Искусство Древней Греции

Страница 5

Тот, кто «без ниспосланного Музами исступления подходит к порогу творчества, в уверенности, что благодаря одной сно­ровке станет изрядным поэтом, тот немощен», и все им со­зданное «затмится творениями исступленных».

Так вещал один из величайших философов античного мира — Платон. .Над крутым склоном священного холма архитектор Мнесикл воздвиг знаменитые беломраморные здания Пропилеи с расположенными на разных уровнях дорическими порти­ками, связанными внутренней ионической колоннадой. Пора­жая воображение, величавая стройность Пропилеи — тор­жественного входа на Акрополь, сразу же вводила посетите­ля в лучезарный мир красоты, утверждаемый человеческим гением.

По ту сторону Пропилеи вырастала гигантская бронзовая статуя Афины Промахос, что значит Афины-воительницы, из­ваянная Фидием. Бесстрашная дочь Громовержца олицетворя­ла здесь, на площади Акрополя, военное могущество и славу своего города. С этой площади открывались взору обширные дали, а мореплаватели, огибавшие южную оконечность Атти­ки, ясно видели сверкающие на солнце высокий шлем и копье богини-воительницы. Парфенон, совершеннейшее творе­ние всей греческой архитектуры, или, вернее, то, что сохрани­лось от великого храма, под сенью которого некогда возвыша­лась другая статуя Афины, тоже изваянная Фидием, но не воительницы, а Афины-девы: Афины Парфенос. Как и Олимпийский Зевс, то была статуя хризо-элефантин-ная: из золота (по-гречески — «хризос») и слоновой кости (по-гречески — «элефас»), облегающих деревянный остов. Всего на ее изготовление пошло около тысячи двухсот килограммов драгоценного металла.

Под жарким блеском золотых доспехов и одеяний загора­лась слоновая кость на лице, шее и на руках покойно-вели­чественной богини с крылатой Никой (Победой) в человеческий рост на протянутой ладони. Парфенон был построен (в 447—432 гг.) архитекторами Иктином и Калликратом под общим руководством Фидия. В со­гласии с Периклом он пожелал воплотить в этом крупнейшем памятнике Акрополя идею торжествующей демократии. Ибо прославляемую им богиню, воительницу и деву, почитали афи­няне первой гражданкой их города; согласно древним сказа­ниям, эту небожительницу избрали они сами в покровитель­ницы Афинского государства.

Вершина античного зодчества, Парфенон уже в древности был признан самым замечательным памятником дорического стиля. Этот стиль предельно усовершенствован в Парфеноне, где нет больше и следа столь характерной для многих ранних дорических храмов дорической приземистости, массивности Ионический фриз Парфенона длиной в сто пятьдесят де­вять метров, на котором в низком рельефе было изображено более трехсот пятидесяти человеческих фигур и около двухсот пятидесяти животных (коней, жертвенных быков и овец), может почитаться одним из самых замечательных памятников искусства, созданных в век, озаренный гением Фидия.

Сюжет фриза: панафинейское шествие. Каждые четыре го­да афинские девушки торжественно вручали жрецам храма пеплос (плащ), вышитый ими для Афины. Весь народ участво­вал в этой церемонии. Но ваятель изобразил не только граж­дан Афин: Зевс, Афина и прочие боги принимают их как рав­ных. Кажется, грани не проведено между богами и людьми: и те и другие одинаково прекрасны. Это тождество как бы про-. возглашалось ваятелем на стенах святилища. Обломки парфенонского фриза — драгоценнейшее наследие. культуры Эллады. Они воспроизводят в нашем воображении всю ритуальную панафинейскую вереницу, которая в ее беско­нечном многообразии воспринимается как торжественное ше­ствие самого человечества. 'Эрехтейон.—Это храм, посвященный Афине и Посейдону, был построен уже после отбытия Фидия из Афин. Изящнейший шедевр ионического стиля. Шесть стройных мра­морных девушек в пеплосах — знаменитые кариатиды — вы­полняют функции колонн в его южном портике. Капитель, по­коящаяся у них на голове, напоминает корзину, в которой жрицы несли священные предметы культа. Рельеф балюстрады храма Ники Аптерос, т. е. Бескрылой Победы (бес­крылой, чтобы она никогда не улетала из Афин), перед самы­ми Пропилеями (Афины, Музей Акрополя). Исполненный в по­следние десятилетия V в., этот барельеф уже знаменует пере­ход от мужественного и величавого искусства Фидия к бо­лее лирическому, зовущему к безмятежному наслаждению красотой. Одна из Побед (их несколько на балюстраде) раз­вязывает сандалию. Жест ее и приподнятая нога приводят в волнение ее одеяние, которое кажется влажным, так оно мяг­ко обволакивает весь стан. Можно сказать без преувеличе­ния, что складки драпировки, то растекающиеся широкими потоками, то набегающие одна на другую, рождают в мерцаю­щей светотени мрамора пленительнейшую поэму женской красоты. Век высшего расцвета греческого ваяния и зодчества был' и веком расцвета греческой живописи. Именно к этому време­ни относится замечательное живописное новшество, впоследст­вии утраченное и как бы наново открытое лишь почти через два тысячелетия — в эпоху Возрождения: искусство све­тотени.

Древние авторы приписывают овладение этим искусством Аполлодору Афинскому. Он первый включил в свою палитру полутона, за что и получил прозвище Скиаграфа, т. е. Тенеписца. Трудно сказать, насколько Аполлодор и другие знамени­тые греческие живописцы V в. преуспели в этом сложном и изощренном искусстве, так как ни одной их картины не сохранилось. Навеянные же греческими образцами позд­нейшие римские работы, в большей части ремесленные, конечно, недостаточны для суждения об утраченных ше­деврах. Знаменитыми живописцами V в. были также Паррасий и Тиманф. По свидетельству древних авторов, они писали дра­матические сцены и выявляли глубокие человеческие чувства, что опять-таки знаменует переход уже в новую эпоху греческого искусства.

В вазописи, на излюбленных в эту пору стройных лекифах с белой обмазкой — сосудах для масла, главным образом пред­назначенных для захоронения вместе с умершим, встречаются композиции, блестяще передающие стройную подвижность че­ловеческой фигуры. Это очень ясные композиции на белом фо­не, замечательные по выразительной лаконичности и красоте рисунка, часто изображающие сцены, исполненные трогающей печали.

Однако новые достижения живописцев, конечно, не могли найти полного отражения в вазописи, по своему характеру прежде всего рисуночно-декоративной. Выпуклая форма сосу­да мало подходит для передачи пространства и глубины; к тому же подбор красок, способных выдержать сильный об­жиг, весьма ограничен.

В целом расцвет монументальной живописи привел в самом конце V — начале IV в. до н. э. к некоторому упадку вазопи­си. Порочное, за непригодностью средств, стремление прибли­зить вазопись к живописи, смещение жанров нанесло ущерб графической четкости, отличавшей шедевры греческой распис­ной керамики. Роспись начинают заменять налепами, ярко раскрашенными рельефными фигурами. Некоторые вазы с на­лепами очень эффектны, но, по существу, это уже не распис­ная керамика. Летом 1968 г. археологи обнаружили в некрополе, рас­положенном примерно в двух километрах к югу от обветша­лых стен древнегреческого города Пестума, в Южной Италии, гробницу с прекрасно сохранившейся стенной росписью.

Этих фресок никто не касался целых две с половиной ты­сячи лет. Сюжеты их близки темам греческой вазописи клас­сического периода. Фрески на двух длинных стенах гробницы, выполненные красной, черной, желтой и голубой красками, изображают сцены погребального пиршества. Гости — десять мужчин, увенчанных лаврами,— возлежат на ложах, очерта­ния которых намечены голубой линией. Мужчины слушают музыку и играют в «коттаб» (игра, состоящая в переплескива-ним вина из одной чаши в другую, требующая большой ловко­сти). На коротких стенах изображены: флейтист во главе по­гребальной процессии и виночерпий, наливающий вино. Последняя треть V в. до н. э. ознаменовалась тяжелыми для Греции событиями. Культурное главенство Афин было признано всем эллинским миром, но попытка Перикла устано­вить политическое главенство Афинского государства окончи­лась неудачей. Сам Перикл умер от чумы в 429 г. В длитель­ной Пелопоннесской войне (431—404 гг. до н. э.) Спарта на­несла Афинам сокрушительное поражение. Эта война ослабила всю Грецию. Восторжествовавшая Спарта не была в силах ни объединить страну, ни оградить ее независимость от посяга­тельств мощных соседей.