Пережитки кельтского язычества в новейшие времена

Падение кельтского государственного языческого культа началось в Британии несколько раньше, чем в соседней Ирландии. Справедливости ради надо признать, что первый удар кельтскому язычеству нанесла не проповедь христианства, а суровый гуманизм и строгое правосудие римлян. Римляне, как никакой другой народ на свете, известный историкам, отличались удивительной толерантностью (веротерпимостью) к религиозным воззрениям других народов и с готовностью приняли в свой пантеон кельтские божества - причем на правах богов. Дружественные божества галлов и бриттов всегда без особого труда могли получить, так сказать, римское гражданство, распространявшееся и на богов, и быть ассимилированными Юпитером, Марсом, Аполлоном или любыми другими обитателями собственно римского пантеона, с которыми их отождествляли римляне. Итак, римские законы вели борьбу не против самих богов, а против их культов, сосредоточенных в руках местных жрецов. Массовые человеческие жертвоприношения, практиковавшиеся друидами, вызывали ужас даже у суровых воинов, которых никак не заподозришь в том, что им становится дурно при виде крови. Кстати, у себя дома римляне особым указом сената запретили такие жертвоприношения еще до первого похода Юлия Цезаря в Британию в 55 году до н. э., и, таким образом, по свидетельству древнегреческого географа и историка Страбона, не могли допустить существование на землях своей империи культа, практиковавшего умерщвление людей ради возношения молитв над корчащимися в агонии страдальцами. Итак, поначалу лица, желавшие получить права римского гражданства, должны были отречься от друидизма. Затем римляне начали силой искоренять друидические культы, распространенные у менее цивилизованных племен. Тацит в своих "Анналах" рассказывает о нападении римлян на остров Мона (Англси), стойкий оплот друидизма. Священные рощи друидов были вырублены, алтари снесены и сожжены, а жрецы преданы смерти. Плиний, повествуя о том, как император Тиверий "преследовал друидов", поздравляет своих друзей, живших в провинции, с тем, что власти жрецов наконец-то положен конец и отошли в прошлое жестокие ритуалы, вдохновлявшиеся ложным учением о том, будто богам доставляют удовольствие жестокие убийства и каннибализм. Практика друидов со всеми сопутствующими ей варварскими атрибутами, беспощадно преследовавшаяся в Британии всюду, куда только могли достать длинные руки римских правителей, была оттеснена на север острова, за вал Адриана, получив распространение у жестоких каледонских племен, не покорившихся ярму римских захватчиков-цивилизаторов. Разумеется, она сохранилась и в Ирландии, где не ступали калиги римских легионеров. Но что касается собственно Британии, то друидизм еще до ухода римлян был искоренен среди всех племен, кроме "пиктов и скоттов".

Христианство, пришедшее на смену римскому владычеству, завершило уничтожение языческих кульгов в Британии. По крайней мере, к этому постоянно взывали публичные манифесты церкви. В VI веке ученый монах по имени Гилдас с полным правом мог называть древние культы бриттов мертвой религией. "Я не стану, - пишет он, - перечислять всех этих дьявольских идолов, стоявших в моей стране, идолов, число коих почти превышало сонмы идолов в Египте и коих мы сегодня нередко видим посреди руин храмов или просто под открытым небом, где они разрушаются, пугая людей своим зверским видом. Не стану я и сетовать о тех горах, источниках вод, холмах, реках и озерах, которые обращены теперь на службу людям, тогда как некогда они были для них источниками мучений и смерти, коим слепые невежды воздавали почести, подобающие богам". Вместе с идолами погибли и их жрецы. Само слово "друид" забылось и почти не встречается в ранних памятниках британской литературы, хотя в ирландских рукописях того же периода друиды являются одними из главных действующих лиц. Зато в Шотландии и Ирландии рука секулярных властей не обладала никакой силой, и поэтому борьба между язычеством и христанством велась почти на равных и продолжалась гораздо дольше. Св. Колумба, трудившийся в Шотландии, и св. Патрик, подвизавшийся в Ирландии, - подвижники, сокрушавшие, по крайней мере, согласно преданию, друидов и их богов. Адамнан, аббат Ионский, создавший свою "Vita Columbae"[1] в последней декаде VII века, повествует о том, как веком раньше святой принес пиктам Благую проповедь Евангелия. Их король, Бруд, встретил святого с презрительным высокомерием, а друиды короля прибегли к помощи всех своих заклинаний, чтобы навредить и помешать подвижнику. Однако подобно тому, как сила, ниспосланная Моисею, оказалась могущественнее чар магов Египта, так и молитвы св. Колумбы сотворили чудеса куда более значимые, чем видения, вызванные заклинаниями его противников. Такие истории хорошо передают атмосферу мифа, которой всегда окружен герой-подвижник, и совершенно естественно, что пикты, увидев такие чудеса, отреклись от своей старой веры и обратились в христианство.

[1] "Vita Columbae" (лат.) - "Жизнь [св.] Колумбы" (прим. перев.).

Такая же легенда встречается и в жизнеописании св. Патрика, просветителя Ирландии. До его прихода на остров там ежегодно устраивались празднества с человеческими жертвоприношениями в честь Кром Круаха. Но св. Патрик немедленно отправился к кровавому идолу. По преданию, как только он поднял над ним крест, демон, устрашившись его силы, с воплем покинул истукан, который тотчас рухнул наземь.

Однако свергнуть и разбить внешние атрибуты прежних культов гораздо проще, чем уничтожить скрытую внутреннюю силу, питающую их. Идола Кром Круаха можно было свергнуть, но дух его, живучий как Протей, не умирал. Святилища древних кельтских культов можно было захватить и разрушить, идолов и алтари древних богов - разбить и сжечь, жрецов - изгнать, посадить в темницы или предать мечу. После этого культ официально провозглашался уничтоженным; однако, будучи изгнанным из древних культовых центров, он еще долго продолжал свою жизнь вокруг них. Гэлы и бритты, как народы более цивилизованные, вне всякого сомнения, приняли Благую Весть христианства и отреклись от богов, коим прежде поклонялись, но сельские жители, составлявшие большую часть населения, еще долго хранили в памяти имена древних божеств и привычные ритуалы в их честь. Истинная вера и более высокая цивилизация прошли, так сказать, всего лишь волнами по поверхности океана человеческой жизни. Под пылкой религиозностью новообращенных христиан скрывались полубессознательные пережитки прежней веры и старых взглядов, сквозь которые элементы новой культуры проникали с большим трудом, и поэтому они менялись весьма и весьма медленно.

Мы уже говорили о том, как долго и преданно гэльские и валлийские крестьяне сохраняли веру в своих старых богов, несмотря на все старания служителей церкви выдать тех за древних королей, превратить в новоявленных святых-чудотворцев или, напротив, объявить демонами из преисподней. Этот консервативный религиозный инстинкт исконных земледельцев не ограничивается только обитателями Британских островов. Греки нового времени долго сохраняли веру в нереид, сатиров, сирен и Харона, этого мрачного лодочника, переправлявшего души умерших в Аид. Потомки римлян и этрусков тоже долго верили, что древние этрусские боги и римские божества лесов и полей живут теперь в мире духов. Высокие алтари "Хозяина кургана" и его ужасных сородичей были снесены до основания, их золотые изваяния отправились в переплавку, в величественных храмах воцарилась мерзость запустения, но на грубых крестьянских жертвенниках по-прежнему возносились жертвы столь же грубым крестьянским богам. Такой переход заботы о языческих культах от вождей к крестьянам, от двора королей к простолюдинам, а в известной мере и от более цивилизованного племени к менее развитому отчасти объясняет то, почему более примитивные и "неразвитые" боги так активно потеснили более благородных божеств, заняв их место. Боги туземных жителей, пребывавшие в безвестности после вторжения более сильных божеств интервентов, вновь вернулись из тьмы забвения.

Таким образом, мы вправе разделить богов - обитателей Британских островов на два основных класса. Между собственно "феей" в строгом смысле слова и невидимым эльфом, выступающим под самыми разными именами - пока, лепрехавн, домовой, стучащий или гном, - очень мало общего. Дело в том, что фея восходит к таким древним небожителям, как боги клана Туатха Де Данаан из гэльских мифов или их преемники, боги "Мабиногиона" древних бриттов. Происхождение же эльфов, как бы их ни называть, восходит к порождениям примитивного воображения, имевшим куда более низкий социальный статус. Мы даже вправе предположить, что они суть порождения фантазии людей эпохи неолита.

Как бы там ни было, предания, восходящие к незапамятным временам, удивительным образом сохранили основные черты кельтских богов стихий природы. Вера в фей, возникшая в последние несколько веков, мало чем отличается от обычных представлений кельтов о своих богах. Приводимое в "Разговорах старейшин" описание богов Туатха Де Данаан в качестве "духов или фей, имеющих телесный или материальный облик и наделенных бессмертием" как бы отражает превалирующие представления о "добрых богах", сложившиеся в позднейшие времена. Народные представления о феях, бытовавшие у ирландцев и валлийцев, практически ничем не отличались друг от друга. И там и там обиталищем фей считались холмы, хотя в Уэльсе место "холма фей" часто занимали озера. И в Ирландии, и в Уэльсе феи, хотя они сражались и заключали браки друг с другом, считались полубессмертными. И те и другие похищали детей у людей, выкрадывая их прямо из колыбели, а своих отпрысков, наоборот, подбрасывали в семьи простых смертных. И там и там феи могли налагать заклятия на мужчин и женщин. И у ирландцев, и у валлийцев феи просто обожали музыку и танцы, проводя жизнь в невероятной роскоши и пышности. Другая существенная черта их сходства - крошечный рост, однако это, возможно, не более чем следствие литературной традиции, начало которой положил не кто иной, как Шекспир. В подлинных фольклорных преданиях и у гэлов, и у бриттов рост фей, как минимум, не ниже человеческого.

Однако, будучи арийцами или иберами, прелестными созданиями или монстрами, эти существа постепенно исчезли из народных верований. Опустевшие долины, в которых жизнь мужчин и женщин во многом текла по старым обычаям и определялась старинными верованиями, все более и более открывались навстречу новым веяниям, современному миру с его ускоренным темпом жизни и быстрой сменой воззрений. Однако быстрые темпы развития, имевшие место в XIX и XX веках, без сомнения, пошли им на пользу. В самом деле, кто из одиноких пастухов или рыбаков в наши дни будет уверять, будто видел самого великого Мананнана? Кто из нынешних конюхов всерьез верит в Фионбарра? Часто ли теперь бродит по своим долинам Таве и Недд знаменитый Гвин ап Нудд? Более того, сегодня уже невозможно найти человека, который бы искренне верил в местного поку или сумеречного домового. Однако ритуальные обряды древних кельтов сумели куда лучше противостоять разрушительному натиску времени. Для их совершения даже незачем запоминать труднопроизносимые старинные имена. То, что раньше совершалось из религиозных побуждений, стало теперь простым обрядом "на удачу". Привычные ритуалы отмирали очень медленно, во многом сохраняясь из-за полубессознательных опасений, что, "если не исполнить все как положено, может случиться что-нибудь недоброе". Таким образом, изучение таких обычаев и суеверий может дать нам для понимания природы кельтского язычества гораздо больше, чем любые другие источники.

Итак, в недавнем прошлом мы видим три основные формы существования пережитков архаической религии. Первая из них - это сохранение празднеств в честь старых богов Солнца и земледелия, проводившихся в дни весеннего и осеннего равноденствия, а также в дни летнего и зимнего солнцестояния. Вторая - практика совершения символических человеческих жертвоприношений, устраиваемых теми, кто уже давно забыл их первоначальный смысл, помня, что нечто такое требуют старые обычаи. Иногда такая практика совмещалась с реальными жертвоприношениями животных, целью которых было предотвратить моровое поветрие среди скота или просто выбраться из полосы невезения. Наконец, третья представляет собой едва теплящиеся реликты некогда всеобщего культа священных водоемов, деревьев, камней и животных. Истинный смысл кельтских государственных культов со всей определенностью можно понять из того, что главными его праздниками являются четыре ключевых дня в году, отражающие начало, развитие, продолжение и окончание солнечного цикла и плодов земли, соответствующих каждому времени года. Такими праздниками были Бел тейн, приходящийся на самое начало мая; день летнего солнцестояния, знаменующий торжество солнечного света и всякой растительности; Лугнасад, праздник Луга, отмечаемый в день поворота солнечной орбиты; и, наконец, грустный праздник Самхейн, после которого сила солнца быстро идет на убыль и оно на целых полгода подпадает под власть злых сил зимы и тьмы. В числе этих фаз Солнца наиболее важными, разумеется, являются первая и последняя. Собственно говоря, вокруг них, словно вокруг главной оси, вращается вся кельтская мифология. Именно в день праздника Белтейн Парталон со своими спутниками открыл Ирландию и, можно сказать, создал ее, прибыв на остров из Потустороннего мира. В тот же день, три века спустя, потомки Парталона вернулись туда, откуда прибыли. В самый день праздника Белтейн гэльские боги, небожители клана Туатха Де Данаан, а вслед за ними и гэлы впервые ступили на землю Ирландии. Именно в день праздника Самхейн злобные фоморы обложили людей племени Немед невыносимой данью; в тот же день много веков спустя более позднее племя богов света и жизни сумело победить и свергнуть этих коварных демонов в битве при Маг Туиред. Вне рамок этих сакральных дней произошел всего один важный мифологический эпизод, да и тот является позднейшей вставкой! В день летнего солнцестояния, один из дней менее значительных солнечных фаз, люди племени богини Дану захватили Ирландию, одолев ее прежних обитателей - клан Фир Болг.

Мифология бриттов сохранила в веках ту же стержневую идею, что и мифы обитателей Ирландии. Если должно произойти что-то жуткое или неприятное, можно не сомневаться, что это случится первого мая. Именно "в ночь под первое мая" погибла Рианнон, а Тернион Твриф Влиант, согласно первой из книг "Мабиногиона", нашел ребенка Придери. Именно "вечером накануне Первого мая" в эпоху правления "короля" Ллудда два дракона вступают в отчаянную схватку друг с другом. Именно первого мая, каждый год вплоть до Судного дня, Гвин ап Нудд сражается с Гвитир ап Гврейдавлом за руку и сердце прекрасной дочери Ллудда, Кройддилад. А по свидетельству легенды "Смерти Артура", именно в этот день тот же Гвин, выступающий на этот раз под своим "романическим псевдонимом" "сэр Мелиагранс", похитил супругу самого Артура, королеву Гиневру, гулявшую в лесу неподалеку от Вестминстера.

Природу ритуалов, совершавшихся в эти ключевые дни, тоже можно реконструировать по их бледным пережиткам. Такие ритуалы до сего дня совершаются потомками кельтов, хотя, по всей вероятности, мало кто из них догадывается - или хотя бы задумывается, - почему Первое мая, день св. Иоанна Крестителя[1], праздник урожая[2] и Хэллоуин[3] сопровождаются столь пышными церемониальными действами. Первый из них, именуемый в Ирландии Белтейн, в Шотландии - Беалтуинн, Шен да Боалдин - на острове Мэн и Галан-Май (майские календы) - в Уэльсе, знаменует празднества в честь пробуждения земли от зимнего сна, возвращения тепла, жизни и всевозможной растительности. Именно таково значение знаменитого Майского дерева[4], которое сегодня, к сожалению, редко можно увидеть на наших улицах. А вот в старину все обстояло иначе. Великий Шекспир в драме "Генрих VIII" (действие 5, сцена 3) рассказывает, что в его время накануне этого дня никто не мог заснуть, ибо все с нетерпением ждали наступления 1 мая. Ровно в полночь жители вскакивали с постелей и спешили в ближайший лес, чтобы наломать распустившихся веток, ибо на следующее утро восходящее солнце должно было увидеть, что все двери и окна прикрыты от его лучей этими ветвями. Весь день жители проводили в веселье, танцуя вокруг майского дерева, держа в руках ветви мирта и как бы сливаясь воедино с природой в знак наступления лета. Совершенно иная картина наблюдалась в день праздника, именуемого в Ирландии и Шотландии Самхейн, на острове Мэн - Сауин, а в Уэльсе - Нос Галан-геоф (Ночь [накануне] зимних календ). Праздник этот был весьма печальным: лето кончилось, наступала зима с ее короткими, пасмурными днями и долгими, унылыми ночами. Кроме того, в этот день у древних кельтов начинался новый год, и благословение на будущее у злых сил тьмы можно было заполучить только с помощью жутких ритуалов. "В канун первого ноября, - говорится в старинной пословице из Норт Кередигион, - на каждой ступеньке сидит по привидению". А скотты в старину придумали даже особое привидение - Самханах, или гоблин, появляющееся только на праздник Самхейн.

[1] День св. Иоанна Крестителя празднуется на Западе 25 июня по григорианскому (новому) стилю (прим. перев.) [2] Праздник урожая отмечается на Британских островах 1 августа (прим. перев.).

[3] Хэллоуин отмечается 31 октября. В позднейшей христианской интерпретации - канун Дня всех святых (1 ноября) (прим. перев.).

[4] Майское дерево - украшенный цветами шест или столб, вокруг которого 1 мая в старину устраивались танцы (прим. перев.).

По преданию, праздник 1 августа был установлен самим богом Солнца. В Ирландии его называют Лугнасад (празднества в честь Луга), на острове Мэн - Лла Ллуанис, а в Уэльсе - Гвил Авст (августовский праздник). Некогда значение этого праздника мало в чем уступало Белтейну и даже Самхейну. Любопытно заметить, что в старину 1 августа считалось большим праздником в Лионе (Франция), носившим в те времена название Лугудунум, что значит "дун (город) Луга". Зато праздник летнего солнцестояния, напротив, во многом утратил свое прежнее мифологическое значение после установления христанского праздника - дня Иоанна Крестителя. Характерная черта всех этих праздников заключается в том, что они дают хотя бы некоторое представление о пышных языческих церемониалах, пережитками и травестийными вариантами которых они являются. Во все эти праздники на самых высоких холмах зажигают огромные костры, а во всех домах пылают очаги и камины. Они предоставляют людям множество поводов для забав и активного отдыха. И все же в воздухе ощущается атмосфера таинственности: дело в том, что феи в эти дни особенно активны и любопытны, и следует особенно остерегаться, чтобы не пропустить или не нарушить какой-нибудь исстари соблюдаемый ритуал, ибо в противном случае феи могут разгневаться и вмешаться в ход событий. Ритуалы в честь некоторых из этих богов, принимаемых наполовину всерьез, сложились уже в сравнительно поздние времена. Когда сэр Томас Пеннант в XIX веке писал свое "Путешествие по Шотландии и поездка на Гебриды", во многих поселениях Хайланда еще существовал обычай в день праздника Белтейн совершать возлияния и приносить в жертву пироги и печенье не только духам, считавшимся покровителями стад скота, но и таким существам, как лисица, орел и черный ворон, чтобы тем самым снискать их расположение. Как писал Мартин Мартин в своей книге "Описание островов Западной Шотландии", первом известном нам рассказе о жизни на Гебридских островах, увидевшем свет в конце 1690-х годах, на праздник Хэллоуин (кельтский Самхейн) местные жители Гебридских островов совершали ритуальное возлияние эля в честь морского бога по имени Шони, упрашивая его пригнать водоросли поближе к берегу. В честь местных божеств совершались и другие довольно странные и даже курьезные обряды. Так, девушки на заре умывались утренней росой, умоляя послать им красоту. При этом они надевали венки из веток рябины, мистического дерева, пурпурно-алые ягоды которого служили местным аналогом амброзии для богов клана Туатха Де Данаан. В своем первоначальном варианте все эти ритуальные празднества, кажущиеся сегодня совсем невинными, несомненно, представляли собой религиозные действа оргиастического характера - наподобие тех, что пользовались такой широкой популярностью в Древней Греции в связи с культом Диониса. Великих "повелителей жизни", а также силы природы, создавших жизнь и управлявших ею, старались умилостивить исступленным пением и криками, ритуальными танцами и - человеческими жертвоприношениями. Среди элементов праздника упоминались и костры, играющие столь заметную роль в современных фестивалях. Первоначально они представляли собой не просто feux de joile[1], а имели куда более страшное значение, которое, кстати сказать, сохранилось в связанных с ними ритуалах. Так, во время праздника Белтейн в Шотландии участники делили между собой пирог, и тот, кому доставался "подгоревший кусок", должен был трижды перепрыгнуть через пламя. На празднике в честь дня летнего солнцестояния в Ирландии сквозь пламя костра должны были пройти все: мужчины - когда пламя было особенно сильным, женщины - когда оно немного ослабевало, а скот - когда на месте кострища оставались лишь дымящиеся головни. В Уэльсе, в последний день октября, когда отмечался старинный праздник Самхейн, совершался несколько иной, более впечатляющий ритуал. На вершине холма зажигали костры и следили, пока не исчезнут последние язычки пламени. Тогда все участники бросались бежать вниз по склону холма, выкрикивая заклинания, целью которых было напугать дьявола, который, по поверью, мог схватить отставших. Дьявол в новых языческих представлениях считался древним богом, сумевшим выжить. Во всех этих ситуациях такие ритуалы представляли собой не просто бег наперегонки, а символизировали человеческие жертвоприношения.

[1] Feux de joile (франц.) - фейерверк, салют в честь знаменательного праздника (прим. перев.).

Аналогичные, но гораздо более жестокие обряды совершались в день св. Иоанна Крестителя, вплоть до самого их запрета при короле Людовике XIV[1]. На кострах, зажигавшихся при покровительстве и в присутствии старосты деревни или мэра города, сжигали огромные корзины, клетки с живыми волками и кошками. Юлий Цезарь упоминает в своих "Записках" о том, что у друидов существовал обычай устраивать огромные каркасные фейерверки, на которые они привязывали живых людей и затем поджигали все сооружение, и можно не сомневаться, что корзины с волками, лисицами и кошками служили во Франции заменой человеческих жертвоприношений.

[1] Людовик XIV - король Франции с 1643 г. (прим. перев.).

После принятия христианства была придумана особая теория, целью которой было добиться сохранения этих архаических ритуалов, несколько изменив их смысловое содержание. Прохождение людей и скота через пламя или дым костра стало истолковываться как вполне допустимая практика, обеспечивающая особую магическую защиту от сил зла, то есть бесов. Этот "гомеопатический" принцип обращения к силам зла и использования их собственно сакральной силы для защиты от них самих чем-то напоминает упоминаемый в библейской книге Левит запрет варить козленка в молоке его матери. Что же касается отношения к языческим "демонам", то такая практика считалась вполне допустимой. Разумеется, объяснение ее явно натянуто; на самом деле в основе ее лежат мрачные представления друидов о том, что, по свидетельству того же Цезаря, "если жизнь одного человека не будет оплачена и искуплена ценой жизни другого, то невозможно снискать благосклонности бессмертных богов". Этим и объясняется "необходимость" человеческих жертвоприношений у кельтов как на общегосударственном, так и на частном уровне, тенью и рудиментом которых и являются прохождение через огонь и дым костров, а также многочисленные документально подтверженные случаи жертвоприношений скота в недавние времена.

В самом конце XIX века Лоренс Гомме в своей книге "Этнология в фольклоре" приводит множество свидетельств о жертвоприношениях скота не только в Ирландии и Шотландии, но и в Уэльсе, Йоркшире, Нортгемптоншире, Корнуолле и на острове Мэн. "Не далее чем в двадцати милях от столицы Шотландии один из родственников профессора Симпсона принес живую корову в жертву духу скотьей чумы". В Уэльсе, когда там начался мор среди животных, жители принесли в жертву бычка, сбросив его с вершины высокой скалы. Гораздо чаще, впрочем, жертвенные животные сжигались живьем. Так, в 1859 году на острове Мэн один фермер неподалеку от Тинуолд Хилл принес в жертву телку, чтобы избавиться от мести призраков обитателей кургана, который был раскопан и тем самым осквернен. Более того, такие "всесожжения" иногда приносились даже христианским святым. Хроники прихода в Дингуолле под датами 1656-й и 1678 годы содержат упоминания о жертвах скота на месте старинного храма в честь сакрального персонажа, которого одни называли "святым Моури", а другие, по всей вероятности, лучше осведомленные о его происхождении, - "старым богом Моури". Были и другие святые, в частности, св. Кутберт в Киркудбрайте и св. Бено в Клинноге, Уэльс, которые" по поверью, очень любили кровь быков.

Такие жертвоприношения животных по большей части имели целью предотвратить мор и падеж скота. По старинному поверью, в жертву обычно приносили "голову за голову", и такие жертвоприношения скота постепенно практически у всех народов вытеснили более древние человеческие жертвоприношения. По свидетельству Лоренса Гомме, в старину нередко поклонялись особому идолу, "истукану, сделанному из дерева, высотой около двух футов, вырезанному и раскрашенному по образу женщины". Эта идолица считалась богиней оспы,и от имени человека, надеявшегося выздороветь от этой болезни, было принято приносить в жертву овцу.

Третий вид пережитков кельтского язычества - это многочисленные и разнообразные случаи особого почитания воды, деревьев, камней и животных. Кельты, как и другие народы арийского происхождения, поклонялись рекам. Так, реку Ди почитали в качестве богини войны, носившей титул Аэфрон, а река Риббл, под почетным названием Белисама, отождествлялась римлянами с самой Минервой. В мифах кельтов, как и у древних греков, нередко упоминаются священные реки. Так, считалось, что река Ди изрекала пророчества об исходе непрекращающихся войн между валлийцами и англичанами. Если река гнала волны к валлийскому или английскому берегу, в этом усматривали знак, что победу одержит тот или другой народ. Твид, как и многие реки и ручьи античной Греции, можно было умилостивить человеческими жертвоприношениями. То, что рекам Великобритании действительно приносились человеческие жертвы, ясно из памятников фольклора, в которых упоминаются многие водоемы. Считалось, что, если реки и ручьи не получат человеческих жертв, они будут стараться отнять жизнь у тех, кто обманул их ожидания. "Речка Дарт, не спеши; каждый год ты ждешь души", - поется в народной песне в Девоншире. Река Спей тоже каждый год требовала человеческой жертвы, а вот дух Риббла вполне удовлетворялся человеческой жертвой, приносимой раз в семь лет.

Свидетельства о почитании рек нередко переплетаются с поклонением источникам. "Что касается поклонения источникам, - пишет Лоренс Гомме, - то можно с полной уверенностью утверждать, что таковое имеет место в каждом графстве трех королевств". По мнению Гомме, наиболее живучим такое почитание остается в гэльских графствах, тогда как в графствах с преобладанием бриттов оно заметно слабее, а на юго-востоке Британии, заселенной потомками германцев, оно и вовсе отсутствует. Особенно многочисленны так называемые "святые источники"; им посвящен целый ряд специальных монографий. В одних случаях таким источникам приписываются свойства исцеления от тех или других болезней, в других они могут вызвать перемену погоды или просто "принести удачу". Им приносились жертвы, чтобы задобрить богов или нимф, обитавших в них. Пеннант рассказывает, что в старину богатые люди должны были принести в жертву одного из своих лучших коней возле источника в окрестностях Абергелеу, чтобы заручиться милостью к остальным скакунам. У источника св. Теглы неподалеку от Урексхэма больные, страдающие эпилепсией (припадками), приносили в жертву домашнюю птицу: кур, гусей и пр., но в более поздние времена дух источника привык довольствоваться и более мелкими дарами - шпильками, булавками, гребешками, цветными камешками и мелкими монетками. Со святыми источниками часто были связаны и священные деревья, ветви которых и кусочки коры верные почитатели хранили как священные реликвии. Иногда, в тех местах, где почва вокруг таких источников была лишена какой бы то ни бьыо растительности, поклонники высаживали у самой воды мелкие кустарники. Те самые люди, которые молились у источников, почитали и всевозможные священные камни. В своей книге "Развитие реформации в Ирландии" лорд Роден, рассказывая в 1851 году об острове Инниски у побережья Майо, сообщает, что священный источник под названием Дерривла и священный камень, именуемый Ннивоуги, который в дни особого поклонения бережно обертывали красивой фланелью, являли собой единственные божества, хоть как-то известные трем сотням обитателей этого уединенного островка в Атлантике. Это кажется почти невероятным, но мы располагаем убедительными свидетельствами почитания камней-фетишей жителями наших островов в совсем недавние времена. По утверждению Мартина Мартина, автора книги "Описание островов Западной Шотландии", у клана Чаттан имелся такой священный камень, находившийся на острове Арран. Считалось, что камень этот, как и камень с острова Инниски, способен излечивать всевозможные недуги, и его обычно "заворачивали в тонкие льняные полотнища, поверх которых обычно клали "плащ" из толстой шерстяной ткани". Кроме того, почитание источников часто существовало бок о бок с поклонением животным. У источника возле "Гати Дьявола", находящегося между Ракли и Эктоном в графстве Шропшир, жили, а возможно, и сегодня еще живут четыре лягушки, считавшиеся воплощением "самого дьявола и его бесенят", то есть бывшие, так сказать, богами или демонами древнего культа идолопоклонников. В Ирландии такими духами-хранителями чаще всего считались рыбы: форель, угри или лосось. Именно им приписывалось обладание даром вечной жизни. Дух источника в Банффшире являлся в обличье мухи, способной переселяться из одного тела в другое. Главной ее функцией были проророчества, и, судя по тому, насколько активной она была или, напротив, впадала в летаргический сон, местные колдуны изрекали свои пророчества. А сохранившиеся вплоть до наших дней культы воды, деревьев, камней и животных, проявляющиеся в самых разнообразных ситуациях, не стоит и перечислять, ибо они общеизвестны. Достаточно сказать, что эти проявления были поистине бесчисленны. Особенно любопытно то, что мы и сегодня сталкиваемся лицом к лицу с живыми рудиментами самой древней и примитивной религии на свете - религии, которая некогда, по-видимому, была поистине универсальной и, будучи более всех прочих близкой к земле, позволяла всем остальным верованиям развиваться параллельно с нею - и пережила их все.

Эта система лежит в основе трех великих мировых религий и до сих пор сохраняется в сознании большинства их номинальных приверженцев. Для мудрости христианской церкви весьма характерен тот факт, что она, понимая скрытую силу древней веры, сочла за благо взять под свой покров отдельные ее элементы и тем самым отчасти санкционировать ее, вместо того чтобы искоренять. Многочисленные кельтские аналоги древнегреческих "источников нимф" были освящены и превратились в "святые источники". Так, св. Колумба, отправившийся в VI веке с апостольской миссией, намереваясь обратить пиктов в христианство, наткнулся на некий источник, который они почитали в качестве бога. Мудрый святой предпочел благословить источник, и, по свидетельству "Жизнеописания" того же Адамнана, "с того дня демон навсегда покинул воды [источника]". Кроме того, св. Колумба освятил еще не менее трехсот таких же родников и источников. Точно так же были приняты под эгиду христианства и бесчисленные священные камни. Некоторые из них были заложены в основание алтарей различных церквей и соборов, другие вмурованы в стены освященных зданий. Животным-богам тоже нашлось место в христианских легендах: эти зооморфные создания стали их героями, а если их адаптация в рамках новой религиозной системы была невозможной, то такие звери объявлялись "колдовскими тварями", и отношение к ним было соответствующим. Именно это произошло с зайцем, священным, по свидетельству Юлия Цезаря, животным древних бриттов, а ныне пользующимся весьма дурной репутацией в пережитках суеверий их потомков. А на птичку крапивника в Ирландии в день памяти св. Стефана устраивают настоящие облавы. Вся вина бедной птицы состоит в том, что в ее крови, по странному суеверию, будто бы имеется "капля крови дьявола", но на самом деле причина жестоких гонений на крапивника, вероятно, заключается в том, что в старину ирландские друиды, по примеру римских авгуров, часто гадали по его щебету.

В этой книге мы попытались дать некую общую картину религиозных представлений и верований наших далеких предков, гэлов и бриттов - двух ветвей кельтов Британских островов. Мы старались показать, что собранные исследователями осколки древних мифологических систем кельтов не уступают мифам древних греков ни богатством фантазии, ни великолепием и живостью красок. Мы попытались познакомить читателей с богами и прочими персонажами наших мифов и вкратце пересказать основные предания о них. Мы рассказали об их падении и запустении прежних святилищ и том, как древние боги обрели новую жизнь, превратившись в королей, христианских святых или рыцарей со страниц романов, и попытались угадать последний угасающий отсвет их былой славы в образах "фей", а также рассказать о ритуалах, и поныне еще совершаемых людьми, вряд ли догадывающимися, кому же они, собственно, посвящены. Разумеется, наш обзор неизбежно страдает и краткостью, и поверхностностью, и недостаточной полнотой. Сегодня можно лишь строить догадки о том, удастся ли когда-нибудь восстановить мифологические представления кельтов во всей полноте. По всей вероятности, громадные фрагменты этой системы слишком глубоко погребены в недрах минувшего и разбросаны по бесчисленным фольклорным памятникам. Но и ее руины остаются той неисчерпаемой каменоломней, из которой поэты грядущих поколений будут по-прежнему добывать прекрасный мрамор для новых и новых нерукотворных созданий.

Вместе с этим смотрят:


"Одесский миф" как миф: (Ранние годы "одесского мифа")


50 вопросов и 50 ответов из христианско-психотерапевтической практики. Зло в мире и зло в человеке


РЖслам


РЖудаiзм


РЖудаiзм як нацiональна релiгiя iвреiв