Статья: Социально-демографические переменные в социологическом исследовании: оценка достоверности самоотчетов респондентов
Название: Социально-демографические переменные в социологическом исследовании: оценка достоверности самоотчетов респондентов Раздел: Рефераты по философии Тип: статья | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
А.Ю. Мягков Мягков Александр Юрьевич — кандидат философских наук, доцент, заведующий кафедрой социологии Ивановского государственного энергетического университета. Существует мнение, что социально-демографические сведения, полученные в ходе опросов, обладают предельно высоким уровнем достоверности и информация, касающаяся пола, возраста, уровня образования респондентов и т. п., не нуждается в проверке на надежность. Предполагается, что эти данные "достоверны ipso facto" [1, с. 56]. Сторонники теории "правдивого респондента", развиваемой в рамках "кооперативной" ("гуманистической") парадигмы, полагают, что неискренних ответов в социологическом исследовании вообще (или почти) не бывает [2, с. 41–43; 3, с. 68; 4, p. 63]. Особенно, по их мнению, это характерно для качественных, "интенсивных" интервью, где "близкие личные отношения с респондентами исключают ложь" в силу повышенной интимности и эмоционального характера опросной коммуникации [5, p. 30]. Высокая точность ответов, касающихся "объективных" характеристик, связывается либо с "естественной валидностью обыденного языка" (face validity) [6, с. 43], либо с тем, что эти данные известны самим опрашиваемым "с высокой степенью определенности" [7, p. 33]. Как отмечает В.Б. Голофаст, такие признаки, как образование и профессия, а также "некоторые биографические ... и другие сведения" из паспортичек легко доступны регистрации и "могут быть прямо интерпретированы ... с использованием обыденного языка" [6, с. 33, 43]. По мнению П. Каттенса, к информации, сообщаемой участниками опроса "о себе", следует относиться как "к идеально надежной", "не содержащей ошибок" [7, p. 45]. Таким образом, во всех описанных выше случаях фактор искренности-неискренности респондентов либо неправомерно приуменьшается, либо вовсе игнорируется. Между тем, как показывает опыт и результаты специальных исследований, указанные обстоятельства ("лицевая валидность" и когнитивная определенность данных, а также личностный характер интервью) отнюдь не гарантируют от искажений. Простота, понятность и доступность социально-демографической терминологии не обеспечивают автоматически надежности и достоверности сообщаемой информации. Здесь, как правило, не возникает особых трудностей, связанных с достижением взаимно однозначного индикативного соответствия между измеряемыми признаками и понятиями, в которых они репрезентируются в анкетных вопросах. Зато встает серьезная проблема сознательных и неосознаваемых искажений: завышения или занижения респондентами своего возраста, стажа работы, уровня образования, размеров дохода, заработной платы, фальсификации профессиональной принадлежности работниками редких и/или высокооплачиваемых профессий и т. д. Знание опрашиваемыми своих "объективных" характеристик не является единственным фактором формирования ответов. Как показывают специальные исследования [8, с. 24–25], на них влияет множество внешних стимулов среды и внутренних состояний самих респондентов. Такие характеристики, как возраст, образование, доходы, место жительства и пр. воспринимаются многими людьми как престижные. Каждый из участников исследования по-своему оценивает и интерпретирует их в контексте сложившейся социальной ситуации с учетом той роли, которую играют эти характеристики в их собственной жизни, жизни различных референтных групп и общества в целом. Поэтому ответы на социально-демографические вопросы всегда сопряжены "с нормативными и компаративными аспектами самооценки" [7, p. 32]. С другой стороны, высокая степень интерактивности, малая дистанция между взаимодействующими сторонами "могут в большей мере стимулировать скрытность респондентов", нежели их стремление давать искренние ответы [9]. В условиях "потенциально проблематичной интеракции", отмечают сторонники "исследовательской" (investigative) парадигмы, утверждающей "секретность, конфликт и подозрение как характеристики социальной жизни вместо кооперации и доверия", социологу следует быть готовым к преодолению таких препятствий, как "дезинформация, уклонения от ответа, ложь и самопрезентация" [5, p. 30, 32]. Обзор предшествующих исследований Вопрос о величине дистанции между "самоотчетами" респондентов относительно их "личных" характеристик и объективными данными изучен явно недостаточно. В отечественной социологии экспериментальных исследований на эту тему, насколько нам известно, не проводилось, в зарубежной науке их тоже было очень немного. Более того, сведения в западных источниках весьма противоречивы, носят преимущественно косвенный характер и малопоказательны, поскольку рассматриваются вне связи с тематической спецификой проводимых опросов. В конце 1970-х годов С. Садмен и Н. Брэдберн попытались косвенно оценить сенситивность различных тем в персональном интервью. Предъявляя респондентам серию различных вопросов (от уровня образования до употребления марихуаны), они интересовались тем, какие из них, по мнению опрашиваемых, могут вызвать у "большинства людей" чувство смущения и неудобства и являются "слишком личными", чтобы их можно было свободно обсуждать с незнакомым человеком. Кроме того, вопросы из того же списка тестировались на предмет количества пропусков и отказов от ответа. По замыслу С. Садмена и Н. Брэдберна, реакции на оценочные вопросы должны фиксировать нормы, не позволяющие людям открыто обсуждать указанные темы с незнакомыми и давать точные ответы о себе и своем поведении интервьюеру [10, p. 67]. Уровень тревоги и беспокойства респондентов в экспериментальной ситуации рассматривался в качестве индикатора возможных информационных искажений в ситуации будущих интервью [10, p. 50], а число неответов интерпретировалось как "бихевиориальная мера опасений" и свидетельство ощущаемой угрозы [10, p. 69]. Данные, полученные в ходе исследования (табл. 1), свидетельствуют, что статусные вопросы являются для опрашиваемых не самыми эмоционально нейтральными. С другой стороны, далеко не все респонденты, как выяснилось, считают возможным сообщать те или иные сведения личного характера незнакомым людям. Таблица 1 Мнения респондентов о степени деликатности различных вопросов, %
Источник: [10, p. 68]. Исходя из этих данных, трудно с уверенностью сказать, какие вопросы социально-демографического блока являются более надежными, а какие менее. Исключение составляет, пожалуй, лишь вопрос о доходах, оцененный опрошенными как весьма деликатный. Однако вывод, что сведения, сообщаемые респондентами "о себе", не обладают абсолютной достоверностью, не вызывает больших сомнений. Иные результаты были получены в ходе почтового опроса, посвященного изучению проблемы самоубийств (табл. 2), проведенного в середине 80-х гг. А. Недерхофом. В нем так же, как и в предыдущем случае, в качестве индикатора вероятных смещений в опросных данных использовался удельный вес неответов на различные вопросы анкеты. Таблица 2 Доли неответов на вопросы анкеты, %
Источник: [11, р. 299]. Доля респондентов, отказавшихся сообщить свои социальные и демографические характеристики, вполне сопоставима с удельным весом не ответивших на вопросы о политических симпатиях, традиционно считающиеся деликатными. Более того, вопрос об образовании вызвал значительно большее число неответов, чем в среднем по всей анкете. В телефонном интервью, организованном Ч. Уивером и К. Свенсон, 5,3% респондентов не пожелали указать свой возраст, 7,7% отказались сообщить о стаже работы и 18,0% — величину ежемесячного жалованья [12, p. 72]. В экспериментальном исследовании Дж. Фрея удельный вес неответов на демографические и статусные вопросы, также задававшиеся по телефону, варьировал в более узких пределах: от 0,5% для вопроса об образовании до 11% — о величине дохода (табл. 3). Таблица 3 Удельный вес неответивших на различные типы социально-демографических вопросов в телефонном интервью, %
Источник: [13, р. 268]. Эти косвенные показатели говорят о значительных расхождениях в социологической литературе относительно надежности вопросов социально-демографического блока. Прямые данные также убеждают в правомерности такого вывода. В трех исследованиях, анализируемых Г. Хайманом, степень достоверности самоотчетов респондентов о возрасте варьировала от 88% до 98% [14, р. 258]. В методическом эксперименте Р. Петерсона правильный возраст указали 95–99% опрошенных (в зависимости от вида и формулировки вопроса). При этом от 1% до 10% респондентов отказались от ответа [15, р. 381]. По сообщению Ч. Уивера и К. Свенсон, лишь около 92% всех ответов на вопрос о дате рождения после проверки по методу "объективного эталона" были признаны соответствующими действительности [12, p. 73]. Степень точности сведений о стаже работы оказалась еще ниже — 63,6% [12, p. 76]. Существенные расхождения имеют место и при оценке достоверности сведений об образовании респондентов. Польские социологи, опираясь на материалы панельного исследования, оценивают его в 78% [16, c. 139–140]; американская исследовательница Т. Роджерс, судя по данным ее ретестового эксперимента, — лишь в 66% [17, p. 58–59]. У П. Каттенса показатели надежности самоотчетов, касающихся пола, возраста респондентов, времени окончания школы, количества братьев и сестер, полученные в результате измерения посредством "тест-ретест" метода, были близкими к единице. Очень высокой степенью достоверности, сообщает автор, обладали также вербальные данные об образовании обоих родителей и профессии отца [7, p. 40–43]. Сложнее обстоит дело с вопросом о доходах: здесь наблюдается еще большая неопределенность при оценке искажений вербальной информации. Если в большинстве исследований уровень достоверности ответов о размере доходов оценивается обычно в несколько десятков процентов, то Ч. Уивер и К. Свенсон в своем эксперименте обнаружили всего 0,4% правильных ответов при сравнении их с "критериальными" данными. При этом в 15,2% случаев суммы доходов оказались заниженными, а в 84,8% — завышенными [12, p. 74]. Что касается уровня неответов на вопрос о доходах, то в разных исследованиях, в зависимости от метода сбора данных, он также колеблется в довольно широких пределах: от 5% до15% в личных интервью [10, p. 68, 144; 18] и от 11% до 28% в телефонных [13, р. 268; 18]. В исследовании Ж. Билье и Г. Лузвельдта, проведенном среди женщин в режиме персонального интервью, на вопрос о совокупном ежемесячном доходе семьи отказались отвечать 7,2% респондентов, а на вопрос о денежных сбережениях — 16,4%. При этом последний оказался даже более сенситивным, чем вопросы о политических предпочтениях и сексуальных отношениях (табл. 4). Таблица 4 Соотношение неответов респондентов на вопросы интервью, %
Источник: [19, p. 197]. Вопрос о том, какие категории опрашиваемых более склонны к искажению социально-демографических сведений, также является дискуссионным. В отечественной литературе неоднократно высказывалось мнение, что респонденты старших возрастных групп и особенно пожилые проявляют тенденцию к завышению своего возраста [20, с. 40–41; 21, с. 33]. Однако результаты западных исследований, кажется, не подтверждают эту закономерность. По данным эксперимента Ч. Уивера и К. Свенсон, лишь менее 5% респондентов в возрасте от 50 лет и старше завысили свой возраст, в то время как около 14% занизили его. У молодых людей, наоборот, наблюдается стремление казаться старше (табл. 5). Таблица 5 Точность сообщений о возрасте в различных возрастных группах, %
Источник: [12, p. 73]. Высказывается мнение, что искажения возрастных сведений связаны прежде всего с социокультурными и психологическими факторами, вызывающими у людей стремление к самопрезентации, а не с эффектами памяти или аккумуляции возраста [12, p. 73]. Вместе с тем имеются сведения, не согласующиеся с описанными выше результатами. В исследовании Р. Петерсона, например, не было зафиксировано значимых различий в уровнях искажения возрастной информации, связанных с возрастом опрошенных [15, p. 381–382]. Некоторые исследователи полагают, что к завышению уровня доходов в большей степени склонны молодые респонденты [12, p. 75] и люди с невысокими заработками [22]. Другие авторы не находят строгих эмпирических подтверждений этим тенденциям [23, с. 7]. Методология и методы исследования Поскольку сведения, имеющиеся в литературе, носят разрозненный, часто случайный характер и порой существенно разнятся от исследования к исследованию, очень трудно представить истинные масштабы искажений в ответах респондентов о самих себе. Для оценки достоверности (искренности) таких ответов в 1999–2001 гг. мы провели два специальных исследования1. Первое из них (март–апрель 1999 г.) представляло собой методический эксперимент, организованный по принципу "тест-ретест", второе (февраль 2001 г.) – массовый опрос взрослого населения г. Иванова и Ивановской области. В ретестовом исследовании участвовало 110 чел., проживающих в г. Иванове и представляющих разные социально-демографические и профессиональные группы взрослого населения (студенты, представители производственной и непроизводственной интеллигенции, работники торговли и сферы обслуживания, пенсионеры). Поскольку эксперимент состоял из двух фаз, то от респондентов в общей сложности было получено 220 анкет. Экспериментальный план. Опрашиваемым предлагалось ответить на вопросы анкеты дважды через небольшой промежуток времени (около двух-трех недель). В первый раз их просили дать максимально искренние ответы ("для себя"), а во второй — ответить так, как бы они отвечали, если бы не были уверены в конфиденциальности опроса и не доверяли интервьюеру. В результате мы получили своеобразные "эталоны" искренних и неискренних ответов, которые затем сопоставлялись, и на основе обнаруженных различий выводились средние показатели уровня искренности по каждому из вопросов, по различным их группам (типам) и по вопроснику в целом. Измерительная стратегия. Уровень искренности респондентов по отдельным вопросам: УИвi) рассчитывался как частное от деления числа совпадений в ответах всех респондентов в двух последовательно взятых пробах на объем выборки (1), а по вопроснику в целом (УИвi) — как отношение общей суммы всех совпавших пар ответов по всем вопросам и для всех респондентов к числу всех возможных ответов (2). (1), где ∑ СОвi — сумма совпавших пар ответов по i-му вопросу; N — число испытуемых. (2), где ∑ СОв — общее число совпавших пар ответов по вопроснику в целом; К — число вопросов в анкете; N — число испытуемых. Структура и содержание вопросника. Вопросник включал 33 вопроса, из которых 26 были "содержательными", а 7 — социально-демографическими. Из числа содержательных вопросов 7 касались нравственно-правовых тем, а также оценок респондентами взаимоотношений в семье и их собственного здоровья, а 19 были предназначены для измерения политических установок. В социально-демографическом блоке анкеты присутствовало 5 традиционных вопросов (пол, возраст, образование, род занятий, размер среднемесячного душевого дохода в семье) и 2 "сопутствующих" (о наличии дополнительных доходов и их удельном весе по отношению к основному заработку). Как можно видеть из табл. 6, в большинстве своем вопросы анкеты не принадлежали к числу особо сенситивных. Массовый опрос был частью исследовательского проекта "Ложь и обман в современном российском обществе", инициированного автором. Он проводился кафедрой социологии Ивановского государственного энергетического университета среди жителей г. Иванова и Ивановской области. Всего было опрошено 701 чел., отобранных на основе квотно-случайной выборки и представляющих различные социально-демографические, профессиональные и поселенческие слои взрослого населения. Для сбора эмпирических данных использовался метод индивидуального очного анкетирования. В данном исследовании мы, в частности, предполагали установить, как люди воспринимают и оценивают различные по содержанию и степени деликатности вопросы (темы), выносимые на обсуждение в интервью, какие из них они считают острыми, а какие эмоционально нейтральными. С этой целью мы задавали респондентам косвенный проективный вопрос: "Как вы считаете, в какой мере перечисленные ниже темы (вопросы) вызвали бы в ходе социологического опроса чувство неловкости или смущения у большинства отвечающих?". По этому параметру тестировались 13 вопросов, в том числе и 6 социально-демографических. Поскольку, как считают специалисты, существует тесная прямая корреляция между остротой восприятия темы и уровнем искренности респондентов [10, р. 50, 67, 69], мы сочли правомерным интерпретировать полученные оценки в контексте проблемы достоверности. Результаты и их интерпретация Средний уровень искренности ответов респондентов на "содержательные" вопросы составил 57,8%, а на демографические и статусные — 80,4%. Вопросы социально-демографического блока также различаются между собой по степени остроты и деликатности (см. табл. 6). Самым сенситивным в этой группе (и одним из самых деликатных по анкете в целом) оказался вопрос о размере дохода: средний уровень искренности ответов на него составил всего 40%. А это значит, что большинство респондентов (60%) изменили во втором исследовании (то есть в ситуации с нарушенной анонимностью) свои первоначальные ответы и лишь 40% сохранили их неизменными. Таблица 6 Уровни искренности ответов респондентов по отдельным вопросам анкеты, вопросным блокам и вопроснику в целом (в абс. числах и %, n=110)
Из числа испытуемых, изменивших суммы своих доходов, 46,7% увеличили их во второй пробе, а 53,3% — уменьшили. При этом респонденты с доходами выше среднего уровня более склонны к их занижению, в то время как люди из низкодоходных групп демонстрируют противоположную тенденцию (табл. 7). Вполне закономерно, что в первой из указанных категорий размер среднесемейного дохода составил 612 руб., а во второй — лишь 390 руб. (то есть в 1,6 раза меньше) при среднем значении по выборке, равном 447 руб. Таблица 7 Образцы вербального поведения респондентов из разных групп по уровню доходов (по данным "тест-ретест", %)
Полученные данные хорошо согласуются с результатами ряда аналогичных исследований, проведенных в предыдущие годы [12, р. 75-76; 24, с. 53; 22]. Они свидетельствуют о том, что сведения о доходах, получаемые в опросах массовых слоев населения, следует увеличивать как минимум в 1,5 раза [23, с. 7]. На момент проведения нашего исследования (март-апрель 1999 г.) среднемесячный душевой доход в Ивановской области по официальным статистическим данным составлял 819 руб., то есть был выше "анкетного" в 1,83 раза [25, с. 2]. "Сопутствующие" вопросы о наличии дополнительных заработков и их размерах воспринимаются испытуемыми с меньшей остротой и подозрительностью. Однако удельный вес неискренних ответов здесь также достаточно высок (от 15 до 30%). Кроме того, при повторном тестировании большинство респондентов продемонстрировали тенденцию к занижению сумм приработков, а также к уклонению от ответов на эту тему. Эти данные подтверждают вывод Н. Брэдберна и С. Садмена о том, что вопросы, требующие от респондентов простой констатации факта и ответов типа "да-нет", являются менее сенситивными, чем те, которые предполагают "квантификацию поведения" и сообщение его количественных характеристик (частоты, интенсивности и т. д.) [10, p. 19-23]. Уровень достоверности ответов на традиционные вопросы социально-демографического блока относительно пола, возраста, образования и рода занятий, на первый взгляд, кажется довольно высоким: в этой вопросной группе он колеблется от 90% до 94,5% (в среднем 92%). Однако так может показаться лишь на фоне других, и прежде всего, содержательных вопросов. Взятые сами по себе, они свидетельствуют, что от 5% до 10% респондентов могут изменить ответы, касающиеся их персональных данных, в случае возникновения ситуации, которая, по их мнению, создает условия для идентификации личности опрашиваемых. Кроме того, хотя искренность ответов на "личные" вопросы в целом выше, чем ответов на все остальные вопросы, она не является абсолютной и ни по одному из них не достигает 100%, а по вопросу о размере дохода ее уровень оказался одним из самых низких. Результаты исследования позволяют сделать еще один вывод. Вопросы, касающиеся уровня образования, профессии и даже возраста и пола, также могут восприниматься респондентами как сенситивные, однако в качестве таковых они чаще всего выступают не сами по себе, а в общем предметно-содержательном (тематическом) контексте исследования. Поэтому уровень их надежности варьирует в зависимости от темы опроса. Чем эта тема острее, тем ниже вероятность искренних ответов, в том числе и на вопросы социально-демографического блока. Но даже в относительно нейтральных по тематике опросах можно ожидать появления недостоверных сведений о личных характеристиках респондентов. Результаты исследования, проведенного нами в 2001 г., подтверждают выявленные ранее тенденции: вопросы, касающиеся размеров и источников доходов, а также сумм денежных накоплений, воспринимаются респондентами как крайне деликатные (табл. 8). Они существенно перекрывают обе "пороговые" границы, предложенные в свое время Н. Брэдберном и С. Садменом для оценки сенситивности обсуждаемых тем. Они пришли к выводу: если удельный вес испытуемых, считающих, что предлагаемый им вопрос или тема вызовут у "большинства людей" сильную тревогу и волнение, достигает 10%-й отметки, то имеется опасность "ответных" смещений, обусловленных неискренностью респондентов. В том случае, когда эта доля превышает 20%, искажения обретают системный характер, а их последствия становятся необратимыми. Возникает серьезная угроза качеству данных. В этой ситуации необходимо предпринять самые решительные меры для предотвращения неискренних ответов [10, р. 165-166]. Таблица 8 Степень деликатности различных вопросов (тем) в оценках респондентов, % ответивших
С другой стороны, традиционные вопросы социально-демографического блока (возраст, образование, род занятий, брачный статус) хотя и занимают последние строчки в "рейтинге сенситивности", тоже не могут считаться эмоционально нейтральными и "безобидными": от четверти (26,3%) до трети (33,0%) всех опрошенных относят их к числу "смущающих". Кроме того, как показывает корреляционный анализ, в отдельных группах респондентов оценки деликатности этих вопросов резко возрастают, преодолевая первый предел сенситивности. Так, например, вопрос о возрасте острее воспринимают женщины (р<0,05). Наиболее деликатным его считают респондентки, принадлежащие к возрастной группе 30-39 лет. Удельный вес тех, кто относит данный вопрос к числу крайне острых, достигает здесь почти 15% (р<0,01). Вопрос об образовании чаще называют "смущающим" респонденты с низким образовательным статусом: 16% опрошенных, не окончивших среднюю школу, ответили, что большинство людей будут чувствовать себя неловко при обсуждении данной темы (р<0,01). Оценки вопроса о роде занятий, как свидетельствует анализ, зависят от возраста отвечающих: респонденты моложе 40 лет испытывают большее смущение, а потому демонстрируют низкую готовность к сообщению достоверных сведений, касающихся их профессиональной деятельности (р<0,001). Доля людей, относящихся к этой категории, также превышает 10%. Следовательно, в указанных выше группах риск получения неискренних ответов на "личные", внешне безобидные вопросы заметно возрастает. Что касается "денежных вопросов", то их восприятие варьирует в зависимости от возрастных и социально-профессиональных характеристик опрашиваемых (р<0,01). Крайне деликатными их считают студенты (51,9%), предприниматели (50,0%) и безработные (41,4%). Таким образом, социально-демографические вопросы отнюдь не являются столь безобидными, как это нередко считается. Степень их надежности варьирует в зависимости от целого ряда факторов: используемого метода сбора данных, уровня субъективной анонимности опроса, предметно-тематического контекста обсуждаемых в исследовании проблем, социально-демографических и статусных характеристик опрашиваемых и т. д. В отдельных социальных группах искажения в ответах могут достигать значений, за которыми начинаются серьезные нарушения достоверности итоговых результатов. В этих случаях считающиеся "простыми" вопросы о возрасте, образовании, брачном статусе, роде занятий и др. оказываются весьма проблемными для исследователя, а ответы на них – непригодными для дальнейшего анализа. Поскольку социально-демографические признаки обычно используются в качестве независимых, факторных переменных, любые ошибки и смещения в процессе их первичного измерения неизбежно обретут систематический характер на стадии анализа данных. Переходя в корреляционные таблицы, они неслучайным образом изменяют структуру и числовые значения других переменных (и, соответственно, показателей корреляции), искусственно снижая или, наоборот, повышая уровень эмпирически фиксируемых взаимосвязей [12, р. 79; 26, р. 179]. В этих условиях установление связи между анализируемыми признаками, равно как и оценка ее интенсивности, может оказаться делом весьма проблематичным. В конечном счете "ошибки сообщения" в самоотчетах респондентов на вопросы социально-демографического блока негативно скажутся на качестве содержательных выводов и рекомендаций по результатам исследования в целом. Поэтому достоверность ответов необходимо контролировать не только по основным вопросам исследования, но и по всем прочим, включая социально-демографические. Идиосинкразические эффекты универсальны и не имеют предметно-тематических ограничений. 1 Автор был руководителем этих исследований. В них участвовали также И.В. Журавлева, С.Л. Журавлева, А.О. Морозова и О.В. Симакова. Список литературы Волович В.И. Надежность информации в социологическом исследовании: Проблемы методологии и методики. Киев: Наукова думка, 1974. Аверьянов Л.Я. Искусство задавать вопросы. М.: Московский рабочий, 1987. Аверьянов Л.Я. Социология: Что она знает и может. М.: Социолог, 1993. Dijkstra W., Van der Zouwen J. Role playing in the interview: Towards a theory of artifacts in the survey-interview // Sociocybernetics / Ed. by R.F. Geyer, J. Van der Zouwen. Leiden: Nijhoff, 1978. P. 58-72. Obligacion F.R. Managing perceived deception among respondents: A traveler’s tale // Journal of Contemporary Ethnography. 1994. Vol. 23. No 1. Р. 29-50. Логика социологического исследования / Отв. ред. Г.В. Осипов. М.: Наука, 1987. Cuttance P.F. Towards a typology of information to aid reliability of response in social surveys // Quality and Quantity. 1986. Vol. 20. No 1. P. 27-52. Давыдов А.А. Респондент как источник информации. М.: ИС РАН, 1993. Vaughan D. The long goodbye // Psychology Today. 1987. July. No 1. P. 37-42. Bradburn N.M., Sudman S. Improving interview method and questionnaire design. San Francisco: Jossey–Bass, 1979. Nederhof A. A survey on suicide: Using a mail survey to study a highly threatening topic // Quality and Quantity. 1985. Vol. 19. No 3. P. 293-302. Weaver C.N., Swanson C.L. Validity of reported date of birth, salary, and seniority // Public Opinion Quarterly. 1974. Vol. 38. No 1. P. 69-80. Frey J.H. An experiment with a confidentiality reminder in a telephone survey // Public Opinion Quarterly. 1986. Vol. 50. No 2. P. 267-269. Hyman H. Secondary analysis of sample surveys: Principles, procedures and potentialities. N.Y.: Wiley, 1972. Peterson R.A. Asking the age question: A research note // Public Opinion Quarterly. 1984. Vol. 48. No 1. P. 379-383. Гайдис В.А. Сравнительный анализ различных вариантов вопросов для получения информации об образовании респондента // Проблемы сравнительных исследований в социологии: Методы сбора данных / Отв. ред. В.Г. Андреенков, О.М. Маслова. М.: ИСИ АН СССР, 1988. С. 121–144. Rogers T. Interviews by telephone and in person: quality of responses and field performance // Public Opinion Quarterly. 1976. Vol. 40. No 1. P. 51-65. Groves R.M. Actors and questions in telephone and personal interview surveys // Public Opinion Quarterly. 1979. Vol. 43. No 2. P. 190-205. Billiet J., Loosveldt G. Improvement of the quality of responses to factual survey questions by interviewer training // Public Opinion Quarterly. 1988. Vol. 52. No 2. P. 190-211. Петренко Е.С., Ярошенко Е.М. Социально-демографические показатели в социологических исследованиях. М.: Статистика, 1979. Мягков А.Ю. Возраст как переменная в социологическом исследовании: Методологические и методические проблемы измерения // Вестник Тамбов. ун-та. Сер. гуманит. науки. 1996. Вып. 2. С. 31–38. Сознание и трудовая деятельность. Киев, Одесса: Наукова думка, 1985. Сивкова В. Кто богаче всех // Аргументы и факты. 1995. N 42 (783). Батыгин Г.С. Лекции по методологии социологических исследований. М.: Аспект Пресс, 1995. Рабочий край. 1999. 26 апреля. Hamilton L.C. Self-reports of academic performance: Response errors are not well behaved // Sociological Methods and Research. 1981. Vol. 10. No 2. P. 165-185. |