козлов).
Для сопоставительного анализа оригинала и переводов семантической ситуации «гадание» в настоящем исследовании использованы тексты четырёх известных переводов романа: Г. Сполдинга 1881 года (перевод, характеризуемый сюжетной точностью) [1], В.В. Набокова 1975 года (перевод, ориентированный на передачу содержания оригинала, контекстуальную точность и сопровождаемый обширным переводческим комментарием) [2], Ч. Джонстона 1977 года (парафрастический перевод с сохраненной онегинской строфой и высокой смысловой точностью) [3] и С. Митчелла 2008 года (один из последних переводов романа, выполненный онегинской строфой и получивший большой резонанс среди читателей и критиков) [4]. Целью данного сопоставительного анализа является не определение качества сопоставляемых переводов, а установление точности передачи актантов семантической ситуации гадания, представленной в пятой главе «Евгения Онегина». Ситуация гадания — ритуальное действие, направленное на удовлетворение желания гадающего узнать будущее. В России время между Рождеством и Крещением — некий промежуток между прошлым и будущим, старым и новым, пора «безвременья», когда появляется возможность встретиться живым и мёртвым, людям и нелюдям. Языческие святки (наследие древней славянской культуры) характеризовались верой в присутствие в данный период духов среди живых людей и наложили определённый отпечаток на поведение людей и в более позднюю христианскую эпоху.
В настоящей работе используется методика анализа семантической ситуации, предложенная Т.В. Шмелёвой [13]. Репрезентация ситуации гадания — комплексная семантическая модель, субъектом (агенсом) которой выступают преимущественно женщины различного возраста, на что можно найти эксплицитное указание в VII строфе: Гадает ветреная младость... Гадает старость сквозь очки. В пушкинском тексте субъекты ситуации — служанки дома Лариных и сама Татьяна. Ситуация гадания включает в себя не только пропозицию действия гадания, но и пропозицию эмоционально-психологического состояния (страх и тревога перед мистическим и неизвестным, любопытство заглянуть в будущее) — её тревожили приметы.; Предчувствия теснили грудь.; Она дрожала и бледнела; В смятенье Таня торопилась; Предчувствий горестных полна, Ждала несчастья уж она; Татьяна любопытным взором.; Но стало страшно вдруг Татьяне..
Ситуацию гадания можно определить как сложную сценарную ситуацию, имеющую выраженный ритуальный характер. В денотативную ситуацию включён не только сложный процесс гадания, но и подготовка к данному процессу, а также осмысление его результатов. Помимо субъекта актантами семантической ситуации гадания, представленными в анализируемом пушкинском тексте, являются объект гадания (мужья военные), инструменты гадания (блюдо полное с водой; воск потопленный; колечко; зеркало), а также такие сирконстанты ситуации, как темпоратив (январь; зима; вечер; ночь; Крещенский вечер; Святки) и локатив (баня). Обязательные атрибуты тёмного времени суток переданы в тексте единицами луна, месяц, небо тёмное, звезда, мгла. Для номинации выполняемого ритуального действия в анализируемом оригинальном отрывке текста используются глаголы гадать (предсказывать или стремиться узнать будущее, рассказывать о прошлом) и ворожить (предсказывать будущее, колдовать, шептать).
Во всех анализируемых вторичных текстах одинаково переведены на английский язык такие лексические единицы оригинала, как январь (January), зима (winter), луна, месяц (данные лексические единицы, обозначающие небесное тело, соответствуют в переводах одной единице moon), зеркало (mirror). Только у В.В. Набокова в X строфе наряду с единицей mirror мы находим единицу looking glass. Вероятное место гадания баня у всех переводчиков, кроме Г. Сполдинга (bathroom), передано единицей bathhouse, что правильно отображает идею русской бани как отдельно стоящего здания, в котором тайно собирались русские девушки и женщины для гадания. Обязательный инструмент гадания колечко передан во всех переводах единицей ring. В.В. Набоков и С. Митчелл используют для характеристики размера предмета прилагательное little, что более точно передаёт смысл русского оригинала (И вынулось колечко ей).
Расхождения в переводах обнаруживаются при передаче некоторых традиционных понятий русской культуры. Так, культуроним Святки обозначает период, равный двенадцати дням после праздника Рождества Христова. Во времена А.С. Пушкина Святки длились с 25 декабря по 6 января и представляли собой важный праздник, в ходе которого совершался ряд обрядов магического свойства, имеющих целью повлиять на будущий урожай, плодородие, а также выяснение будущих супругов [8: с. 649]. У Ч. Джонстона Святки стали Рождеством (Christmas), в переводе Г. Сполдинга — Двенадцатой ночью (Twelfth Night) — праздником, более известным и популярным в католицизме. За Двенадцатой ночью следует День судьбы, определяющий смысл и последовательность событий в новом году. Двенадцатая ночь, завершая Рождественские праздники, служит кануном Богоявления. В.В. Набоков и С. Митчелл избрали в качестве переводческого эквивалента единицу Yuletide, обозначающую языческий праздник германцев Йоль (солнцестояние), который исчислялся по лунному календарю и в христианские времена совместился с Рождеством. Некоторые современные словари приводят единицу Святки как русский вариант английского слова Yuletide.
Выбор В.В. Набоковым и С. Митчеллом данного переводческого эквивалента можно признать наиболее удачным, поскольку в значении обеих единиц Святки и Yuletide совмещены языческие и христианские религиозные коннотации, а также идея зимнего народного праздника и сопровождающей его мистической атмосферы. Кроме того, Святки и Йоль — некий временной промежуток, что также позволяет рассматривать данные единицы как удачные переводческие эквиваленты. Сочетание Крещенские вечера, представленное в IV строфе, имеет следующие соответствия в текстах переводов — Twelfth Night evenings (Г. Сполдинг и С. Митчелл), Twelfthtide eves (В.В. Набоков) и festal evenings (Ч. Джонстон). Переводческие соответствия, используемые в английских переводах, не отражают очевидные отличия двух культуронимов русского оригинала: Святки и Крещенские вечера — номинации двух различных по продолжительности и следующих в хронологической последовательности временных периодов. В переводе Ч. Джонстона (festal evenings) используется приём генерализации (праздничные вечера), который не позволяет передать религиозный смысл единицы оригинала. Таким образом, между русской единицей Крещенский вечер и использованными английскими переводческими соответствиями существует определённая семантическая и культурная асимметрия.
Популярный способ гадания расплавленным воском, который выливается в воду, — потопленный воск подробно описан А.С. Пушкиным и достаточно точно передан в переводах В.В. Набокова (submerged wax), Ч. Джонстона (sunken wax) и С. Митчелла (sinking wax). Г. Сполдинг передаёт в своём варианте перевода идею о том, что при гадании пользуются расплавленным воском (melted wax), но информация о том, что расплавленный воск при гадании выливается в воду и рассматривается его форма, в данном переводе не передана. В.В. Набоков отмечает в своём знаменитом комментарии, что в пушкинском тексте единица потопленный сочетает в себе одновременную актуализацию двух значений: растопить (сделать мягким) и топить (погружать в воду) [14: p. 496]. Никому из переводчиков не удалось одновременно актуализовать два значения лексической единицы в одном употреблении в поэтическом тексте, что имеет место в тексте оригинальном.
В пушкинском тексте используются два глагола, номинирующих ключевое действие ситуации гадания, — гадать и ворожить. Семантический объём данных глагольных единиц различается присутствием в значении глагола ворожить сем «колдовство» и «колдовать словами, произносимыми шёпотом», которые в глаголе гадать не представлены. Семантические оттенки данных глаголов в переводах Ч. Джонстона и С. Митчелла не переданы, в английских текстах используются нейтральные глагольные сочетания to guess the fate и to tell the fortune. В X строфе В.В. Набоков использует для передачи смысла, заключённого в глаголе ворожить, английский глагол французского происхождения conjure (заклинать), который передаёт смысл «шептать, произносить заклинания», заложенный в русском глаголе ворожить. Г. Сполдинг использует единицу sorcery (колдовство, волшебство), передающую смысл колдовства, но не имеющую детализирующие семы «колдовать словами, произносимыми шёпотом».
Семантическая ситуация гадания, представленная в пятой главе «Евгения Онегина», описывает различные виды и этапы осуществляемых гаданий: гадание с кольцом, гадание с зеркалом, гадание с растопленным воском, кли- кание суженого. Гадания традиционно сопровождались исполнением ритуальных народных песен. Фрагмент одной из таких песен воспроизводится
А.С. Пушкиным в VIII строфе. В тексте старинной русской песни и её глубоком символическом смысле таится определённая трудность для понимания как читателя оригинального текста, так и читателя переводов. Архаический текст песни и её скрытый культурный код обусловили наличие комментариев данной строфы во всех анализируемых переводах. Так, Г. Сполдинг использует в комментарии, который следует непосредственно за VII строфой, транскрибированный культуроним sviatki и подробно описывает ритуал гадания с блюдом и кольцом, сопровождаемый пением девушек хором (podbliudni pessni, dish songs). Транскрибируется и ключевое слово песни кошурка (kashourka), символизирующее для гадающих девушек возможное скорое замужество. В переводе В.В. Набокова единица кошурка имеет переводческое соответствие Kit (котенок), которое более понятно англофонному читателю.
В своём комментарии В.В. Набоков даёт детальное объяснение смысла святочных песнопений, приводит дословный перевод текста песни, в которой говорится о том, что кот зовет кошурку, что и символизирует скорую свадьбу (Tomcat calls Kit) [14: p. 496-497]. Единица Kit используется и в переводе Ч. Джонстона. Значение данной единицы объясняется переводчиком в комментарии, помещённом после текста пятой главы: «Tomcat calls Kit — a song foretelling marriage. Pushkin’s note». В переводе С. Митчелла представлен вариант tomcat, также имеющий переводческий комментарий, который аналогичен всем изложенным выше комментариям. Однако в данном варианте содержится указание только на кота, что свидетельствует о семантической потере в переводе.
Сопоставительный анализ русского оригинала и четырёх известных английских переводов романа показал, что семантическая ситуация может быть рассмотрена как единица перевода, имеющая гетерогенный характер. Семантическая ситуация выступает определённой гиперединицей перевода, поскольку в её составе представлен определённый набор гипоединиц перевода. Выдвижение семантической ситуации как единицы перевода позволяет избежать вторичного художественного текста изомерного типа, когда единицы оригинала воссозданы в переводе, но их функциональное единство не сохранено. Именно учёт характерных особенностей семантической ситуации способствует воссозданию в переводе структурных элементов оригинала и их функциональных характеристик.
В условиях межъязыкового перевода возможна определённая вариативность семантической ситуации, обусловленная естественной языковой и культурной асимметрией, а также особенностями восприятия оригинального текста переводчиком. Точность и адекватность передачи при переводе культурных особенностей семантической ситуации необходимы для сохранения культурного колорита оригинального художественного текста — особенно текста, который традиционно и заслуженно определяется как «энциклопедия русской жизни».
Список литературы
Источники
Pushkin Aleksandr. Eugene Onegin. Translated from the Russian by Lieut.- Col. Spalding / A. Pushkin. - London: Macmillan and Co., 1881. - 141 p.
Pushkin Aleksandr. Eugene Onegin. A Novel in Verse. Translated by Vladimir Nabokov. Vol. I. Translator’s Introduction. The Translation / A. Pushkin. - Princeton: Princeton University Press, 1990. - 334 p.
Pushkin Aleksandr. Eugene Onegin. Translation by Charles H. Johnston /
Pushkin. - Penguin Books, 1979. - 240 p.
Pushkin Aleksandr. Eugene Onegin. A Novel in Verse. Translated by Stanley Mitchell / A. Pushkin. - London: Pinguin Books, 2008. - 244 p.
Литература
Балли Ш. Общая лингвистика и общие вопросы французского языка / Ш. Балли. - М.: Наука, 1955. - 416 с.
Гарбовский Н.К. Теория перевода / Н.К. Гарбовский. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 2004. - 543 с.
Кирсанова Е.М. К вопросу о влиянии стереотипов на процесс перевода / Е.М. Кирсанова // La traduction: philosophie, linguistique et didactique. - Lille: Universite Charles-de-Gaulle - Lille 3, 2009. - Р 197-201.
Лотман Ю.М. Роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий / Ю.М. Лотман. - СПб.: Искусство, 1995. - 847 с.
Миньяр-Белоручев Р.К. Теория и методы перевода / Р.К. Миньяр-Белоручев. - М.: Московский лицей, 1996. - 208 с.
Разумовская В.А. Ситуация винопития: семантика и перевод (на материале романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» и японского перевода) / В.А. Разумовская,
Е. Тарасенко // Язык, коммуникация и социальная среда. - Вып. 8. - Воронеж: Наука-ЮНИПРЕСС, 2010. - С. 154-162.
Разумовская В.А. Семантическая ситуация как единица перевода / В.А. Разумовская // Проблеми зiставноi семантики: збiрник наукових статей. - Вып 10. - К.: Вид. Центр КНЛУ, 2011. - Ч. II. - С. 369-372.
Резчикова И.В. Символика в романе А.С. Пушкина «Евгений Онегин» (сон Татьяны) / И.В. Резчикова // Филологические науки. - 2001. - № 2. - C. 23-30.
Шмелёва Т.В. Семантический синтаксис. Текст лекций / Т.В. Шмелёва. - Красноярск: Изд-во Красноярского государственного университета, 1994. - 48 с.
Pushkin Aleksandr. Eugene Onegin. A Novel in Verse. Translated by Vladimir Nabokov. Vol. II. Commentary and Index / A. Pushkin. - Princeton: Princeton University Press, 1990. - 1039 p.
Vinay J.-P. Stilistique comparee du fran?ais et de l’anglais. Methode de traduction / J.-P. Vinay, J. Darbelnet. - Paris: Didier, 1958. - 331 p.
[1]Перевод Н.К. Гарбовского.
|